— Чет! Чет! — вскричал он, забравшись на вышку, размахивая руками.
— Что случилось? Русалку, что ли, увидел?
— Мидраты... они... мидраты... — Ланс задыхался от волнения.
— Что мидраты?
— Они на мосту... пятерых того...
— Что??? — глаза Чета расширились настолько, что, казалось, ещё секунда — и они выпадут из его глазниц.
— Мидраты идут по мосту. Их много, очень много. Что делать?
— Растяпа проклятый! Поджигай сигнальный костёр!
— Точно! — и Ланс понёсся вниз с вышки, к небольшому холму с кучей хвороста и камыша.
Довольно широкая крыша защищала хворост от дождей, нередких в этих местах, а в одном из столбов была сделана специальная ниша с огнивом — хворост поджигать.
Руки не слушались Ланса, и он только с седьмой попытки смог высечь огонь. Через несколько мгновений куча уже горела, подавая знак таким же вышкам в ближайших деревнях и постоялых дворах. Этот сигнал должны были передать до самого замка Эр-При, столицы герцогства. Сигнал мог спасти тысячи жизней. Но, как ни странно, он погубил Ланса и Чета — мидраты точно заметят и придут потушить уже вовсю полыхавший костёр.
Но Лансу и Чету было не привыкать: они попадали в передряги и похуже. Жаль, что тогда они были среди герцогских дружин, иногда сам Яков, или его умерший отец Дюполд Эр-При, вёл их в бой. Теперь же они были одни против армии мидратского князя. Или армий нескольких князей. Но уж точно не всей Конфедерации — такого просто не могло быть. Случись подобное — и вскоре появится единое государство мидратов. Но с каждым годом в это всё меньше и меньше верилось, особенно после отделения от Конфедерации Рокберга.
Ланс и Чет готовы были умереть, вглядываясь в ровные колонны мидратов. Они гордо вскинули голову, готовясь к последнему бою в своей жизни. Прошло двадцать минут. Тридцать. Сорок. Прошёл час, и только тогда старые воины решили сами выйти к мидратам. Они залезли в схрон и наблюдали за мостом.
Ровные квадраты мидратской конницы, все в кольчугах и шеломах, прикрывали тыл двигавшихся колонн. Через мост продолжали идти и идти воины, словно не замечая столба чёрного дыма, поднявшегося в небо.
Похоже, их командир решил устроить "парад": обычно мидраты всё вооружение везли в телегах. А сейчас многие были облачены в "брони", как восточные соседи называли кольчуги и доспехи. Не берёг командир воинов. Ох, не берёг...
Кое-где среди маршировавших пехотинцев мелькали обозные повозки с провиантом и походными кузницами. Вот наконец-то Ланс заметил мидратских лучников.
Войска мидратов шли по мосту до самого вечера, и когда загорелись первые звёзды, мост перешёл последний воин. Армия шла по дороге на Сегюр, минуя дорогу в центральное Эр-При. Но то были не захватчики — союзники Карломана. Граф, едва получив письмо от Филиппа Мишеля, позвал мидратов на помощь. Не затем, чтобы подавить мятеж. Но затем, чтобы поддержать его.
Королевство. Графство Мишель. Дорожный замок.
Вороны летали над крепостью из серого камня, возвышавшейся над Коронной дорогой. Длинные стены, перекрывавшие главную транспортную артерию Королевства, словно сверкали из-за разноцветных флагов рыцарей и городов графства.
За несколько часов до того граф Филипп и несколько рыцарей на виду у всего войска сожгли королевские флаги. Нет, конечно, золотые молнии на чёрном фоне до сих пор напоминали о Королевстве, — но не было личного герба Реджинальда. Филипп долго совещался со своими людьми по поводу того, как поступить со всем этим.
Решили поступить так: вроде воевали не против Королевства, а всего лишь против короля. Об этом за семь дней до того сообщили генералу Южной армии, барону фон Боку, а через два дня Реджинальд уже направил сюда маршала Эр-При. Теперь две армии должны были сойтись у стен Дорожного замка.
Был слышен далёкий шум плескавшейся воды — то была Река Ключника, надёжно защищавшая графство с севера. Пыльная (хотя скоро и должна придти зима) дорога была занята от самого моста через речку и до серых стен воинами Реджинальда. Сам Яков Эр-При гордо сидел на коне, а солнечные лучи играли на его жёлто-зелёной кирасе и плаще, сделанных специально для парадных выходов. Везде: на груди, наплечниках, шлеме был выбит родовой герб Эр-При.
Золотая корона с красным мехом говорила о родственных связях с королевской фамилией, а лавровый венок — о принадлежности к восточным дворянским фамилиям. А ещё о победах предков герцога.
Проницательные чёрные глаза оттеняли струившиеся на ветру жёлтые волосы, а острый подбородок выдавал напряжение своего владельца. Справа от Якова на коне сидел и Реджинальд — его лакированные доспехи были пригодны лишь для светских приёмов, потому что слой позолоты и лака был намного толщё, чем слой железа.
На голове у Реджинальда был специальный шлем с небольшой золотой короной, которая должна была выделять Людольфинга среди рыцарей. Вокруг сновали пажи и молодые рыцари, пятеро особистов в белых латах и плащах находились позади своего властелина. Невдалеке трубач в расшитом золотом камзоле переминался с ноги на ногу, ожидая приказов своего короля. Ну, или командира, сейчас для него было всё равно.
— Почему они так поступили с флагом? — негодовал Реджинальд, подняв забрало шлема. — Я читал, что это может значить...
— Они сожгли всего лишь какую-то тряпку, Ваше Величество, не больше и не меньше! — Яков пытался успокоить короля.
— Они сожгли мой герб! Это же должно что-то значить?! Я просто обязан буду выяснить, что имел в виду Карломан, когда его приведут о мне. Боюсь, потом его придётся повесить. Но иначе нельзя... — Реджинальд вдохнул. Опять слова древних авторов побеждали здравый смысл.
— Я не ослышался, Ваше Величество? — дворян было запрещено вешать. А уж тем более одного из Владетелей.
— Он лишён своих титулов, а его земли присоединены к королевскому домену. Иначе за ним последуют другие. Это всего лишь предупреждение возможным бунтарям: король не тряпка, которую можно сжечь у всех на виду. Это скала, о которую. Разобьются волны мятежа!
— Я не помню, чтобы меня приглашали на Совет дворян Владетелей, — все наиболее важные вопросы. с землями такого размера лишал именно он. Как и лишением титулов.
А слова насчёт "скалы" Эр-При просто пропустил мимо ушей...
— Это моё решение, герцог, и никто его не может изменить! — Реджинальд явно перегнул палку.
— Как пожелаете, Ваше Величество! — герцог кивнул, желая скрыть своё гневное лицо.
— Когда воины пойдут на штурм? — Реджинальд с нетерпением ждал, когда увидит настоящую битву.
Его войска должны показать себя с лучшей стороны. Пусть остальные Владетели подумают, прежде чем выступать против королевской власти!
— В ту же секунду, как парламентёры Филиппа отойдут со стен! — Яков указал на белый флаг с вышитыми на нём молниями. Как раз такой с собой носили парламентёры.
— Вы забываетесь, Яков...
Но Реджинальд внезапно замолчал, завидев на стене самого графа. Король и герцог прекрасно слышали каждое слово Мишеля. В какой-то степени этому способствовала гробовая тишина, воцарившаяся над дорогой и замком.
— Я, граф Филипп, от имени жителей моих земель и всех тех, кто присоединился ко мне в этом праведном деле, призываю Реджинальда Узурпатора, — так уже прозвали владыку Королевства.
Вообще-то, знатоки права могли бы развенчать такой " титул". Но кому это было интересно?
— Отойти от этих стен. Мы не хотим войны с простыми огнарами, которыми правит этот ... король. Он нарушил Закон Огнара, лишив Артуа и фон Даркмура их титулов, даже не собрав Совет Владетелей. Это во-первых. Во-вторых, он пытался убить истинного Огнарида, принца Фердинанда, который теперь спасает верных ему людей в Аркадской империи. В-третьих, он прекратил всю нашу торговлю с мидратами, обвинив их в сговоре с так называемыми, — Филипп сделал паузу.
Старинные доспехи маршалов Мишель. Они не могли похвастаться украшениями: даже позолота или орнамент на них отсутствовали. Но доспехи приковывали взгляды всех собравшихся у стен Дорожного замка. Броня Энрике Мишеля не могла служить неправедному делу. Так гласила легенда. Так гласила история Королевства.
— "Мятежниками". Все, кто не хочет воевать против соплеменников и подданных графства Мишель, могут уйти отсюда.
— Это просто наглость. Он считает, что может командовать моим войском? — начал было Реджинальд, но запнулся: Яков Эр-При молча внимал Филиппу.
— Именем Энрике Мишеля, маршала огнаров, именем Стефана Великого, именем Людовика Бесстрашного, моего отца, — Филипп выдержал необходимую паузу, чтобы воины с обеих сторон поняли всю важность клятвы. — Я клянусь воевать за свободу и благополучие моих подданных до самой смерти. Предки взирают на меня с небес Онтара, подтверждая правдивость моей клятвы! С этой минуты я буду воевать за свободу Королевства от Узурпатора. Один, если за графами Мишель никто не пойдёт. До победы или до плахи, если никто больше не вступится за память Огнаридов. Именем Онтара! Именем Энрике!
Филипп поклонился (хотя в старых доспехах это было довольно трудно сделать) собравшимся у стен воинам Реджинальда. Потом надел шлем с вычеканенным Псом Энрике. Именно так называли в простонародье герб Мишелей.
Над полем повисла тяжёлая, гнетущая тишина. Лишь высоко в небе каркали вороны, да журчала речка невдалеке.
— Если мы не уничтожим их всех до единого, весь народ поднимется... Убить их всех! — приказал Реджинальд, подав знак трубачу. Но трубач молчал, а герцог Яков безмолвствовал.
— Трубить атаку! Это приказ! — Реджинальд уже не пытался скрыть своего волнения.
"Король должен быть сильным". Людольфинг так и не понял смысла этих слов...
Взоры всех воинов теперь устремились на молчавшего герцога. Яков всё ещё не оторвал взгляда от доспехов Филиппа Мишеля.
В душе у герцога шёл бой, и при всём его полководческом таланте Эр-При не мог его выиграть. Во всяком случае, не сразу. С одной стороны, сам король приказал трубить атаку. Там, на стенах, готовились к бою мятежники, во всеуслышание объявившее о своей независимости. И они должны были быть наказаны!
Яков вздохнул, нахмурившись. С другой стороны — там был Филипп Мишель. В доспехах Энрике, одного из величайших маршалов Королевства. Вся семья Мишель три века верой и правдой служила престолу, как и предки Якова. Отец Филиппа погиб, сражаясь за короля Альфонсо. И ни одного из Владетелей не было на этом поле, кроме Мишеля, Сегюра и Эр-При: ни один из них не повёл своих рыцарей против "мятежников". Все по разным причинам, но всё-таки...
И поведи сейчас Яков своих воинов на штурм, он предаст саму память Людовика Мишеля. И всех герцогов Эр-При — тоже. В конце концов, он предаст память погибших за Королевство огнаров. Но Яков не мог этого сделать. Он просто не мог воевать против потомка Энрике. И поэтому герцог бросил на землю маршальский жезл, весь украшенный рубинами и аметистами. Это не оружие. Это просто игрушка. Она оскорбляет память великих маршалов, что проливали свою кровь наравне с воинами...
— Как это понимать, герцог? — Реджинальд нервно сглотнул.
Он не мог поверить, что его снова предали. В который раз. Но за что? За что?! Он же просто хочет принести счастье Королевству! Своему народу. Пусть и ценой некоторых жертв. За что?
— Герцоги Эр-При никогда не были предателями... — тихо прошептал герцог.
Но даже Филипп Мишель услышал его слова. Потом это припишут вмешательству богов. А если вернее, бога. Одного из многих сотен, наблюдавших за этим маленьким полем. Даже всемогущие боги не знали, что сделает Яков Эр-При, взиравший на доспехи Энрике Мишеля.
— Что, герцог??? — да, его предали. Его просто предали...
— Род Эр-При никогда не предаст своих подданных, Реджинальд.
— Я твой король, я, а не Филипп Мишель.
— Мой король умер несколько месяцев назад, Реджинальд Людольфинг, нарушивший Законы Огнара!
— а! Стража, схватить его! — Реджинальд дёрнул уздечку коня, который из-за этого встал на дыбы.
Получилось, конечно, не особо красочно — королевского коня доспехи тянули к земле. А вот жеребец герцога остался на месте: он привык оставаться спокойным и в битве.
Особисты подъехали к Якову, вынув мечи, но возле герцога образовался круг из верных воинов. Двадцать против пяти — тот ещё расклад, особенно для готовых умереть за своего маршала. Впервые в истории верных герою было больше, чем прельщённых золотом узурпатора.
— Я не буду сейчас пытаться убить тебя, Людольфинг, нет. Я не хочу кровавой резни на этом поле, просто уведу верных мне воинов. И зачем я только гонялся за Фердинандом? Он сильнее тебя даже без воинов, а уж с двадцатитысячной армией ...
— За что? — у Реджинальда хватило сил только на эти два слова...
— Память Энрике Мишеля даёт право сделать это. Воины, кто не хочет умирать по прихоти Людольфингов от меча родственника, идите за мной! Я больше не желаю быть маршалом у такого короля!
И Яков направил коня к мосту. Сначала за ним потянулась его охрана. Затем некоторые пажи и рыцари. Через секунду простые воины, в кольчугах, кафтанах, кожанках, с копьями, топорами, мечами или простыми кинжалами хлынули к мосту. Это были огнары из восточных провинций, чьи предки служили у герцогов Эр-При и графов Сегюр. И они шли за своими владыками, а не далёкими королями...
Ряды армии Реджинальда редели. Через несколько минут у Людольфинга осталось не больше десяти тысяч воинов: едва ли треть от того войска, что стояло у стен Дорожного замка.
Но всё же больше, чем успел собрать Филипп Мишель. Реджинальд долго смотрел вслед Якову Эр-При. Опять закололо сердце. А может, и правда, к Даркосу всё это? Но Людольфинг не мог отступить назад. Хотя бы ради де Локруа...
Многие воины смотрели на него чуть ли не с омерзением, видя всю беспомощность короля перед герцогом.
— Трубач, играй наступление! — Реджинальд пытался вернуть спокойствие, но ему это не удалось: его подбородок начал дрожать.
Раздались какие-то звуки, которые были лишь жалким подобием наступательного марша. Неровные ряды воинов Реджинальда потянулись к стенам Дорожного замка. Воины графа не выпустили ни одной стрелы — этого просто не потребовалось. Остатки Южной армии и северных корпусов побросали на полпути к стенам лестницы и вернулись на позиции, споря друг с другом и посылая немые проклятия в сторону Реджинальда.
Начинавшаяся так блистательно карательная операция закончилась. Теперь Реджинальд мог только отступать, пока оставшиеся воины его не покинули. Окружённый эскадроном особистов, он поехал к мосту, намереваясь побыстрее вернуться в столицу. Предстояло много работы: решить, как удержать Королевство от развала, собрать ещё воинов...
А ещё покарать Якова: он показал всему войску то, что брезгует боем с Людольфингом. Такое нельзя забыть или замять, теперь во всём Королевстве начнутся ненужные сплетни и не менее опасные разговоры.
— За что? — снова и снова повторял Реджинальд...
А вот огнары на стенах ликовали. Рыцари хлопали по спинам простолюдинов, поздравляя с победой. Франц пожимал руки горожанам, а Филипп Мишель никак не мог поверить своим глазам.
