По всей комнате висели гигантские картины с пасторальными сценами, полные травы и рисовых полей и тому подобного. В разных углах были уложены еще больше мягких игрушек, хотя в этом случае животные были обычнее инкубаторов. Некоторые были огромны, затмевая других. Другие были тщательно отремонтированы, пережив множество поколений с ее детства и до нынешнего момента.
Юма забралась в собственное гигантское кресло, затмеваемая креслом, столом и широким панорамным окном позади нее, в настоящее время открывающим вид на серую и омраченную дождем Митакихару. Ее голова едва поднималась над поверхностью стола, и было интуитивно понятно, что ее ноги должны были болтаться.
— Так какой процент твоего сознания сегодня здесь, Юма-тян? — поинтересовалась Кёко.
— Двадцать один процент, — сухо ответила Юма. — А что?
— Просто любопытно, — пожала плечами Кёко.
Юма странно на нее взглянула.
Хотя, вместо того, чтобы сказать что-то еще, Юма наклонилась к ней, в итоге поместив на поверхность тарелку моти и два стакана апельсиновой содовой, ненадежно балансирующих на подносе.
— О, с удовольствием, — ответила Кёко на подразумевающийся вопрос, схватив свою содовую.
— Ну, во всяком случае, в чем все дело? — спросила Юма, жуя закуску. — Я знаю, что это должно быть важно, раз уж ты появилась без какой-либо еды.
— О чем ты… — начала Кёко, инстинктивно потянувшись в карман.
«Она права», — вдруг осознала Кёко, поспешно вспоминая. Она ничего не ела с тех пор, как покинула Маки. Она встала и вышла за дверь, оставив приготовленное на завтрак печенье.
Она поспешно обыскала одежду, но и там ничего не было.
Юма притворно отвела глаза.
— О боже, — сказала девочка, приложив руку к щеке. — Неужели нээ-тян наконец-то повзрослела? Четыреста лет, и ты наконец-то отпустила свою подушку безопасности! Я так тобой горжусь!
— Я была занята, — грубовато заявила Кёко, агрессивно схватив моти с тарелки. — Должно быть, отвлеклась.
Юма мельком улыбнулась, но после этого наклонилась над столом с серьезным видом — что значило, что она практически улеглась на стол.
— Хотя это и правда несколько странно, — серьезно сказала она. — Все в порядке?
— В полном! — заверила Кёко, дернув щекой. Она знала, что вызывает подозрения, но никогда бы не призналась Юме — особенно Юме — что она отвлеклась на девушку в своей кровати.
Юма села обратно, со скепсисом во взгляде, но не давя в этом вопросе.
— Во всяком случае, — сказала она. — Вернемся к делу. Рассказывай, что происходит. Это ведь не социальный визит, не так ли?
Юма оперлась щекой о кулак, покачивая головой вперед и назад в ритме какой-то внутренней песни. Честно говоря, Кёко не представляла, как Юма справлялась с когнитивным диссонансом между ее видимым и фактическим возрастом, не устроив замыкание.
Кёко открыла рот, собираясь ей обо всем рассказать, после чего у нее появилась другая идея.
Вместо этого она передала Юме полный отчет об аудите кубов горя, все пятьдесят тысяч слов.
Юма моргнула, после чего слегка наклонила голову, завибрировали украшения в волосах. Как ожидалось, не потребовалось много времени, чтобы понять по крайней мере резюме исполнителя.
Юма положила на стол недоеденное моти.
— Интересно, — сказала она. — И беспокояще. Системы распределения специально разработаны, чтобы избегать подобных нерегулярностей поставок. Я-то знаю. Я помогала с наблюдением за их установкой.
В ее голосе все еще были детские нотки, что она до сих пор использовала, но теперь они несли с собой подспудный взрослый гнев.
— Я это знаю, — глядя ей в глаза, сказала Кёко. — Вот почему меня это обеспокоило. У Мами тоже из-за этого плохое предчувствие.
Кёко сдвинулась в кресле, когда Юма бросила на нее взгляд, девочка устроилась глубже в кресле, чтобы выслушать.
— Очевидно, это не наша специальность, — продолжила Кёко. — Но Церковь туда заглянула. Судя по всему, системы работают как задумано.
— Ну конечно, — прорычала Юма, ее голос потерял большую часть юности. — Это одни из самых отказоустойчивых и защищенных систем. Или так бы я сказала, если бы не было ясно, что они работают не как задумано.
— Мы не смогли изучить ни одного их регулирующих конечное распределение полуразумных, не смогли мы и расспросить ни одного из разумных, — сказала Кёко. — Не с нашей степенью допуска, и не выдавая, что мы ищем. Но все автоматические системы работают без сбоев.
Разговорное «автоматический» больше не включало «ИИ-управляемый».
— Да, автоматические системы, — задумчиво прищурилась Юма. — Конечно, не все автоматизировано.
— Я попросила Мами взглянуть с ее стороны, — сказала Кёко. — Но она не уверена, как много она найдет. Как она мне пояснила, офицерский корпус не подпускает ее к деталям операций, и ей приходится с боем получать необходимое.
Юма с задумчивостью откинулась на спинку кресла, полностью отлично от своего прежнего детского поведения.
— Да, — сказала она, сложив руки под подбородком. — И лишь внешние аспекты системы управляются военными. Чем глубже в тыл, тем больше операций подконтрольны Правительству. С какого-то момента системы уже не будут подпадать под ее власть. Конечно, это зависит от того, где эта гипотетическая ошибка.
Взгляд Юмы скользнул в сторону.
— Есть еще одна возможность, — сказала она, встретившись взглядом в Кёко. — Возможно, кто-то манипулирует этим отчетом, либо из твоей организации, либо подавая вашим аудиторам ложную информацию.
— Ты обвиняешь кого-то в Церкви, что вводит меня в заблуждение? — спросила Кёко, глядя на Юму с искаженным, немного антагонистическим лицом.
— Твой Культ не идеален, нээ-тян, — ровно сказала Юма. — Ты это знаешь. Также как и не все тебе рады. Я лишь сказала, что это возможно. Плюс, если это вопрос ложной информации, это и вовсе не будет иметь ничего общего с твоим культом.
Кёко вздохнула, кивком признав правоту. У Церкви, среди прочего, было христианское происхождение. Для многих было непросто отказаться от некоторых списанных ею доктрин, и некоторых явно не радовало ни ее снисходительное отношение к амурной деятельности, ни ее собственные плохо хранимые секреты.
— Тогда в чем была бы цель чего-то подобного? — спросила Кёко, укусив моти, которое, вдруг она поняла, она все еще держала.
Юма продолжала сидеть с непроницаемым лицом. Кёко не спрашивая знала, что она «перераспределяет когнитивные ресурсы». Где-то в виртуальных залах заседаний глубоко в правительстве глаза ее аватар тускнели, а сами они стихали, их ресурсы выделялись помочь расследованию или помочь ей обдумывать этот разговор.
— Не знаю, — с призраками в глазах сказала Юма. — Возможно, заставить нас чрезмерно отреагировать? Это все, что я могу придумать. Еще больше причин действовать тихо, как вы и делаете.
Она села чуть прямее.
— Но давай не будем увлекаться, — сказала она. — Я лишь предложила возможность. Гораздо вероятнее, что отчет верен, что тоже дает последствия.
— Думаешь, это связано с интервью? — спросила Кёко. — О пострадавших девушках, не вернувшихся, когда они должны были? Это не суть отчета, но меня это весьма встревожило.
Юма взглянула Кёко прямо в глаза, и Кёко слегка вздрогнула.
Это ощущение повторяло то, что она испытала недавно с дедушкой Рёко, но на этот раз гораздо сильнее. По сути, в сравнении, прежний опыт был лишь бледным подражанием нынешнему.
Ощущение было в том, что она на самом деле говорит не с человеком, не то чтобы она не поняла этого четыре сотни лет назад. Ощущение это было, возможно, потому, что она на самом деле не была одной из них.
— Слухи, как известно, ненадежны, — откинулась на спинку стула Юма. — А показатели выживаемости при критическом истощении самоцвета души остаются стабильны. Просто недостаточно свидетельств. Но, — продолжила она, подняв палец, чтобы упредить открывшую рот Кёко. — В этом есть некоторый смысл.
— Смысл? — удивленно переспросила Кёко. — Что ты имеешь в виду?
— Подумай, нээ-тян, — сказала Юма. — Если неким волшебницам не досталось кубов горя, каков будет результат? Без кубов горя, если они вступят в бой, они изо всех сил будут стараться сохранить чистоту самоцвета души, и как результат…
— В конечном счете большее число дойдет до критического уровня, и их отправят за линию фронта, — широко распахнув глаза, закончила Кёко.
— Где некоторые из них могут или не могут пропасть, — подытожила Юма.
Она приостановилась.
— Конечно, — продолжила она, — такие мысли заводят на территорию теории заговора, но, честно говоря, вся моя жизнь была теорией заговора, так же как и твоя.
Кёко на это кивнула. Вполне можно было сказать и так.
— Но зачем? — спросила Кёко. — Пытаются ли они уменьшить нашу боевую производительность? Саботировать войну… нет, этого не может быть. Если все это правда, в отосланных девушках должно быть что-то важное. Если только это не способ просто уменьшить нашу численность? Но нет, тогда бы это отразилось где-нибудь еще в статистике.
— Все это возможно, — сказала Юма. — И я могу придумать еще несколько вариантов, но недостаточно свидетельств, чтобы что-то сказать. И помни, исчезновения пострадавших девушек это просто слухи.
Юма слегка улыбнулась, слегка изменилось настроение разговора.
— Но я проведу расследование, — сказала она. — Для этого ведь я здесь, не так ли? Ты собираешься доедать или будешь еще час держать?
Она указала на еду в руке Кёко.
— А, верно, — демонстративно сделала Кёко еще один укус.
— Юма-тян, этот отчет это не все, — неловко жуя, сказала Кёко. — Пока я здесь, хочу поговорить еще кое о чем, насчет чего мне пока еще не удалось поговорить с Мами. Это может быть связано, может быть чем-то еще, но на этот раз мы уверены, что игра грязная.
Юма чуть опустила голову в смутном кивке.
— Вся эта серьезность меня утомляет, — с полуулыбкой сказала она. — Но конечно. В чем дело?
Вновь Кёко открыла рот заговорить, и вновь придумала идею лучше.
«Таккомп, — подумала она. — Собери и передай соответствующие воспоминания».
«Принято», — скорее почувствовала она, чем услышала. Это было ощущение чего-то завершенного, вроде того, когда наконец-то заканчиваешь тот проект, что откладывался уже целую вечность. Непросто было описать.
И снова Юма слегка склонила голову, принимая их. На этот раз она потратила много времени, воспроизводя присланное Кёко. В конце концов, отпечатки памяти были не тем же, что и текст.
Это время Кёко потратила на то, чтобы доесть еду и выпить немалую порцию своего напитка.
Наконец, Юма выдохнула.
Непросто было взволновать Юму — вообще-то, любую из них — но на этот раз Юма выглядела чуть менее самоуверенно, чем до этого.
— Это чрезвычайно тревожно, — просто сказала она. Она смотрела на Кёко, но у Кёко было неуютное ощущение, что Юма на самом деле не видит ее.
— Знаю, верно? — тем не менее сказала Кёко. — Никто не пробовал подобный трюк с самого начала нашей глобализации. Просто не было причин.
— Это не так, — вкрадчиво сказала Юма, поставив локти на стол. — Помнишь разбирательства с убийствами Хендерсон? Шейла Хендерсон убила еще две команды, прежде чем ее поймала гвардия, в конечном счете получив переформатирование. А затем были убийства Симада. Не упоминая о той команде в Каире…
— Ладно, ладно, — подняла руки Кёко. — Я поняла. Я за этой темой не следила. Тем не менее, как ты сказала, это тревожит.
— Да, — согласилась Юма. — Не упоминая о, э-э, периодическом тайном использовании кубов горя.
В такие моменты Кёко вспоминала, насколько защищен кабинет Юмы, раз уж она осмеливается вслух о таком говорить.
— Во всяком случае, — продолжила Юма. — Я только что прочла отчет о происшествии с той ордой демонов. С ними было необычайно сложно бороться?
Кёко пожала плечами.
— Они были крепче обычного, — сказала она. — Но теперь в этом есть смысл, учитывая, откуда они взялись.
— У тебя не осталось образцов, — сказала Юма. Это был не вопрос.
— Конечно нет, — усмехнулась Кёко. — Тебе стоило почувствовать, насколько они насыщены! Это была немалая опасность. Человек никогда бы не смог безопасно с ними обращаться.
Юма раздраженно вздохнула.
— Ну правда, нээ-тян, порой ты такая baka, — сложила она руки и нахмурилась. Последнее слово она едва ли не пропела. — Во всяком случае, откуда взялась вся эта дрянь? — продолжила Юма, размахивая перед Кёко пальцам. — Конечно, это секрет, но тебе это не кажется немного знакомым?
Кёко прищурилась, оскорбленная или притворяющаяся.
Она попыталась скрыть досаду, подумав о том, что может подразумевать Юма.
— Не просто накопить кубы горя в масштабах, необходимых для призыва подобной орды, — сказала Юма. — Не с повсеместным слежением нынешнего времени. Но уж ты-то должна знать, что есть альтернатива. Я не виню тебя, что ты не знаешь, как такое заметить, но тебе в голову должна была прийти хотя бы мысль об этом. Во всяком случае, учитывая всю нашу историю.
Кёко продолжала смотреть в лицо Юмы. К чему она клонит? История…
Глаза Кёко распахнулись.
— Ты же не имеешь в виду… — начала она.
— Конечно имею, — скрестила руки Юма. — Именно из-за сложности с уклонением от системы учета подобные атаки всегда были так редки. Хендерсон удалось только потому, что ей хватило безумия десятилетиями копить свой избыток, а чиновницы ее района оказались некомпетентны. Террористы Симада, очевидно, знали секрет. Так же как и каирская команда. Это малая выборка, но если взглянуть на несколько имеющихся случаев, лишь незначительное меньшинство и правда не поленилось проделать все сложным способом. Поняла, идиотка?
Она буквально залезла на свой стол, чтобы осуждающе ткнуть пальцем Кёко в лицо.
— Я ничего об этом не знаю! — попыталась защититься Кёко, хоть и знала, что облажалась. — Слушай, я знаю, что должна была знать, но оставь меня в покое. Я ни в чем подобном не участвовала! Ты тут специалист! Вот почему всегда обращались к тебе.
— И вот почему ты могла принести мне образец, — вернулась на свое место и неодобрительно нахмурилась Юма.
Хотя через секунду она вздохнула.
— Но на самом деле это не твоя вина, — раздраженно оперлась она на одну руку. — Единственный другой твой опыт с перенасыщенными кубами горя был косвенным, и я понимаю, почему ты не подумала об этом в первую очередь.
— Я вообще стараюсь об этом не думать, — отвела глаза Кёко. — По очевидным причинам.
— Упускаешь возможность, — сказала Юма. — Если бы мы наверняка знали, что происходит, мы бы могли значительно сократить число подозреваемых. Немногие вообще знают, что это возможно, еще меньше, как это сделать.
— Сожалею, — склонила голову Кёко.
— Не нужно, — сказала Юма. — Это и правда не твоя вина. Я просто над тобой пошутила, а теперь из-за тебя чувствую себя виноватой.
