Белый Клык

Где сейчас был тот, кому Браун доверил свою команду на время отсутствия? Убит и лежит вместе с остальными, превращенный в кровавые декорации этой отвратительной постановки? Сбежал, бросив всех, когда понял, что победы не будет? Прячется где-нибудь на самом видном месте, задействовав свое Проявление, с паучьим хладнокровием ожидая удачного момента?

Неважно. Все неважно. Прямо здесь и сейчас не имели значения погибшие друзья, раненные или пропавшие члены команды, его собственная жизнь и даже Блейк и Фонарик. Важен был только враг напротив, будущее его народа... и равенство фавнов, будь оно трижды проклято!

Адам был почти таким же, каким его помнил Браун с четырнадцатилетнего возраста. Высокий, подтянутый, в неизменной черно-красной одежде и белоснежной маске с алыми узорами, закрывающей верхнюю часть лица и двумя багровыми загнутыми рогами, торчащими из спутанных рыжих волос. Моррон помнил свой удар в последнюю их встречу — он бил в правый висок, а Курай позже сказал ему, что лидер Белого Клыка Вейл потерял в том бою глаз. Прямо сейчас он не видел никаких повреждений — маска скрывала все.

Только сейчас он осознал, что Адам почти не снимал эту маску в последнее время — даже в лагере, среди своих. Белый Клык надел маски, напоминающие о Гримм, в качестве вызова: "Вы называете нас чудовищами, отвратительными химерами... что ж, значит, мы будем ими". Они притворялись монстрами, чтобы вселить страх... и пропустили момент, когда маска перестала быть таковой, превратившись в истинное лицо.

Адам Торус давно мертв — его тихо и незаметно задушил во сне Гримм, маску которого он носил, существо без жалости и сострадания, единственным предназначением которого было нести смерть и разрушение. Прямо сейчас, замерев напротив, безуспешно вглядываясь в узкие смотровые прорези маски, он пытался понять: глаза за ним — зеленые, как раньше, или уже ярко-алые?

Наверное, он должен был что-то сказать — это был самый важный бой в его жизни, против человека, которым он восхищался многие годы. Они были не одни на этом складе — Браун не уделил им внимания, но вокруг были десятки фавнов в стальных забралах Белого Клыка. Они слушали, они смотрели... они ждали развязки.

Он пытался найти слова, произнести хоть что-то... но единственное, что приходило в голову, было:

— На что ты рассчитываешь, Адам? Как это, — он обвел рукой склад, превращенный в одну большую залитую кровью декорацию. — Может привести нас к равенству?

Гримм в облике его учителя ответил не сразу. Сначала — он чуть шевельнул ножнами, заставив Хонга повернуть голову, открывая вид на кровоточащую рану: чей-то удар, помимо уха, содрал скальп с черепа. После — дернул клинком, царапнув шею Скарлет, добавив еще одну струйку крови, почти незаметную на фоне остальных.

— Равенство с кем? — наконец презрительно сказал он, почти выплюнув следующее слово: — с людьми?

— В этом цель, — рыкнул Браун, не отрывая взгляда от белой маски. — Ты сам учил меня.

— Я ошибался и был слишком слаб, чтобы сделать, что должно. Зачем нам равенство, когда мы можем получить превосходство? Зачем нам люди, если мы можем прожить и без них?

— Зачем нам фавны, которые не хотят превосходства? — продолжил Браун. — Зачем нам фавны, что хотят просто жить в мире и спокойствии? Зачем нам все те шахтеры, рабочие и строители, что погибнут, когда ты начнешь вершить свою месть? Вне зависимости от того, победишь ты в Вейл или проиграешь, Королевства не оставят это без ответа. И страдать от их гнева, государственного и народного, будем не ты и не я, а те, ради кого мы начали все это — наш народ. Фавны.

— Больше никаких полумер, мой трусливый ученик, — оскалился Адам. — Они или отступят, или сгорят.

— В этом огне сгорим все мы... Война за Права не обернулась нашим поражением или всеобщей гибелью только потому, что Королевства знали, что нам нужно и были готовы дать нам это. Но тебе не нужно равенство — ты желаешь превосходства или уничтожения, ставишь условия, на которые не согласится никто.

Адам ничего не сказал вслух, но его губы беззвучно шевельнулись, так, чтобы только Моррон смог прочитать по ним сообщение: "так стань альтернативой".

И все замерло, все исчезло — и склад, и наблюдатели, и его команда... остались лишь три слова, которые изменили все.

— К чему этот разговор, ученик? — сказал Адам вслух, пока Браун пытался принять смысл эти слов. — Ты уже проиграл. Те, кто пошли за тобой, мертвы. Твоя команда — умрет, стоит тебе только сделать шаг. Вейл сгорит сегодня, вне зависимости от того, победишь ты меня или нет, а Бикон будет уничтожен.

— После этой ночи, — вкрадчиво продолжил безумец. — Останется только один путь: "мы или они" — и я знаю, какой выбор ты сделаешь, когда дойдет до дела. Ты выберешь фавнов — всегда выбирал.

Каждое его слово будто вбивало гвоздь в затылок, убивая на корню все возражения.

Потому что он был прав — если дело дойдет до настоящей войны, Моррон Браун будет сражаться на стороне фавнов. Против людей, Королевств, Охотников... Янг. Она ведь тоже выберет свою расу, не его.

— Давай сократим путь, пропустим все промежуточные стадии и придем сразу к результату, — предложило чудовище. — Присоединяйся ко мне — и твои друзья, их тех, что еще дышат, останутся живы. Я даже пощажу Блейк и ее команду, с которой ты так трогательно дружил в Биконе. Даю тебе слово, клянусь фавнами и нашей свободой — я сделаю так.

И вновь его губы шевельнулись: "Докажи мне свою решимость".

Ради своей борьбы за равенство он отказался от Блейк в доках, отказался от личной мести в бою под автострадой, отказался от руки в бою с Адамом, отказался от Янг в Биконе... Эти выборы следовали один за другим — и каждый из них понемногу разрушал его жизнь, все то, что ей было с четырнадцати лет. Больше нет того Белого Клыка, что вырастил его, больше нет его первой команды, сестры и когда-то любимой, которую нужно защищать, наставника, в которого можно было верить. Не было больше такого заманчивого в своей простоте "все Шни — зло". Не было больше уверенности в правильности выбранного пути, в допустимости методов, в оправданности жертв... Что вообще останется у него в жизни, если он откажется еще и от своей команды?

Только одно проклятое всеми богами равенство чертовых фавнов.

Прямо сейчас он ненавидел всех. Свой народ, что не смог решить свои проблемы сам. Богачей, для которых личной сиюминутной выгоды оказалось достаточно, чтобы поставить под угрозу уничтожения всех, рискуя новой Войной за Права. Людей, которые были слишком глупы, ленивы или равнодушны, чтобы что-то сделать с этим. Синдер Фолл, снюхавшейся со страшной сказкой, которой пугали в детстве каждого ребенка — Королевой Гримм, желающей уничтожить все живое. Блейк, что оставила его в одиночестве, Адама, что поставил все на сумасшедший план и заставил сделать последний выбор... Даже Фонарик, что вернула ему надежду, потому что прямо сейчас эта надежда причиняла одну только боль.

Сколько еще он должен будет положить на алтарь всеобщего равенства, действуя вслепую, не имея однозначного ответа или пути, который с гарантией приведет к цели? Друзей, любимых, соратников, случайных невинных, оказавшихся не в то время, не в том месте и родившихся не в той семье? Может быть, вторую руку? Ноги?

Но все эти вопросы перекрывал другой — самый важный, простой и сложный, дающий ответ сразу на все: "готов ли он на все это, если выбранный путь дает даже не равенство, а лишь надежду на него?"

И больше всего он ненавидел самого себя. Потому что существовал лишь один возможный ответ, который мог дать Моррон Браун на все эти вопросы.

"Покажи мне свою веру" — вновь шевельнулись губы Адама.

Опустив взгляд, Браун в последний раз посмотрел на свою команду, которая прекрасно слышала весь разговор: ухмылка Хонга дрогнула в последний момент, превратившись в гримасу, а затихшая Скарлет не отрывала от него обреченного взгляда. Они почему-то тоже не сомневались в том, какой выбор он сделает.

А дальше события понеслись вскачь, как они всегда делают, когда дело доходит до драки: сумбурно, разрознено, одновременно и так быстро, что разум успевал лишь реагировать на угрозы, но никак не осознать.

Браун прыгнул, раскалывая бетонный пол под ногами и заливая все вокруг пламенем из сопел реактивных ботинок.

Адам нажал на курок.

Раскололась южная стена, проломленная здоровенным мускулистым Охотником в зеленоватой броне и огромным двуручным мечом.

Тонкая, покрытая густой серой шерстью паучья лапка захватила ножны Торуса и дернула на себя, отводя выстрел в сторону.

Пролетел мимо давешний провожатый, отправленный в полет миниатюрной девушкой в стильном коричневом костюме и солнцезащитных очках. Длинная очередь из здоровенного минигана, который она держала в руках, мазнула по фавнам Белого Клыка, что стояли вдоль стен, заставляя ярко вспыхивать ауры.

Взлетела в воздух голова Скарлет, отсеченная ударом клинка.

Охотники Озпина входили прямо сквозь стены, через окна и крышу... и безжалостно убивали всех, кого Браун когда-то называл своими соратниками.

Курай, запрыгнувший на спину Адаму, крепко обхватил его всеми своими конечностями, перехватил руки, подставляя под удар своего командира. Браун еще успел в последний раз посмотреть своему другу-пауку в глаза — тот прекрасно понимал, чем это закончится.

Об этом мало кто знал, но Проявление лидера Белого Клыка Вейл позволяло накапливать заряд и выпускать его не только через меч, но и любой частью тела, просто он редко этим пользовался — через клинок получалось лучше. За прошедший бой, в ходе которого образовалось та гора трупов, из которой он собрал сцену для своего выступления, должно было накопиться много...

Когда мир вспыхнул багровым, что-то внутри Брауна инстинктивно сжалось, а бесчувственная железная рука вспыхнула фантомной болью, пронзившей тело. Но в этот раз целью атаки был другой — и алая волна лишь опалила кожу на лице, будто он заглянул в доменную печь.

И даже крик боли в этот раз был не его.

А когда мир вновь вернулся в норму, меч Адама уже несся к горлу, сияя кроваво-красным аурным покровом.

Все было так похоже на их последний бой... Такой же быстрый, без хитрых финтов, осторожного прощупывания противника и попытки победить малой кровью: они оба знали друг друга слишком хорошо для всех этих игр... и оба слишком привыкли решать все одним ударом из-за своих Проявлений.

Все было так похоже... и так отличалось. Всесокрушающее Проявление Адама уничтожило другого. Клинок был остановлен не голой ладонью, а холодной сталью, которую его Проявление сделало почти неразрушимой. Он не стал бить, отправляя учителя в полет, — схватил за голову, увлекая за собой, опрокинул на спину и вколотил затылок в бетон, погрузив руку по локоть, будто это был пенопласт.

Он стоял, тяжело дыша, над бессознательными телами троих подростков, баюкая сломанную руку и мрачно смотрел на высокого фавна в черном пиджаке с алыми узорами, что наблюдал за дракой, сидя на заборе.

— Тебя никто никогда не учил драться, не так ли? — спросил незнакомец, легко спрыгивая на землю. — Никакой техники, одна сила и стойкость.

Вытащив руку из бетона вместе с головой Адама, он ударил снова, даже не сморщившись от потока пыли и осколков, что брызнул в лицо.

— Иди нахрен, мудак, — прорычал Моррон, готовясь к новой драке.

"Этому тоже нужен мой хлеб?"

— Ах, сколько злобы, — осуждающе покачал парень всего на несколько лет старше, останавливаясь в трех шагах.

Только теперь Браун заметил меч, что висел на поясе и слишком хорошую для фавна из этого района одежду. Кто он?

— Меня зовут Адам Торус, медвежонок, — представился он. — Скажи мне — что ты собираешься делать со своей жизнью?

Он бил снова и снова, почти ослепнув от сияния алой ауры наставника, что отчаянно пыталась защитить его, отдалить неизбежную смерть от рук его самого преданного ученика.

— Ты совсем долбанулся? — глядя исподлобья, огрызнулся Браун. — Иди, куда шел. Моя еда — моя.

— Так много злобы, так много гнева... и такой потенциал, который ты спустишь в трубу, даже не поняв, что потерял, — покачал головой зеленоглазый парень. — Если хочешь, я могу забрать тебя отсюда — нам нужны такие, как ты. Я научу тебя защищать себя и других, накормлю вдоволь, вытащу из этого дерьма, которое ты называешь жизнью.

И тут Моррон расслабился. Он все понял — его вербовали в банду. Это рано или поздно случалось со всеми, кто был достаточно силен, чтобы постоять за себя. Приютские работники пытались с этим бороться, но что они могли сделать против ребят с оружием, которые не стеснялись им пользоваться, а помощи от копов было не дождаться?

Это был естественный конец для такого, как он — сильного, умеющего наносить и держать удары, выгрызать себе место под солнцем. Был только один момент, который следовало прояснить...

— И что я буду должен сделать взамен?

— Ты должен будешь помочь мне принести фавнам равенство, — просто ответил парень.

Эта встреча изменила его жизнь, слова — создали судьбу, а пример Адама определил едва ли не каждый выбор, сделанный им на пути к мечте, которую он тоже позаимствовал у наставника. Позже он будет благодарен ему за то это. Но тогда... тогда единственным, что он ответил, было:

— Да ты точно долбанулся нахрен.

Браун вытащил руку из асфальта, поднял выше, вглядываясь в единственный уцелевший зеленый (все-таки зеленый!) глаз своего учителя, что наконец показался из-под расколотой маски.

— Зачем было убивать их? — спросил он, прежде чем закончить все.

— Я должен был увидеть, испытать тебя, — прохрипел Адам, не делая даже попытки выдернуть лезвие из, буквально, железной хватки Брауна. — Сегодня ночью весь мир погрузится в хаос, каждый гребанный человек на планете обосрется, наблюдая за тем, как Белый Клык и Адам Торус обращает целое Королевство в руины, заливая четверть мира огнем. А завтра они все услышат, что зачинщик мертв, поймут, что прошли по краю... и спас их всех фавн. Ты ведь позаботишься о том, чтобы те, кому надо, знали, кому обязаны спасением?

— Я начал все это, — продолжил Адам, облизав пересохшие губы. — Ты — должен закончить. Не подведи меня, медвежонок. И будь осторожен с Хаком.

— Это дурацкий план, Адам.

— Не говори, — ухмыльнулся его учитель. — Делай, что должен. Здесь куча Охотников — ты знаешь, что они должны увидеть. Ты знаешь, что должен сказать.

— Ты чертов безумец... — прошептал Браун, отпуская лезвие и крепко схватив Адама за горло.

А потом резко развел руки в стороны, чувствуя, как на лицо брызнула кровь.

Все еще держа голову своего учителя в кулаке, он обернулся, оглядев самый важный склад в Вейл, уже во второй раз за сегодня превратившийся в поле боя. Охотники уже почти закончили — Адам не взял с собой много бойцов: большая часть из них, Браун был уверен, занимала свои позиции, готовясь погрузить город в хаос.