— Ты про мага говоришь?
— Про него, чтоб ему провалиться! Как побывал тут, так люди у нас болеть да помирать стали. Мы уж напужались, думали чума открылась. Семь человек за одну неделю померло: объездчик Лука, старая повитуха Климена, Винч-дурачок, два младенца и корчмарь Варденс с женой. Народ волноваться начал, дошли до меня слухи, что кое-кто сбегать с Ланфрена собрался. Я потому и организовал патруль и депешу в Турс послал сеньору нашему, его преподобию верховному жрецу Турскому. Так что его преподобие сами приехали в Ланфрен из Турса разобраться со всем, а с ними доктор и четверо каких-то молодых людей, в черном и при оружии. Походили по дворам, посмотрели, на кладбище зашли. Апосля доктор собрал всех, осматривал. Порты велел сымать, срам показывать, — Гийом гадливо плюнул себе под ноги. — Не нашел он чуму в Ланфрене, но его преподобие чумной патруль одобрили, велели покамест следить за порядком в общине, чтобы это, грабежей и мародерства не было. Вот и ходим, следим, повеление исполняем.
— Ты говорил, еще чужаки были.
— Были, ваша милость. Какой-то кан молодой приезжал, про мага энтого расспрашивал.
— Ах вот как! — Я сразу подумал про Джи Кея. Интересно, как ему удалось напасть на след Борга? — И что, рассказали кану, что и как?
— Кану-то? — Гийом презрительно плюнул. — Была б охота! Он пытал все, куда маг поехал, а как понял, что не желаем мы с ним говорить, то рассердился шибко, сказал, что сами на свою голову беду накликали, а потом велел нам умерших от чумы вырыть и сжечь, а то, мол, поднимутся они и живых жрать начнут. — Гийома аж передернуло, когда он сказал это. — Сказал это, и дальше поехал, в сторону границы с Монхэмом.
— Сожгли померлых?
— Да как можно, ваша милость! — возмутился Гийом. — Мы ж народ верующий, кто осмелится могилы осквернять? Эт-только язычники каны так могут, а мы ни-ни!
— На то и расчет был, что вы люди богобоязненные, — я вспомнил увиденное в Монсальвате, рассказ Джи Кея о его жене и понял, что в Ланфрене вот-вот могут начаться большие неприятности. — Давай о моем деле поговорим. Мэтр Гроу говорил, его дочка с магом уехала.
— Истинно так.
— Послушай, а где маг жил в Ланфрене?
— Известно где, в корчме. Папаша Варденс ему лучшую свою комнату сдал.
— А Жанин в отцовском доме жила?
— Ага.
— А с чего вы решили, что чума у вас из-за мага этого началась?
— Так папаша Варденс с женой первые померли, как он уехал. А потом Лука и бабка-повитуха, они в корчму частенько захаживали стаканчик пропустить.
— Интересно. А что, Жанин с магом по любви уехала?
— Пес ее знает. Может, и запала на него. Маг этот парень видный, одет хорошо и денег у него навалом. Варденс хвалился, что постоялец с ним золотом расплачивался.
— Они вместе уехали, или как?
— Вместе. Ехали они по дороге в сторону Бэкуотера. Люди то видели. Так я Майрону сказывал о том.
— Про Бэкуотер знаю. — Я протянул Гийому серебряную монету. — Вот, возьми.
— Покорный слуга вашей милости!
— А как давно кан у вас побывал?
— Так дня два тому.
— Благодарю за помощь. А померших от чумы лучше в самом деле выкопать и сжечь. Спокойнее будет.
— Разберемся, — голос Гийома зазвенел металлом, не понравились ему мои слова. — Ну так, если еще пытать чего хочешь, говори, а коли нет — прости великодушно, нам по своим делам идтить потребно.
— Где у вас тут остановиться на ночлег можно?
— А нигде, — заявил Гийом. — Корчма нынче заколочена, после того, как хозяева ее померли.
— И где мне переночевать тогда?
— Вот того не знаю. Народ у нас напуган шибко, даже за деньги чужака в дом не пустит. Уж прости за прямоту, ваша милость. Да и не по чину тебе в наших хижинах ночевать.
— Понял. Тогда я в корчме остановлюсь.
— Никак не можно, — помрачнел Гийом. — Дурное место, зачумленное. Дозволение его преподобия нужно.
— Вот оно, — я показал Гийому вальзератский перстень. — Знаешь, что это за герб?
— Знаем, герцогский, — прогудел староста и покорно склонил голову. — Что ж, ваша милость, делай, что знаешь, только нас потом в своих бедах не вини.
— Не буду. Счастливо оставаться.
Мой план был таков — заночевать в Ланфрене, поскольку ночное путешествие в одиночестве меня нисколько не вдохновляло, а с рассветом ехать в Эттбро. Корчма располагалась, как водится, в самом центре села, на площади, по соседству с кузницей, мастерскими шорника и гончара и маленьким аккуратным храмом, запертым, впрочем, на засов. Народу на площади не было: лишь несколько любопытных собак добросовестно облаяли меня и убежали по своим собачьим делам. Впрочем, мое появление в центре деревни не осталось незамеченным — я почти физически ощущал на себе настороженные и недружелюбные взгляды, устремленные на меня из-за закрытых ставень домов. Дверь корчмы была помечена большим красным крестом и заколочена широкой доской. Я привязал Бреса к коновязи под навесом, снабдил его сеном, которое позаимствовал в сарае, а потом долго искал, чем отодрать доску на двери, пока на глаза мне не попался валявшийся во дворе крепкий деревянный кол: пользуясь им как рычагом, я не без усилий отодрал доску и смог войти внутрь.
Дрова для камина и огниво я нашел без особого труда. Пока камин разгорался, я разжег масляные фонари в зале, обследовал корчму и в конце обхода заглянул в комнату, где жили Варденс и его жена. В сундуке у кровати среди разнообразной одежды, большей частью женской, мне попалась на глаза маленькая бутылочка из темного непрозрачного стекла без всяких этикеток. Бутылочка была пуста. Я завернул ее в носовой платок и положил в свою сумку. Больше ничего необычного я не нашел. В сундуке из полезного оказались деньги — два денария двадцать квартов в расшитом бархатном кошельке, — и свечи из темного воска. Еще обследовал четыре гостевые комнаты на втором этаже корчмы. Убранство и санитарное состояние комнат оставляло желать лучшего, но одна из них выходила на солнечную сторону и была единственной из четырех, где стояла настоящая двуспальная кровать, совершенно такая же, как в спальне покойных хозяев, и висели занавески на окне. Думаю, это была именно та комната, где останавливался таинственный Борг. Я осмотрел ее самым добросовестным образом, заглянул во все углы и щели, но не обнаружил ничего подозрительного. В зале таверны, в большом буфете у стойки я нашел круг твердого сыру, зачерствевший, но вполне съедобный хлеб, немного сухарей, кожаный полукилограммовый мешочек с солью (очень ценная находка!) и ключ от подпола, в котором оказалось несколько бочек с солониной, квашеной капустой и мочеными яблоками, мешки с мукой, связки колбас на балке между стенами, а главное, с полсотни уложенных аккуратной пирамидой бутылок в нише противоположной стены, и пара закупоренных бочонков. Еще несколько бутылок стояли отдельно в ящике на полу. Отлично, смерть от голода и жажды мне здесь точно не грозит! Я не стал выяснять, что в бочонках, а вот одну из бутылок , что были в ящике, откупорил — в ней оказался великолепный напиток, по вкусу и запаху напоминающий кальвадос, качеством ничем не хуже однажды попробованного мной Calvados Domfrontais.
— "Яблочная Башня"! — прочел я название на этикетке бутылки, вытирая выступившие на глазах слезы. — Крутой бренди! Хорошо, что эти пезаны тут все не разграбили!
Выбравшись из погреба, я походил по таверне, время от времени прикладываясь к бутылке. В голове ощутимо зашумело, захотелось присесть у разгоревшегося камина, расслабиться. Но вначале нужно было подумать об ужине и безопасности. Я запер на щеколду входную дверь и дверь черного хода, проверил ставни на окнах — они показались мне достаточно прочными. Покончив с дверями и ставнями, сел за стол, нарезал копченой колбасы, хлеба и сыра, и поужинал, запивая бутерброды кальвадосом. Вкусная еда и хороший алкоголь расслабили меня и настроили на благостный лад, но завалиться спать я не решался — мало ли что может случиться ночью! Не знаю почему, но не давали мне покоя эти странные смерти в Ланфрене. Так что я приготовился бодрствовать. Глотнув еще из бутылки, придвинул к огню один из столов, разложил на нем оба меча и найденный в кладовке тяжелый остро отточенный топор на длинной рукояти, водрузил на свой край стола шандал с горящими свечами, и на этом мои приготовления были окончены.
Пламя в камине между тем разгорелось вовсю, стало жарко. Я стащил с рук перчатки, бросил их на стол рядом с мечами, расстегнул ворот куртки. Почувствовал внезапно, что уже изрядно пьян, хватанув кальвадоса с устатку без закуски, и, пожалуй, оставшийся в бутылке напиток допивать не следует, если я не хочу совсем уж напиться.
— Еще один глоточек — и все! — сказал я себе и отпил из бутылки.
Странно, еще мгновение назад мне было очень жарко, а тут вдруг будто ледяной волной накрыло. Стало холодно, как в морозильнике. Свечи на столе погасли, огонь в камине тоже — дрова совершенно прогорели, и угли были не красными, а синими, будто газ горел. Ощутимо запахло мертвечиной. И по полу корчмы полз голубоватый светящийся туман. Я вспомнил, что точно такой же туман видел в Адовой Пасти близ Эммена.
— Что за..., — начал я и замолчал, вздрогнув всем телом. Напротив меня, почти совершенно скрытый полутьмой, сидел кто-то черный, положив локти на стол. Как он сумел подойдти ко мне через весь зал незамеченным, я представления не имел — тем не менее подошел и уселся за стол. Я схватился за рукоять меча, но призрак даже не шелохнулся.
— Будешь рубить, даже не выслушав? — спросил он. Голос существа звучал странно, будто оно говорило в пустое жестяное ведро.
— Ты кто такой? Как ты сюда попал?
— Я унаследовал от папаши Варденса не только тело, но и память. И мне нетрудно было вспомнить, что на крыше есть слуховое окно, которое ты забыл закрыть.
— Унаследовал? То есть ты не Варденс?
— Нет. Я почувствовал твое присутствие и пришел поговорить. Если ты будешь размахивать оружием, нам будет трудно найти общий язык. — Черный издал звук, похожий на приглушенный смешок.
— С чего ты взял, что я хочу с тобой говорить?
— Думаю, тебе будет интересно кое-что узнать. Это очень важно для тебя, уж поверь. Твои наниматели бросили тебя в водоворот событий, как слепого новорожденного котенка, и долго в нем ты не пробарахтаешься. Ты и понятия не имеешь, что здесь происходит, и чем все однажды закончится. Что ты по этому поводу скажешь?
— Скажу, что я просто перепил кальвадоса, и мне снится кошмар.
— Хороший напиток, правда? — Черный протянул к бутылке руку. Я успел заметить, что рука совершенно человеческая, без шерсти и когтей, но будто окруженная темной дымкой. И еще, я услышал скрип скамьи, на которой эта тварь сидела. Мой жуткий гость был вполне материален. — Борг не только отличный алхимик, но и винодел.
— Ты знаешь Борга?
— Конечно. Это благодаря ему я получил это тело. С одним из моих собратьев Борг когда-то заключил договор. С ним приключилась большая неприятность — он заболел чумой магов. Видишь ли, занятия магией иногда приносят ее адептам очень неприятные сюрпризы. Чума магов один из них. От нее нет исцеления, и заболевшие ей умирают долго и тяжело. Поэтому Борг не особо колебался, принимая решение. Он исцелился, и с тех пор служит нам. Все просто.
— Вам — это кому? Ты что, демон?
— Мне больше нравится название "странник". Я обитатель другого мира, который пришел в этот. В этом мы с тобой похожи.
— Ты знаешь, кто я?
— Догадываюсь.
— Мы говорили о Борге. Ты говорил, что он служит вам.
— Он помогает моим собратьям преодолеть границу миров и попасть сюда. Правда, нам приходится вселяться в тела обитателей этого мира, чтобы иметь возможность остаться здесь. Хозяин этой корчмы и его жена просили Борга избавить их от болезней и старости. Их желание сбылось.
— Понимаю, — я еще крепче сжал рукоять меча. — Эликсир Борга, так?
— Верно. Вообще-то Борг стремился к другой цели. Он тоже, как и ты, искал Дар Пророка. Но людей очень легко обманывать, особенно если они одержимы какой-то навязчивой идеей. В итоге у него получилось то, что получилось.
— Почему ты рассказываешь мне все это, демон?
— Потому что ты мне интересен. И ты можешь быть полезен моему народу.
— Неужели?
— Твоя ирония лишь говорит о беспомощности, — пробубнил черный. — Ты Преследователь, которому маги Санктура дали задание найти Дар Пророка. И кого же они выбрали для этой великой цели? Никчемного иномирянина, который ни малейшего представления не имеет о секретах этого мира. Как думаешь, зачем им этот Дар? Не знаешь? Так я скажу тебе — маги знают, что им не устоять против нас. Рано или поздно они будут служить нам. Такова природа магии, она неминуемо приводит любого мага к порогу, за которым его ждем мы, и он становится нашим слугой, нашей собственностью, желает он того, или нет. Это вопрос времени, а у нас в запасе вечность. Рано или поздно этот мир станет нашим.
— Зачем вам это?
— Затем, что мир живых нам нравится. Что мы ценим радости плоти не меньше вас, людей. И еще, это власть. Распоряжаться жизнями и судьбами сотен тысяч рабов — разве это не здорово?
— И еще, люди для вас источник пищи. Мой знакомый рассказывал, как зелье Борга убило его жену. А потом она вернулась, моля о поцелуе. Кровушки хотела попить, не иначе.
— Жалеешь людей? Не стоит. Они получат то, что заслужили. Их маги забавлялись с Силой, даже не подозревая, к чему это может привести. Теперь поздно трубить тревогу. Это случится рано или поздно. Десятигорье станет нашим. Когда-то на нашем пути встал Пророк, но в этот раз никто не сможет нам помешать. Я предлагаю тебе договор. Ты поможешь нам, а взамен, когда мы завладеем этим миром, перед тобой откроются великие возможности.
— С чего это такая честь?
— Ты Преследователь. Только ты можешь найти Джозефа Джаримафи. Найти — и убить. Но только после того, как он откроет тебе Дар Пророка.
— Зачем вам смерть Джаримафи?
— Вот видишь, ты так глуп, что не понимаешь очевидных вещей, — черный противно захихикал. И еще заскрипел зубами так, что меня затошнило.
— А вам слабо это сделать?
— Речь о тебе. Я сделал предложение и жду ответа.
— А если я откажусь?
— Тогда ты станешь нашим врагом. Долго ли ты проживешь после этого?
— Я подумаю.
— Детская уловка, Преследователь. Нет времени на раздумья.
— Я сказал, я подумаю. Или, — тут я вспомнил кое-что из старинной демонологии, — я дам ответ сразу, если ты назовешь мне свое имя.
— Посмотри на этого жалкого человечишку, собрат! — воскликнул черный со смехом. — Он считает, что мы идиоты.
Еще одна фигура возникла в дверном проеме спальни. Несколько дней назад это была хозяйка корчмы, госпожа Варденс. Теперь ко мне приближался раздутый, начавшийся разлагаться оживший труп, закутанный в измазанный глиной саван. Шел прямо на меня.
Я даже не осознал, что делаю. В такие мгновения любой человек не думает — действует рефлекторно, движимый ужасом и инстинктом самосохранения. Я просто схватил меч и нанес удар. Клинок Селенара описал дугу, врезался в основание шеи твари, с поразительной легкостью срубив голову. Нежить повалилась на пол, подняв тучу пыли: голова мячом откатилась в угол. Чудовище, завладевшее телом корчмаря Варденса, взревело в ярости, перегнулось через стол, пытаясь вцепиться в меня пальцами, но я перерубил ему правую руку в запястье. Из культи ударил столб черного дыма с резким трупным запахом: упырь отпрянул, зашипел, взлетел к потолку и оттуда сиганул на меня, но напоролся на клинок, который я подставил. Мы оба оказались на полу: вскочив, я увидел, что тварь бьется в конвульсиях, пытаясь уцелевшей рукой вытащить из тела пронзивший ее навылет меч. Руки у меня тряслись, я пытался схватить Солер, но подвернулся топор, и я с размаху вогнал его в череп чудовища. Что-то бесплотное, похожее на сгусток тьмы, вырвалось из изуродованного тела, заметалось по залу летучей мышью, оглушило меня протяжным обреченным воем, влетело в камин, заставив дотлевающие угли полыхнуть ослепительной синей вспышкой — и все стихло. Остались только трупы бывшего хозяина корчмы и его жены, распростертые у моих ног. Мерзкая вонь заставила меня закашляться.
