Перкалевый ангел. Предтечи этажерок

Вот и новые знакомые, встреченные на узкой прифронтовой дороге в тылу болгарских войск, тоже с превеликим удовольствием ознакомились с последними достижениями русской военной промышленности. Но, если давно знакомый многим "Ла-Манш" вызвал лишь мимолетный интерес, то от характеристик продемонстрированных пистолетов и пулемета все пришли в полнейший восторг. Особенно поразительными оказались озвученные вес и скорострельность ручного пулемета Федорова-Дегтярева образца 1912 года, ставшего итогом объединения воедино трех разных систем — Бертье, Мак-Клена и самого Федорова. Изрядные финансовые вливания и предоставление заказчиками производственных мощностей имеющихся под их рукой заводов позволили русским оружейникам создать близкий аналог того, что в другой истории получило название ДП-27. Естественно, проходящий ныне полевые и, заодно, боевые испытания ФД-12 не являлся точной копией пулемета простоявшего на вооружении советской армии свыше трех десятков лет. Но был близок к тому, что по общей архитектуре устройства, что по тактико-техническим характеристикам. И, что являлось немаловажно — по количеству составляющих его деталей! Всего 70 при четырех пружинах, что было ровно вдвое ниже составных частей пулемета системы Бертье требовавшего к тому же применения аж пятнадцати различных пружин.

Ну и стальной диск с 90 патронами вместо матерчатой ленты тоже получил множество лестных отзывов. Хотя, справедливости ради, стоило отметить, что пехотный вариант должен был снаряжаться плоскими магазинами на 30 патронов, подобно тому же Мадсену или Бертье. И только авиационные пулеметы производились под применение дисковых магазинов. Тут свою роль играли, как дороговизна производства этих самых дисковых магазинов, так и ресурс ствола. Это в воздухе, будучи обдуваемым набегающим потоком воздуха, ствол выдерживал ведение интенсивного огня относительно длинными очередями, а вот на земле подобных издевательств он мог и не пережить. Потому для пехоты и предполагалось производить магазины втрое меньшей вместимости.

По завершению перерыва на знакомство с попутчиками, "бронекавалеристы" вновь взялись за штурм горки, но заползти на ее вершину броневик смог только с третьей попытки после демонтажа вооружения и полной разгрузки. Причем, экипажу и всем остальным пришлось его еще и подталкивать. Распрощавшись на этой ноте с членами бронеотряда, пилоты умчались вперед. Стрелки часов только-только перевалили за два часа, но поскольку темнеть начинало уже в шесть, они хотели успеть прокатиться до новой линии соприкосновения войск.

Глава 6. Репетиция.

Первого ноября 1912 года все способные к вылету аэропланы вновь вылетали на разведку, а ближе к вечеру 3-я болгарская армия, дождавшись прибытия частей 1-й армии, повсеместно перешла в наступление по всей линии фронта и смогла прорвать оборону противника у селения Карагаач, а также потеснить турок на флангах, что в итоге привело к очередному паническому отступлению всех османских войск до самой Чаталджинской линии укреплений, перегораживающей путь к Стамбулу в ста километрах от Люлебургаза.

Этот успех болгарской армии оказался омрачен гибелью Христо Топракчиева. Вместе со всеми он вылетел на своем отремонтированном Блерио-11 на разведку и даже благополучно вернулся обратно к аэродрому, но при посадке у аэроплана оторвался замененный днем ранее руль высоты, и неуправляемая машина воткнулась в землю метрах в двухстах от границы аэродрома. Подоспевшие к месту аварии сослуживцы обнаружили в груде обломков уже бездыханное тело своего товарища.

Поминки по Христо, в которых приняли участие все сослуживцы, получили очень некрасивое продолжение. Изрядно принявшие на грудь болгарские пилоты, не придумали ничего лучше, чем предъявить обвинения в его гибели русским, которые по их мнению специально подстроили аварию, чтобы доказать превосходство своих машин над европейскими моделями. Не забыли им припомнить и грандиозные денежные выплаты, обозвав едва ли не грязными наемниками. В конечном итоге, массив выливаемых на их головы грязи превысил все допустимые нормы, так что Михаил с Тимофеем и Константином не придумали ничего лучше, как начистить аристократические физиономии зарвавшихся офицеров. При этом не были обделены вниманием и европейские инструкторы, активно нашептывавшие что-то болгарам на уши весь вечер. По крайней мере, оба француза, швейцарец и один из немцев щеголяли на следующий день синяками и ссадинами. Досталось и русским. У Федюнина заплыл правый глаз, Михаил красовался распухшей скулой, а Тимофей лишился одного зуба и размерами губ напоминал жителя Центральной Африки.

В результате грозился разразиться грандиозный скандал, но 3-го ноября на аэродром прибыли новые пилоты из России вместе с техникой, и всю команду Михаила мгновенно перевели в подчинение 3-й армии, уже долгое время желавшей иметь собственный аэропланный отряд. Вместе с отрядом Михаила в формируемое 2-е аэропланное отделение были направлены Симеон Петров в качестве командира, Тимофей Ефимов, с которым все же заключили постоянный контракт, и итальянец Джовани Сабели. С ними же отправляли в качестве летнабов так и не освоивших самостоятельные полеты Димитра Сакеларова, Гаврила Стояновича и Николу Манкова.

В этот же день было замкнуто кольцо окружения вокруг Эдирне, и одна из дивизий уже готовилась к выдвижению к Люлебургазу. Договориться с командованием о совместном переходе не составило особого труда, тем более что ряд офицеров уже знали Михаила по его поездкам на передовую, и утром 4-го ноября, загрузив на грузовики последнюю палатку, отряд покинул аэродром. Колонне из дюжины транспортных средств, как минимум, пару дней предстояло преодолевать порядка восьмидесяти километров узких и извилистых дорог, а Михаил на своем У-2, приняв в качестве ведомых три Блерио-11 разных серий выпуска, благополучно достиг Люлебургаза спустя час полета.

Не смотря на имевшиеся предварительные договоренности, поле для них никто не подготовил. Да и не ждали их, по всей видимости. Поэтому, сажать машины пришлось на дорогу. В результате, наскочив одним колесом на камень, серьезно повредил свой аэроплан итальянец, на четверть сократив возможности их отряда еще до начала полетов. С обустройством тоже возникли проблемы. Интенданты сильно отстали от передовых частей и все еще тащились по дорогам, а все лучшее, что имелось в городе, было забрано с собой ушедшими турецкими войсками или досталось частям первыми вступившим в город. Лишь наличие денег помогло четырем пилотам дождаться прихода своей колонны не испытывая недостатка в еде и крыше над головой. Но скромные запасы золотых монет почти истаяли, а бумажные левы местные торговцы брать пока отказывались, не смотря на наличие пулемета в руках у Константина, без сопровождения которого никто из пилотов не отваживался покидать временное жилище. Хоть практически все турецкое население, опасаясь истребления, покинуло город, обстановку в нем нельзя было назвать спокойной.

Дождавшись прихода колонны и сгрузив на плечи механиков побитый Блерио вместе с оставшимися безлошадными пилотом и наблюдателем, Михаил повел остальных к Чорлу, из которого примчался курьер на мотоцикле с известием о готовности аэродрома для их приема. Вообще, отсутствие нормальной связи сделало курьеров поистине бесценными людьми, и потому их часто можно было видеть на дорогах, несущимися на своих ревущих мотоциклах.

Вылетев утром 7-го ноября из так и не ставшего гостеприимным Люлебургаза, уже через полчаса полета все три аэроплана удачно приземлились на выделенное для них поле и со следующего дня включились в боевую работу, на радость командования 1-й и 3-й армий. Вот только доставляемые авиаторами данные не добавляли хорошего настроения болгарским генералам.

Построенная еще до войны с Россией 1877 — 1878 годов Чаталджинская линия укреплений внушала уважение. Двадцать семь железобетонных фортов с выполненными из стальной брони крышами и шестнадцать недавно возведенных редутов составляли две линии обороны и по предварительным оценкам вмещали свыше ста тысяч человек. Для 25 километров фронта это было много. Очень много! Без осадной артиллерии нечего было и думать о наступлении. Любой, кто попытался бы атаковать эти укрепления в лоб, непременно умылся бы кровью еще на подходе, поскольку лежащая перед укреплениями долина реки Карасу представляла собой голую равнину без каких-либо естественных укрытий.

Первый же разведывательный вылет показал, что с организацией зенитного прикрытия у турок было все в порядке. Естественно, не по нормам Михаила, но на фоне всех остальных стран, по большей части вообще не имеющих заточенных под подобные действа частей, они смотрелись весьма солидно. Михаил сам впервые попал под обстрел шрапнельными снарядами и вынужден был постоянно менять высоту полета, чтобы турецкие зенитчики не достали его очередным выстрелом. А поскольку даже У-2 не отличался хорошей скороподъемностью, в основном приходилось нырять вниз и уходить назад, где вновь можно было набрать высоту в относительной безопасности. Постреливали по аэропланам и из винтовок. Причем обе стороны. В результате уже через два дня в строю остался лишь один латанный-перелатанный У-2, щеголявший заплатками, как леопард черными пятнами.

Оба Блерио-11 тоже нахватались пуль и требовали ремонта. Но тут не было худа без добра — сговорившиеся с Тимофеем механики под молчаливое одобрение Михаила, переставили одной темной ночью двигатель с разбитого Сабели аэроплана, который все же привезли на их новый аэродром, на его "Старичка", а также канибализировали с него все необходимое для восстановления машины командира отряда, чтобы окончательно списать побитый Блерио и тем самым скрыть свое маленькое преступление.

Неделю Михаил с Тимофеем каждый день, как на работу, вылетали для ведения разведки, но поскольку все запросы на получение денежного вознаграждения вновь начали оставаться неисполненными, пятнадцатого ноября оба объявили забастовку и загнали свои аэропланы в ангары на капитальный ремонт, пообещав вести его так долго, как это только будет возможно.

Попытавшийся было заменить их Сабели, вылетевший на последнем находившимся в строю Блерио-11, не смог даже долететь до линии соприкосновения войск и, заблудившись, совершил вынужденную посадку после израсходования топлива, повредив при этом шасси. Больше их в этот день не беспокоили, а на следующее утро из штаба армии примчался курьер с пакетом набитым тысячами левов и приказом немедленно вылететь для ведения корректировки артиллерийского огня.

— Болгары решились на лобовой штурм. — осознал Михаил, стоило ему подойти к Чаталжинской линии обороны. Сотни орудий с обеих сторон вели непрерывный огонь, не жалея снарядов. Местами разрывы вставали столь плотно, что из-за стелившегося над землей дыма ничего невозможно было различить. Помимо тяжелых орудий, размещенных внутри фортов, и полевых орудий, расставленных на редутах, по позициям болгарских войск вели огонь монструозные стволы тяжелой осадной, а то и противокорабельной артиллерии.

Пролетев вдоль всей линии соприкосновения войск, Михаил встал в круг над Лараз-кюи, где не менее дивизии шло на штурм полевых укреплений турок. В то время как несколько тысяч солдат вели стрельбу по турецким позициям, не меньшее количество активно орудовало саперными лопатками, врываясь в землю примерно в километре от редута. Без артиллерийской поддержки, в голом поле, под беспрерывным пулеметным и артиллерийским обстрелом каждую минуту боя дивизия покупала себе, расплачиваясь десятками жизней своих солдат.

Трижды Константин сбрасывал на ближайшие болгарские батареи пеналы с данными по размещению артиллерии противника, но ни одна из них так и не открыла огня. По всей видимости, не нашлось офицера способного рассчитать данные для стрельбы с закрытой позиции, а вывод орудий на прямую наводку однозначно приводило бы к их неминуемой потере.

Поняв, что здесь ни с кем каши не сваришь, Михаил взял курс на юг и, обнаружив активно работавшие болгарские батареи, корректировал их огонь, пока не закончились пеналы для сообщений.

Вернувшись на аэродром, они обнаружили там Тимофея. Его Блерио вновь получил несколько пробоин в крыльях и хвосте, но на пилоте не было ни царапины, и он вновь рвался в бой, стоя над душой у техников с требованием отремонтировать его аэроплан как можно скорее.

В У-2 тоже попали пару раз, но Михаил махнул рукой на эти незначительные повреждения и, забрав всех техников под свое командование, принялся монтировать бомбовый прицел и систему сброса вместе с держателями. Те монструозные турецкие орудия показались ему достойной мишенью, чтобы потратить на их уничтожение некоторое количество привезенных из России полноценных авиационных бомб. К тому же, они являлись стационарной и большой мишенью, что также было неплохо. Не смотря на десятки проведенных учебных сбросов, он прекрасно понимал, что в боевой обстановке все может пойти не так. А начинать учиться надо было уже сейчас, дабы потом передавать свой собственный опыт русским военным летчикам.

К четырем часам, когда переоборудование У-2 было завершено и на него под удивленными взглядами болгарских пилотов начали подвешивать трехпудовые бомбы, из штаба принесся очередной курьер с приказом генерала Радко Дмитриева всеми доступными способами произвести воздушную атаку турецких броненосцев обстреливающих левый фланг 3-й армии.

— А вот эта задача будет интересной. — потер руки Михаил, выслушав зачитанный Симеоном приказ. — Работать по морским целям мне еще не доводилось.

— А по наземным доводилось? — удивился командир 2-го отряда, точно знавший, что во время войны Михаил ни разу не брал с собой в полет те самодельные бомбы, что изредка бросали со своих машин остальные пилоты, не говоря уже о тех громадинах, что техники заканчивали подвешивать под крылья У-2.

— Конечно, доводилось! Мы в России провели немало опытов по бомбометанию с У-2. Это ведь было одно из обязательных требований к машинам на недавних состязаниях аэропланов предлагаемых военному ведомству.

— И как? Получалось?

— Хм, скажем так, господин поручик, в громадину броненосца я точно не промажу. — уклончиво ответил Михаил.

— А мне с вами можно? — с ярко выраженными просительными нотками поинтересовался Петров.

— Только если сможете уговорить Тимофея позволить вам вылететь на его аэроплане. Сам я в этот вылет пойду без наблюдателя, чтобы не перегружать машину.

Естественно, Тимофея никому уговорить не удалось. Он и сам рвался пойти в этот вылет даже на аэроплане с прострелянными крыльями.

Рожденные в Германии, как первенцы германского броненосного эскадренного флота, спустя шестнадцать лет беспорочной службы два броненосца типа "Бранденбург" подняли военно-морские флаги Османской империи, став сильнейшими кораблями ее флота. "Хайреддин Барбаросса" и "Торгут Рейс" за два года нахождения в руках турецких моряков серьезно сдали и не могли похвастаться заложенными инженерами характеристиками, но для оказавшейся в открытом поле пехоты шесть их 11-тидюймовых башенных орудий, не считая среднего калибра, оказались сущим проклятьем. От полного разгрома оказавшуюся под обстрелом болгарскую дивизию пока спасало только немалое расстояние до берега. Но, не встречая какого-либо отпора, два броненосца методично перепахивали квадрант за квадрантом, приводя в ужас болгарских солдат одним видом огромных фонтанов земли поднимаемых в воздух тяжелыми снарядами.