Дыхание в басовом ключе

— Скрытный? Снежный? — хохотнул он и, отложив гитару, повернулся ко мне всем телом. — Да брось! Или ты об Алеке?

— В каком смысле? — почему он говорит о них, как о разных людях?

— Надеты маски часто на людей, то ангел он, а то гремучий змей, — продекламировал Леголас. — Чтоб до конца понять нам человека, порою не хватает жизни всей. Это Розбицкая, — пояснил он. — Алек... Знаешь, Ал из тех людей, что просто не видят необходимости что-то скрывать, поскольку абсолютно не считаются с чужим мнением. Вот ты бы стала скрывать что-либо от, скажем, амёбы? Какое тебе до неё дело? Он не скрывает, Вик, он умалчивает. Снегов тот ещё манипулятор.

— Ты прямо каким-то исчадием ада его рисуешь, — нахмурилась я.

— Нет, — хохотнул он. — Что ад, что рай — это не про Алека. Он не плохой и не хороший. Он просто на своей волне. Захочет помочь — поможет, даже просить не надо. Не захочет — черта с два заставишь или уговоришь. Если он на твоей стороне, лучшего друга и желать невозможно. Проблема в гранате.

— В чем, прости?

— В гранате. Ал как обезьяна с гранатой. Никогда не знаешь, куда она её бросит в следующий момент, — Дима замолчал на секунду, как будто что-то вспоминая, и продолжил: — Всё очень просто — есть его мнение, а есть неправильное. Если вовремя понять это и не пытаться увидеть в его словах и действиях то, чего там нет, с ним вполне можно иметь дело.

— То есть, — уточнила я, немного ошарашенная такой, крайне неожиданной для меня, оценкой Снегова, — ты хочешь сказать, что ему просто на всех плевать?

— Ты опять пытаешься подогнать его под общепринятые понятия, — отрицательно покачал он головой. — Нет, конечно. Ал и дружить умеет, и любить, если тебя именно это интересует. Просто, если Ал считает кого-то своим другом, он так прямо и скажет. А попытки решить за него, на основании того лишь, что он подпустил тебя чуть ближе, чем остальных, заканчиваются весьма плачевно.

— И многих он считает своими друзьями?

— Друзья? — задумался он. — Да черт его знает. Шес, пожалуй. Ну, может ещё Ромка твой. И то, я не уверен насчет Ромки. Есть люди, которые ему важны — родители, тот же Хан. Даже не важны, хм... не знаю, как это правильно сказать. Поверь, он умеет ценить простые человеческие отношения, но абсолютно не умеет подстраиваться под других. Видишь ли, думаю, он просто слишком быстро стал знаменитым, слишком рано окунулся в атмосферу вседозволенности. Он, наверное, и не умеет по-другому.

— А как же Шес?

— Хм... — Леголас на секунду задумался. — Шес совсем другое дело. Шеса он боится потерять.

— А тебя, значит, не побоялся? — ляпнула я, не подумав, о чём тут же пожалела, но слово не воробей. Но Дима, кажется, не обиделся.

— Ну, во-первых, кто я, а кто Шес, — печально хмыкнул он. — Друзья приходят, Вика, и уходят, а другого брата или отца у него уже не будет. А, во-вторых, мы разосрались не из-за него. Там я ступил. Он хороший парень, только понимаешь... Он никогда не делает ничего назло, не мстит, не пользуется своим положением, но и не помогает. Его бесполезно просить о чём-то, разве что он сам, по каким-то ему одному ведомым причинам, решит помочь. Ну, или если Шес его попросит.

— А Шес может ему указывать?

— Шес, Вика, много чего может, — Леголас потеребил губу, не сводя с меня серьёзных и внимательных глаз. Я уж было решила, что разговор окончен, но неожиданно парень продолжил: — Шес тяжёлый человек. Тяжелый и довольно скрытный. Я его сколько лет знаю, и то он умудряется удивлять меня время от времени. Он кажется каменной стеной, бульдозером, айсбергом. Отмороженный пофигист, страдающий приступами неконтролируемого гнева. Так все считают. Ты тоже так думаешь?

— Отмороженный, пожалуй, — мстительно согласилась я. — Но он кто угодно, а не пофигист. Откуда это взялось вообще?

— А ты понаблюдай за ним на людях. Ты сейчас видишь совсем другую его сторону. Он почему-то разрешил тебе. Хотя, я догадываюсь почему.

— Почему?

— Хм... — он лукаво ухмыльнулся. — Не-е-е, а если я ошибаюсь? Не маленькие, сами разберётесь. Но одно я тебе скажу — у него все люди довольно чётко делятся на "своих" и "чужих". И ты каким-то образом умудрилась стать "своей".

— Это хорошо?

— С ним — да, — очень серьёзно заверил гитарист. — Можешь быть уверена, он за своих горло порвёт. И это не образное выражение. Была история одна... Дэн тогда только пришёл к нам. Он же совсем в другой культуре вырос. Рыжий израильтянин, ты знала?

— Нет... — так вот что у него за акцент.

— Ну да... — подтвердил парень. — Он в Россию уже подростком переехал. Лет в тринадцать, что ли. Не ребенок, короче. Менталитет и воспитание совсем другие, не как у нас. Да и мы его нормально приняли. Может, потому что крутимся немного не в той среде, что простой обыватель, может ещё почему — не знаю. Но факт — расслабился он, шифроваться перестал. За что и поплатился. Устроил ему козёл один бесплатную путёвку в Склиф на пару недель.

— Подожди, подожди! — потеряла я нить разговора. — От чего шифроваться? За что поплатился? Его что, избили за то, что он еврей?

— Его чуть не убили за то, что он гей, Вика.

— Как гей? — вот это новость.

— Да вот так, — отмахнулся тот, как от чего-то несущественного. — Но и это ещё не всё. Наша бравая ментура отказалась принимать у него заявление, ненавязчиво намекнув, что если господин Боровски будет настаивать на своих обвинениях, то две недели могут превратиться в пару месяцев.

— С ума сойти...

— Погоди, ещё не сходи, — перебил Дима. — Короче, у Шеса тогда конкретно планка упала. Нашёл он мудака того. И уложил в соседнюю палату. Как не убил к чёрту, не понятно. Видимо, одного из них бог хранил. Вот только у мужика этого заявление с радостью приняли и завели на Шеса дело.

— Ещё бы, — цинично согласилась я. — Кто б прошёл мимо такого скандала.

— Ага. "Безнаказанность, поощряемая общественностью", "Опасный наркоман — кумир наших детей", — цитировал он заголовки. — А он уже чистый был, но кого это волнует? И то, что с рыжим было, тоже никого не волновало. Шеса чуть в тюрьму не упекли, а мужику тому передачки в больницу слали. Громкое дело тогда было. Все газеты об этом писали. Если бы не его приятель в МУРе, который помог улики подчистить, хренушки замяли бы. Но и без улик пришлось много бабок отстегнуть. Вот с тех пор и повелось — как какой газетёнке рейтинга не хватает, пускают в ход очередную статейку про его очередной пьяный или обдолбаный дебош.

— Так он всё же дебоширит? — уточнила я, ещё не решив, как относиться к рассказанному.

— Какой дебош, Вика? — возмутился гитарист. — Ты же его видела: поорать, припугнуть, поматерится — это он завсегда пожалуйста. Но драки? Вандализм? И вообще — он не пьёт. И чистый он, я тебе клянусь!

— В чём ты там клянёшься? — мы синхронно вздрогнули, услышав от двери такой знакомый голос, и через секунду в студию вошёл и сам его двухметровый обладатель. — Если в вечной любви, то гони его в шею, Витёк! У него это стандартная фраза на все случаи жизни от "не могли бы вы передать мне соль" до "прохладно сегодня, не находите?"

— Чья б корова мычала! — огрызнулся Леголас. — Вы когда с Алом уже фифу свою поделите?

— Мы на распутье, — повинился Шес. — Никто не хочет уступать. Битва идёт не на жизнь, а на смерть!

— Как романтично... — фыркнула я.

Знаете, стало немного обидно. То они мне оба мамой клянутся, что ничего с этой девицей не имеют, то "битва на смерть"!

— Какая романтика, Вика? — хохотнул Леголас. — Суровая правда жизни — они оба её не хотят.

— А вот это, Димуля, уже не твоё дело, — Шес щёлкнул его по носу и всунул мне в руку блокнотный лист с каким-то адресом. — На. Зовут Валя. Встретитесь вот в этой кафешке в семь. Может начать прямо завтра с утра. Об оплате я уже договорился. И не психуй — я Вальку лично знаю. Учится на преподавателя младших классов — такое тебя устроит?

— А... Это что, няня? — я даже не знала, что сказать. — Ты нашёл мне няню?

— Вообще-то, твоему сыну, а не тебе, — тем же жестом, что и Леголаса ранее, он щёлкнул меня по носу и махнул на прощание: — Всё, я убежал. Поезд ждать не будет.

Невозможный, просто невозможный человек.

Кажется...

Кажется, мне стоит кардинально пересмотреть своё отношение к нему.

Глава 30

— Рота, подъём!

Обладатель командного голоса, ничуть не смущаясь, ввалился в наш с Даней гостиничный номер, нагло воспользовавшись собственным ключом.

— Восьмой час, а вы ещё даже из постели не вылезли. Мамаша, — воззвали к моей совести, бесцеремонно раздвигая шторы на окнах, — какой пример вы подаёте собственному ребенку? Умываться, чистить зубы и мухой на завтрак. У вас есть полчаса.

И испарился так же внезапно, как и появился. Впрочем, по собственному опыту знаю, что если через означенный промежуток времени мы не явим столовой свой светлый лик, разговор будет уже другим.

Да уж, знатную свинью Шес подсунул мне два месяца назад с няней. Педагогический институт? Ха! Да Вале больше подошла бы военная академия. Благо, все задатки имеются.

Итак, Валя.

Подбирая подходящую кандидатуру на должность няньки при сыне, я руководствовалась вполне чёткими критериями. Любовь к детям и умение с ними ладить. Желание заниматься ребёнком, а не просто следить, чтобы он не расшиб себе голову. Согласие на переезд и адекватная оплата. Вот, пожалуй, и всё.

Признаю, что Валя более чем соответствует всем этим требованиям, и никаких претензий к Шесу у меня нет и быть не может. Но неужели было так сложно уточнить тот факт, что у Вали железный характер, твердые принципы и свои понятия о том, как правильно воспитывать мальчишек?

— Мамаша, — заявил он после первой же моей попытки вмешаться и позволить спустить на тормозах очередную истерику ни о чём, — портить ребёнка будете не в мою смену.

Да, заявил. Валя — парень.

Не скажу, что при нашей встрече два месяца назад в кафе я не обратила внимания на сей факт, но не придала этому особого значения. Пухлый молодой человек невысокого роста с мягкой улыбкой, великолепными рекомендациями, да ещё и одобренный самим Шесом — да я согласилась сразу же. А надо было вспомнить, какого именно мнения о моих методах воспитания был ударник.

Не поймите меня неправильно, после того, как первый шок прошел, я в полной мере оценила результаты Валиной работы. Подход к Дане он нашёл довольно быстро. Возможно, сказался опыт, а может, Шес был прав и мелкий в самом деле неосознанно искал твердую мужскую руку. Но факт — Даня стал спокойнее, адекватнее, а необъяснимые истерики превратились в редкость. Зато неожиданно оказалось, что он любит рисовать и, самое главное, кажется, обладает к этому склонностью.

И всё бы хорошо, но Валя уверенно пытался строить ещё и меня. И если по отношению к ребёнку я такой подход полностью одобряла, то по отношению к самой себе отбрыкивалась руками и ногами. С переменным успехом, к слову.

Так что, с одной стороны, я была безгранично благодарна Валентину за помощь с Данькой, а с другой — периодически хотела придушить. Вот как сейчас. В конце-то концов, это мой законный выходной!

Но, как я уже говорила, у нашей няньки принципы. И порой с ним лучше не спорить, приберегая это право для других случаев. Так что "умываться, чистить зубы и мухой на завтрак".

С тех пор, как я стала частью "Рельефа", прошло уже больше двух месяцев. Время пролетело стремительным ураганом, затянув меня в головокружительный водоворот событий.

Репетиции, концерты, новые города, новые люди. Хроническая усталость стала моим постоянным спутником. Но рука об руку с ней шло чувство глубокого удовлетворения. Мне было хорошо. Нет, правда, я уже и забыла, когда чувствовала себя настолько хорошо. Несмотря на постоянное недосыпание, стресс, нервотрёпку и тяжелые нагрузки, я получала удовольствие от того, что делаю, и от тех людей, с которыми общаюсь.

За прошедшее время я узнала их намного ближе и как-то даже сроднилась. Мы раскрывались друг другу в небрежно брошенных фразах, машинальных жестах, ссорах и примирениях. Постепенно вуаль таинственности вокруг ребят приподнималась, и они нравились мне всё больше с каждым днём.

Неожиданно для самой себя я подружилась с Ханом. Спокойный и уравновешенный, он всегда был готов помочь что советом, что делом. Сначала он просто успокаивал мои, растрепанные Шесом или Дэном, нервы. Они оба — и ударник, и вокалист, — были довольно несдержанны на язык. Помножьте данный факт на мою граничащую с идиотизмом привычку показывать, к месту и ни к месту, свою мнимую независимость и прямо-таки патологическую тягу искать во всём подвох. Да мы скандалили поначалу несколько раз на дню, с обидами и демонстративным хлопанием дверями.

Хан, как всегда вежливый и рассудительный, выступал в роли громоотвода. Успокаивал, объяснял нам троим слова и поступки друг друга, заставлял увидеть ситуацию с другой стороны. И, в конце концов, всё же добился того, что мы не просто сработались и научились вполне мирно сосуществовать, а и общались за пределами концертных залов и студий.

Дружеские отношения между нами, собственно, с этого и начались. Я бегала к нему по каждому мало-мальски значимому поводу. От жалоб на Шеса за взбучку по поводу одному ему видной царапины на "Фросе" до поисков дежурной аптеки в три часа ночи. И хотя город был чужим и незнакомым и ему тоже, он одевался и, ни слова не сказав, отправлялся искать те самые "ну, женские штучки, Андрей, ты же понимаешь?"

От жалоб и истерик мы перешли к общению на отвлеченные темы. Потом, после того, как родила его жена, он и сам стал периодически просить совета и рассказывать о сыне. И как-то так незаметно получилось, что я перестала его стесняться, а он отплатил тем же. Андрей Ковылев оказался замечательным человеком. И одно только знакомство с ним стоило всей той нервотрепки.

Дима, когда не паясничал и не играл на публику, был своим в доску парнем — добродушным и отзывчивым. Довольно добрый, учитывая обстоятельства, и миролюбивый человек, он имел огромное количество всевозможных друзей и знакомых, с которыми поддерживал самые тесные отношения. И даже его привычка пускать всё на самотек не портила впечатления. С другой стороны, "уж если я чего решил, так выпью обязательно" — если он принимал какое-то решение, переубедить его не мог никто. Даже Шес. Даже со скандалом.

Леголаса я определенно любила, но старалась делать это издалека. Всё же все эти истории о его похождениях на любовном фронте появились не на пустом месте. Дима был тем ещё бабником. Пропустить очередную юбку было для него личным фиаско. И хотя официально я относилась к персонам нон-грата в этом плане, возможности отвесить пошлый и крайне двусмысленный комплимент он никогда не упускал.

Мы с ним довольно много общались и я в полной мере научилась ценить моменты его откровенности, но старалась, от греха подальше, не оставаться с ним наедине.

А вот с Дэном, который так поразил меня во время первого знакомства, дальше дежурного привет-пока так и не зашло. Возможно, меня напрягала его ориентация, хотя я и считала себя всегда человеком широких взглядов и без предрассудков. А возможно, двум таким язвам, как мы, было просто тесно в одном помещении. Как бы там ни было, но наши взаимоотношения были ровными, в чём-то даже тёплыми, но без малейших намёков на дружбу.