— Будем проверять все дома, — выбираясь из дома приказал Федор. — Парфений, заведи наших коней в проулок, чтоб не виднелись первому встречному. Фабиан, объедь деревеньку по кругу, — если кого заметишь — труби в свой рог.
— Да сир, — Фабиан коротко кивнул, и тронул коня.
Федор же с Окассием пешком направились к центру деревни.
— Если бы я ждал здесь, — остановился бы там — Федор показал на единственный двухэтажный дом во всей деревне. Плоская крыша его была украшена небольшой башенкой-багдиром, назначением которой было улавливать дуновение ветра, и направлять его вниз, в измученный жарой дом. Крыша щерилась зубцами бойниц — слишком маленькими чтобы быть настоящими, — декоративное украшение в попытке даже не сойти за — а просто символьно изобразить замок.
— Если персы здесь еще не появлялись, будем ждать? — Спросил на ходу Окассий.
— Да. Мало ли что их задержало... Дадим им пару дней.
— А если они не появятся?
— Рано об этом. Посмотрим.
Федор осторожно покрутил головой, и подняв щит вступил в темный проем двухэтажного здания.
— Гляди, — Заметил у него за плечом Окассий, — Пыль сметена.
И верно. Как и меньший, этот дом был разорен, и давно заброшен. Все дерево внутри было уничтожено. Но печь — расположенная в отдельной одноэтажной нише-пристройке, с наклонным закопченным потолком в котором виднелась дыра вентиляционного отверстия... эта печь хранила в себе уголь, и пыль вокруг неё хранила следы — четкие следы подошв и смазанные следы, так может махнуть, например, подол плаща или пола халата.
Федор подошел к печи, тронул уголья.
— На вид довольно свежие. И пыль... Но черт знает, сколько это может так лежать в здешней сухости.
— Тут какая-то надпись, — Окассий указал на стену.
Федор посмотрел, надпись на серой стене была нацарапана углем, но несмотря на это сохраняла изящество твердой руки. Изящество это, впрочем, нарушалось тем, что так же — углем — эта надпись была перечеркнута.
— Ля иль Лляха иль ля Лляху, ва Муххамадун рассуль Лльяхи... — Прочитал Федор.
— Что это значит?
— Нет Бога кроме Бога, и Мухаммад посланник Бога. — Перевел Федор. Это символ веры агарян.
— Ты и читать по-ихнему умеешь? — Уважительно глянул Окассий. — Откуда?
— Когда на границе служил, — попался к нам в плен ихний мулла. Пока сидел, учил меня. Язык их я и так уже знал, а он и немного писать научил. Мы его потом на наших обменяли... — Объяснил Федор. — Видишь, символ веры у них короткий, запомни. Может пригодится. Попадешься муслимам, может не сразу зарежут.
— А эти, — персы, которых мы ждем, — Оглядываясь спросил Окассий. — их народ говорит говорят на арабском?
— Нет, — Мотнул головой Федор. — У них свой язык... Пошли, посмотрим второй этаж.
Федор с Окассием двинулись к лестнице на второй этаж. Некогда перила её были сделаны из деревянных балок, но они давно исчезли, оставив в обожженных блоках только отверстия куда некогда крепились. Сама же лестница, собранная из глинобитных блоков, сохранилась.
— Как ты говоришь, агарянский символ-то звучит? — пыхтя на крутых ступеньках спросил Окассий.
— Ля иль Лляха иль ля Лляху, ва Муххамадун рассуль Лльяхи, — повторил Федор. — Парфения попроси, — он тебя подучит
— Ля иль Лляха... — Попробовал повторить Окассий.
Федор тем временем выбрался на второй этаж. Небольшой коридор прерывался двумя дверными проемами по левую руку, из которых стлались по полу и стене клинья солнечного света. Заканчивался коридорчик еще одной лестницей, которая вела на саму крышу.
Федор сделал шаг вперед, заглянул в левый проем и... едва успел отпрянуть с пригибом от просвистевшего в миллиметре от его носа стального вихря. Глаз его едва успел уловить размытый в переломе света и тени силуэт, когда новый удар обрушился сверху, и он еле-еле поймал его на тяжело дрогнувший щит. Окассий, увидев вывалившегося из комнаты спиной вперед Федора гаркнул, и поднял свой могучий посох. Но стремительный боец, не давая ни мига на перехват инициативы снова подшагнул к Федору и нанес третий свирепый удар, почти одновременно долбанув в щит. Федор перехватил его на отшаге своим клевцом, уже готовясь к контратаке... Удар он отбил, но отшаг гвардейца закончился тем, что он крепко влепился во что-то спиной. Именно там, за спиной, послышался крепкий матюг Окассия, который даже не успев завершится, перешел в испуганный крик и ужасный грохот. Тяжелым звоном прогудел по ступенькам лестницы боевой монаший посох, звонко отмечая каждую ступеньку пробренчал монаший шлем, и наконец самые тяжелые и глухие шлепки ознаменовали падение бренного монашьего тела. Федор сообразил, что отступая под градом ударов спиной назад, он сбил с лестницы едва вступившего на верхнюю площадку Окассия, и тот, так же — спиной назад — с неё обратно на первый этаж и укатился.
"Чтоб не свернул шею..." — Краем скользнуло в мыслях у гвардейца. — но это все, что он смог себе позволить. Нежданный вражина насел на него так, что глянуть назад не было никакой возможности. Хорошо хоть, падение монаха предупредило Федора, что и сам он стоит на краю. Поэтому Федор уперся, и яростно крикнув ответил на очередной удар противника таким жестким ответом, что теперь уже тот в свою очередь отпрянул. В эту краткую передышку Федор успел ухватить облик врага — длиннополый восточный халат, под которым виднелись такие же длинные полы разрезной кольчуги. Островерхий шлем с наносником, с кольчужным привесом на лицо, оставлявшим лишь дыру для глаз. Тюрбан поверх шлема, для защиты от нагревания. Щит с четырьмя умбонами, и некая булава или что-то в таком духе, летавшая в руках нападавшего столь стремительно, что точно углядеть её не выходило. Пока Федор успел уловить эти подробности... Из дальнего проема за спиной его противника появился еще один! Федор покрепче утвердился на ногах. В таком узком коридоре удвоение врагам почти ничего не давало. Развернутся вдвоем они не могли, и вынуждены будут атаковать по одному. Не набежали бы только они откуда-то снизу... Ибо что случилось с Окассием Федор не знал, и времени повернуть голову ему так и не было.
Восточный кольчужник, что стоял ближе, подступил снова. Федор принял его удар на щит, и сыграл один из своих финтов, — ударил клевцом снизу-вверх, с подмаха, и когда враг закрылся снизу щитом, — ударил торцом своего щита держа его вертикально, одновременно и закрывая полем щита себя от удара, и нанося удар противнику его торцом. Удар достиг цели, обод щита ударил противника в грудь рядом с плечом, — да так, что тот пошатнулся и выпал из равновесия. Федор тут же догнал противника тычком клевца, — и тот уже не смог удержаться, завалился назад, на своего подельника. Подельник, впрочем, в отличие от несчастного монаха, удар падающего товарища на себя не принял, а ловко изогнувшись, пропустил громыхнувшее на пол тело, сделал шаг вперед и оказался перед Федором, выставив перед собой щит, защищая себя и товарища. Этот — новый, был одет ярче и богаче. Поверх брони его была накинута некая размахаистая накидка с широкими рукавами, скрадывающая начало движений, а голову защищал шлем с полной личиной, выполненной в виде человеческого лица тонких черт. Пока упавший воин барахтался сзади, бренча щитом и кольчугой, занявший его место сделал смелый шаг вперед. В руке воина с личиной молнией мелькнула кривая сабля, удар которой Федор скинул в сторону щитом. Скинул — и едва успел подставить клевец, — так быстро недруг развернул саблю и нанес второй удар. Федор будто оказался в блестящем вихре — воин перед ним любым своим движением оказывался положении для нового удара, который тут же вламывался в защиту гвардейца. Федор остро пожалел, что в руке его клевец. Сражаться им против более длинной сабли было несподручно, — даром что враг пластал этой саблей так, будто и вовсе не жаль ему было клинка. Будто и не боялся он ни щербин ни сколов. Тут бы Федора здорово выручил более длинный, висевший на его поясе меч, но добраться до него под таким напором было так же реально, как из зимы сразу попасть в осень. И все же, — то ли манера боя с саблей накладывала отпечаток, то ли таков был стиль врага — но Федор смог подметить в нем одну особенность. Всяк удар Федора встречался искусно, и отводился с безупречной умелостью. Но именно что отводился, — встретить удар сила на силу враг так ни разу и не решился, компенсируя это мастерством и быстротой. Поэтому Федор улучил момент, и безо всяких выкрутасов, заревел будто носорог, и с заученным шагом вперед долбанул щитом в щит, вложив в удар всю силу и массу. Противник его с такой прямой силой не совладал, и отлетел на шаг назад, где его поддержал уже поднявшийся на ноги товарищ.
— Дирафши Кавияни!.. — Глухо вскричал воин под своей личиной, и со свистом распоров воздух своим клинком вновь ринулся на Федора.
— Стоп-стоп-стоп! — Услыхав клич воина, Федор начал отступать назад, отдавая так трудно отвоеванные миг назад несколько шагов, и думая, только бы не сверзится с лестницы вослед за Окассием. Руку с клевцом он теперь держал на отлете в сторону, в знак мирных намерений, но щитом все же предусмотрительно прикрывался. — Мир!..
...Дирафши Кавияни — Кавиев стяг, — так персы испокон веку называли свое знамя, которое по преданию было сделано из фартука кузнеца Кави, что некогда поднял восстание против демонического узурпатора власти, и освободил персидский народ. Эту реликвию правители персов передавали от династии к династии, из поколения в поколение. Так же звучал и древний персидский боевой клич...
— Багряная звезда, — аккуратно произнес Федор тот пароль, что оговорил прибывший в Константинополь персидский посланец.
— Изгнана с девяти небес. — Глухо отозвался из-под личины воин, заранее предусмотренным ответом.
Воин с личиной опустил саблю, и с тихим шелестом загнал её в ножны. Глянув на него, и помедлив миг, опустил свою булавицу и второй. Федор разжал руку, и его клевец повис на запястье на ременной петле.
Где-то за спиной, внизу, застонал и заругался Окассий.
— Вот черт!.. — Ругнулся Федор, и скатившись с лестницы побежал вниз к монаху. Тот лежал на полу, на спине, раскинув руки, и вяло подергивал руками и ногами. Лежал довольно далеко от лестницы, — видимо сверзившись, монах еще и хорошенько прокатился кувырком.
Следом за Федором по лестнице затопали кольчужники-персы.
— Окассий, друг! Ты как?! — Склонившись к павшему священнику, Федор осторожно поднял ему голову, и посмотрел в осоловелые глаза монаха.
— Я вижу ангела... — глядя куда-то в пространство блаженными глазами пролепетал Окассий.
— Эй-эй! — Начал хлопать его по щекам Федор, — ты с ангелами-то не торопись...
— ...Ангела небесного, — подняв слабую руку монах указал дрожащим перстом куда-то за спину Федора.
Повинуясь жесту монаха, Федор повернул голову, глянул через плечо, — и охнул. Окассий показывал на спустившегося с лестницы перса — того самого, с быстрой саблей и металлической личиной. Только теперь тот поднял свою личину наверх, и открытое лицо явно показало, что воин... — девушка! Брови вразлет, голубые как небо глаза. Тонкие, чуть резковатые может, черты лица. Гордый с легкой горбинкой, орлиный нос. А из-под шлема прядь русых волос...
Федор перевел взгляд ниже, накидка от походки девушки колыхалась, показав кольчугу с зерцалом, охватывавшую тонкий стан. В отличие от обычных мужских кольчуг, эта, кроме дополнительных пластин на животе имела два выпуклых, так сказать... нагрудника. И Федор прям охнул, прикинув на размер, какие же они защищают сокровища. Несколько запоздало гвардеец сообразил, что таращится, отвалив вниз челюсть.
— Фарси мидан-ад? — Нежным, будто хрусталь горного ручья, голосом, вопросила девушка, подойдя к компаньонам.
До Федора с некоторой задержкой дошло, что их спрашивают, говорит ли они по-персидски. Как и многие пограничники, кое-как связать несколько слов на этом языке он умел.
— Бале, кями-кями, — Ответил он, ощущая, что у него почему-то пересохло в горле.
— Кями-кями не надо, — Легко перейдя на хороший греческий качнула головой девушка. — Будем говорить по-румейски. — Девушка гордо вскинула голову. — Я — Дарья, дочь благородного Шахрияра из рода Бавандидов, — Спахбеда Востока, правителя Мазендарана и всего Табаристана. А кто ты?
...Федор про себя охнул. По родовитости и положению девушки, получалось, что он разговаривает, почитай, с принкипессой; или как сказали бы в краях Окассия — принцессой.
— Да-ри-я, — осторожно попробовал он произнести незнакомое имя. — А я Федор, вот.
— Какого ты рода? — Поинтересовалась девушка.
— Я... Потапов сын, — сообщил Федор.
На фоне титулов гордой девушки это прозвучало как-то коротковато, и совсем не представительно, поэтому он добавил:
— И Збышкин внук.
Сильно лучше не стало.
— Збышкин внук — и все? — Удивленно переспросила девушка.
— И все! — Хмуро отрезал Федор.
— А я, позвольте представится, госпожа, — дал голос с пола монах — Окассий фон Ризе. Из славного и древнего рода Ризе, ясное дело.
— Рада приветствовать тебя, благородный воин, — приложила руку к груди девушка. Ты ли будешь нашим главой в этом деле?
— Я представитель римского папы, — пропыхтел Окассий. — Да помоги же мне подняться, куманек... — Окассий оперся о руку Федора, и кряхтя поднялся с пола. Ох-ты!.. Поясница болит до самого начала ног... А главный у нас, — монах кивнул на Федора — вот он.
— Простолюдин? — Недоверчиво удивилась девушка.
— Отряда священной особы автократора римской державы, доместик-протектор. Глаза и руки императора, — Федор наконец-то вспомнил свое звание, которое добавляло ему хоть какой-то важности.
— Прости мою ошибку, благоро... эээ... славный Федор, сориентировалась девушка. — Это мой слуга, — она показала рукой на второго воина, который тоже отстегнул с лица кольчужный привес, и оказался пожилым, чернявым с проседью, мужиком, по виду, выходцем откуда-то с хребтов Кавказа.
— Я Артабазд Джугели, господин, — Представился воин.
— Автоваз Жигули...79 — Кое-как повторил Федор, стараясь ухватить чужацкое произношение, и закрепить его в памяти. — Заковыристые же у вас персов имена...
Федор заметил заминку, перед словом "господин", родовитые индюки уже начинали его раздражать. Но сейчас было не время для выяснения диких варварских взглядов на вопросы общественных отношений.
— Какого лешего вы вообще напали на нас?! — Вспомнил Федор.
— Кстати, да? — Украдкой почесывая за спиной отбитое место, присоединился Окассий.
— Бе бахш ид!.. Мы увидели, как подъехали люди, — но не знали кто это, — объяснила девушка. — Решили понаблюдать. Когда вы поднимались наверх, услышали дэвовские80 муслимские молитвы, и подумали, что вы проклятые захватчики-муслимы! Зачем вы произносили девовские молитвы?!
— Гм... Мы увидели эти слова здесь, на стене, — Показал Федор. — Монах спросил, что это, я ему и прочел...
— Эту бесовскую молитву написал кто-то из муслимов, который был на стоянке до нас, — Объяснял Автоваз. — Я зачеркнул её!
