Накануне

Чимбук с товарищами и торки постоянно пребывали в сторожах, высматривая чужих, но однажды они не углядели.

На караван напали, с залихватским гиканьем, со стрельбой из лука. Несколько вьючных лошадей с громким ржанием пали, пронзенные стрелами, остальные взбесились, рванувшись в разные стороны. Начался переполох. Местятка примчался, стреляя на скаку. В него полетели стрелы.

Одни разбойники уводили лошадей, другие напали на Местятку, который только и успевал уворачиваться от летящих стрел. Шемяка подоспел вовремя, стреляя на скаку из самострела. Удивительно, но попал. Степняк в длинном халате взмахнул зажатой в руке стрелой и выпал из седла. Вдвоем с Местяткай они отогнали степняков от каравана, бросившись преследовать грабителей. Тревожно трубил рог. Половцы удирали, скрывшись в приярке, выходившим к берегу ручья.

— Стойте! — Шемяка услышал окрик Едльдечюка, догонявшего их.

Натянув поводья, они остановили коней. Шемяка успел взвести тетиву арбалета, прежде чем половец с товарищем догнали их.

— Туда нельзя, — выдохнул Едльдечюк, резко останавливая коня.

Его окровавленная сабля, говорила сама за себя.

— Они лошадей увели, — крикнул Шемяка, махнув рукой в сторону оврага.

— Там засада, — сверкнув очами, выкрикнул половец.

— Надо возвращаться, — добавил Лавор. — Там Чимбук с Чурнаем не справятся!

— Местятка, — обратился к парню Шемяка, — возвращайся с ними, а я все же догоню вражин.

— Я одного тебя не отпущу, — заявил Местятка.

— Делай, как я велю, — прикрикнул Шемяка.

— Тогда, тебе не стоит тут ехать, — предупредил Едльдечюк. — Лучше подняться по склону и ехать вдоль оврага.

Совет пловца оказался полезным, но трудно выполнимым. Крутой склон оврага густо зарос кустарником. Конь, повинуясь хозяину, несколько раз пытался взобраться, но каждый раз его постигала неудача. Шемяка догадался спешиться и только тогда, и то с большим трудом им удалось подняться на верх.

На верху кустарник рос только вдоль обрыва и Сашка поскакал вперед, надеясь нагнать похитителей. Совершенно случайно, он заметил конский круп в кустах и остановился. Там определенно кто-то был. Он немедленно спешился, бросив поводья и, с арбалетом на изготовку полез в кусты, обходя лошадей стороной. Осторожно выглянул из-за зарослей. На небольшой полянке мирно паслись с десяток низкорослых большеголовых кобыл. Людей не было. Шемяка осторожно стал пробираться к обрыву, мягко ступая по звериной тропе.

Он замер, увидав половцев. Их было шестеро. В грязно-серых халатах из грубой шерсти, с обмотанными вокруг талии широкими разноцветными поясами, в двое войлочных шапках, остальные в крашенных шерстяных колпаках, из-под которых торчат засаленные косицы разной толщины и длины. Все при луках. У одного на боку висит булава, у троих слабо изогнутые сабли. Остальные холодного оружия не имели, за исключением длинных ножей, заткнутых за пояс.

За спиной в зарослях кустарника испуганно заржали половецские лошадки, до сего момента мирно щипавшие травку. Один из половцев обернулся, встретившись взглядом с Шемякой.

Сашка нажал на скобу арбалета и, не глядя на результат, огромными шагами метнулся вперед, метнув самострел в лицо ближайшему половцу. Выхватив саблю, секанул по бритому лицу третьего степняка, плечом снес четвертого, отбил удар, отскочил, метнувшись в сторону лучника, уже оттянувшего тетиву лука. Кто-то схватился за ногу. Он стал падать, скорее представив, чем ощутив, как стрела пролетает прямо над ним. В падении, он ударил саблей по ноге лучника, почувствовав, как сталь разрезает плоть.

Степняк сделал шаг вперед, пред глазами Шемяки промелькнула резанная рана на ноге из которой хлестала кровь. Сашка крутанулся, ударив саблей по бедру раненного лучника, и быстро глянул по сторонам. Прямо перед ним, согнувшись в поясе, нависал степняк с булавой в руках. Лишь случайность спасла Сашку от смерти. Быстро подогнув колени, Шемяка ударил по коленям степняка и принял на клинок падающее тело.

Последний оставшийся половец набросился на него с ножом в руке. Он упал на Шемяку, придавив к земле. Острие ножа неумолимо приближалось к шее, половец давил, рыча как зверь, брызгая слюной. Шемяка отчаянно сопротивлялся, пытаясь завести правую руку к бедру. Нож уже опасно колол кожу, когда он выдернул руку, сумев протиснуть ее между собой и степняком. Вцепившись железной хваткой в выпирающий кадык половца, Сашка резко дернул, вложив оставшиеся силы в этот последний рывок. Горячая, соленая на вкус кровь хлынула на лицо Шемяки, заливая глаза, нос, щеки, проникая в рот. Половец ослабив хватку, сипел, а Сашка лежал тяжело дыша, лишившись последних сил. Умирающее тело сотряслось в конвульсиях и придавило Шемяку, разом потяжелев. Ему пришлось напрячься, чтобы скинуть его.

Протерев лицо колпаком мертвеца, Шемяка встретился взглядом с лежащим рядом степняком, обеими руками зажимавшим рану на животе. Губы умирающего безмолвно шевелились, а совершенно дикий, полный ненависти взгляд, обжигал. Шемяка, кряхтя, встал на колени и взявшись за рукоять сабли, выдернул ее из раны, разрезая края и, раня ладони взвывшего от нестерпимой боли умирающего. Из вскрытого нутра вывались наружу кишки, и степняк, скрючившись в позу эмбриона, судорожно пытался удержать их. Шемяка вонзил саблю в грудь, надавив посильнее, пока сталь не пронзила толстый слой ткани, раздвинула ребра, достигнув сердца. Половец резко дернулся, вытянулся во весь рост, и затих, глядя на Сашку широко открытыми глазами.

— Вот, гады, — устало произнес Шемяка, поднимаясь на ноги.

Один из половцев, был еще жив. Он пытался уползти в кусты, оставляя за собой широкий кровавый след. Шемяка добил его без всякой жалости, на всякий случай повторив зловещую процедуру со всеми телами.

Лишь одному степняку он подарил жизнь. Тот лежал без сознания с расплющенным носом, видно, от мощного удара потерял сознание. Шемяка связал его поясами убитых половцев.

Оставив пленника, так и не пришедшего в сознание, лежать в кустах, Сашка подобрав оружие степняков, еле волоча ноги побрел назад, не имея больше сил на преследование.

Когда он вернулся, его встретил Местятка, предупредив, что купец мечет громы и молнии.

— Я плачу тебе за охрану! — кричал он, брызгая слюной. — И что я получаю?

Шемяка молчал, понурив голову, глядя, как люди купца рядком укладывали убитых возчиков, и звероподобного громилу, утыканного стрелами, словно еж.

— Вот, что я получаю! — купец взмахнул рукой с зажатым в кулаке древком стрелы.

Лекарь колдовал над раненной ногой купца, собираясь специальной ложкой вынимать наконечник, оставшийся в ране.

— Столько товару потерял! — продолжал орать купец на Шемяку. — Два десятка лошадей угнали!

— Верну тебе твой товар, — разозлился Шемяка.

— Нет, вы, послушайте его! — взревел Нестор. — Товар он вернет! Там меха черной лисицы на двести гривен, да бобра на триста! И это еще не все...

— Я все верну, — пообещал Сашка, внутренне холодея.

— Значит так, — произнес купец тоном не терпящим возражений. — Все брони, оружие и кони, что есть у тебя и твоих людей — объявляю своей собственностью.

— Но, — попытался возразить Шемяка, но был перебит.

— То по уговору, по правде, — жестко пресек пререкания купец. — А вы сами теперь мои холопы.

Сашка молчал, не веря своим ушам.

— Да уходить надо, не мешкая! До караван-сарая доберемся — там отсидимся. Может, бог даст, кого встретим там, — сказал купец.

— Сам доберешься до своего сарая, — процедил Шемяка со злостью.

Он направился к торкам, со стороны наблюдавшим за разговором. Карасик баюкал раненную руку.

— Сильно поранило? — спросил Сашка.

— Да, нет, — улыбнулся молодой торк. — Жжет только сильно.

— Вы со мной? — спросил Шемяка. — Надо догнать грабителей. Слышали, что Нестор с нами хочет сделать?

— Да где их искать? — с сомнением произнес Чурнай.

— По следам найдем, — решительно заявил Итларь.

— У меня есть идея получше, — сказал Шемяка.

Они бросили купца, громкими воплями насылавшего на охранников проклятия. Его единственный громила ничего не смог поделать, и с невозмутимым видом отошел в сторонку, уступая дорогу. Чимбук с товарищами присоединился к отряду Шемяки.

— Может нам купца того, — предложил он, сделав характерный жест.

— И куда нам с товаром? Как объясним его смерть? — усомнился Местятка.

— Степь велика, — неопределенно махнул рукой Чимбук. — С таким богатством нас обратно в род примут.

— И далеко твои родичи кочуют? — поинтересовался Ратмир.

— К татарам ушли, — честно признался Чимбук.

— Нет, к татарам я не пойду, — наотрез отказался Шемяка.

— Если не вернем товар, — предупредил Чимбук, — мы уйдем.

— Там видно будет, — неопределенно ответил Шемяка, переглянувшись с Местяткой.

Пленный половец никуда не делся — лежал, как миленький, на сырой земле, вращая глазищами.

Половцы, испросив разрешения, принялись грабить мертвецов, обдирая одежду и подобрав брошенные на землю мешочки с кресалами, а Чурнай принялся за дело и вскоре пленник уже мечтал о сотрудничестве, обещая показать место становища.

Невольный проводник не обманул, вывел их к вежам еще до темноты. Разбойники встали лагерем на широком лугу и все подходы к нему просматривались на много сотен метров. Двух и четырехколесные возы половцы, по обычаю, поставили в круг, защищая свои вежи — войлочные юрты.

За лагерем, в пределах видимости, паслись мелкорослые и не красивые, с большой головой, но мускулистые, крепкие и быстрые, отличающиеся своей свирепостью и дикостью, половецкие кони, верблюды и волы. Где-то вдалеке слышалось блеяние овец, без которых не обходилось ни одно кочевье.

— Многовато их, — прошептал Чурнай, затаившись в кустах.

— Зря ты пленника прирезал, — так же шепотом ответил Чимбук. — Наврал он.

— Что сделано, то сделано, — пробурчал торк. — Смотри. Возвращаются.

В лагере начался переполох. Женщины, дети выбегали встречать вернувшихся из набега мужчин.

— Один.. шесть.. двадцать... тридцать... — шевеля губами, считал Шемяка.

Пленник наврал, что в стойбище не более двадцати мужчин. С учетом убитых Шемякой, и погибших в стычке с охраной каравана, их не должно было быть больше десяти.

— Три дюжины, — испуганно прошептал Местятка.

— Многовато, — заметил даже всегда невозмутимый Алеша.

— Не одолеть нам их, — нервно кусая губу, сказал Ратмир.

— А придется, — со всей решимостью, на какую оказался способен, твердо сказал Шемяка.

Из лагеря помимо радостных криков, донеслись горестные вопли и детский плач.

Шемяка выскочил из кустов и зашагал, обдумывая план действий. Постепенно вокруг него собрались все, тихо перешептываясь между собой.

— Вот как мы поступим, — твердым голосом сказал Сашка.

Взволнованный, он ходил взад-вперед, собираясь с мыслями.

— Каждый может отказаться. Я никого не неволю, — говорил он, заглядывая в глаза товарищей.

— Может уже нападем и будь, что будет? — предложил Алеша.

— Погоди ты, — зашипел на него Ратмир. — Дай боярину сказать.

Сашка грустно улыбнулся. Вот его уже записали в бояре.

— Чимбук с товарищами снимут сторожу у лошадей, — сказал он, глядя на половцев.

— К отарам овец надо еще пару человек отправить, — предложил Итларь.

— Одного хватит, — возразил Чимбук. — Осипа послать надо.

— Я справлюсь, поверьте, — с горячностью воскликнул парень, с надеждой глядя на хозяина.

— Хорошо, — согласился Шемяка.

— А мы налетим верхами! — обрадовался Чурнай.

— Только вы, — уточнил Сашка.

Стоялый мед, имеет обыкновение валить с ног, даже крепких мужчин, привыкших к возлияниям. Половцы, употреблявшие в основном перебродивший кумыс, с медом не подрасчитали. Пили в стане все: и стар и млад, даже женщины. С повышением градуса веселья — заиграла музыка, пошли совершенно дикие половецкие пляски и, молодые, сильные воины мерялись силой, сойдясь в поединках.

Время шло, а они никак не могли угомониться. Пели заунывные песни, сидя у костров и пили, пили, пили.

Постепенно лагерь затих, и лишь богатырский храп сотрясал ночной воздух, там где алкоголь и усталость сморили половцев.

Ползком пробравшиеся в лагерь лазутчики устроили резню, перерезая глотки спящим под открытым небом людям.

— Бек в юрте спит, — прошептал на ухо Шемяке, подкравшийся Ратмир.

Сашка вопросительно посмотрел на парня.

— Тут все зачистили, — все также шепотом ответил Ратмир.

— Тогда начинаем, — произнес Шемяка.

В костры подбросили хвороста, дров и взметнувшееся в высь пламя осветило стойбище.

Местятка с Ефимием забегали, подрубая прутья, составляющие каркас белоснежной войлочной юрты, украшенной в технике аппликации изображениями деревьев, животных, лоз и птиц. Шум разбудил обитателей жилища, внутри раздался испуганный женский крик, послуживший сигналом ко всеобщему ору. Из шатра выскочил нетрезвый бек, с саблей в руке. Он отбил удар Ратмира, но не успел среагировать на Алешу. Кулак, усиленный бронированной перчаткой опустился на обнаженную голову хана, отправив его в глубокий нокаут.

— А ну вышли все! — заорал Ратмир, заглянув в шатер.

И тут началось, про возы-то Шемяка забыл, а оттуда повалили рассерженные половцы, сплошь молодняк, но с оружием в руках. Полетели первые стрелы.

— Стереги хана, — велел Сашка Ратмиру, а сам бросился на набегавших половцев.

Женские, полные ужаса крики, детский плач, рев раненных, победные кличи победителей смешались в одурманивающее сознание многоголосье. Сашка в азарте метался среди теней, убивая всех, у кого было в руках оружие, даже детей и женщин, которые с отчаянной смелостью набрасывались на него.

Вдруг, убивать стало некого. Конные торки и свои половцы устроили хоровод, сгоняя в круг оставшихся живых. Местятка тащил за волосы верещавшую девку, швырнув ее к остальным.

Даже Милко отличился, пинками гнал сверстника, сжимая в руке окровавленную половецкую саблю.

Ефимий выгонял из малой юрты старуху, прижимавшую к груди грудного ребенка.

И только Василь, рыдал над телом убитого половца, с ужасом глядя на свою окровавленную ладонь. В сердце половца, вогнанный по самую рукоять, торчал нож.

— Хватит стенать, — зло прикрикнул на него, одуревший от пролитой крови Чурнай. — Поищи вязанки лучше.

Пленников стали связывать попарно, и Шемяка сел передохнуть, устроившись на коврах и подушках в просторной ханской юрте. Чувство комфорта у половцев было — внутри жилища черный войлок украшала красивая роспись. Под крышей висели клетки с хищными птицами — соколами, беркутами и ястребами. На большом медном подносе лежали холодные куски вареной баранины, рядом на серебренном блюде лежали лепешки, и Сашка стал утолять голод, запивая найденным тут же вином, которое пришлось разбавить водой. К меду он не притрагивался, зная его крепость.