Атара спасла его. Три дня спустя, узнав о найденыше — тогда она еще ходила сама — она нашла его, спрятавшегося между двумя большими бетонными блоками высоко над обрывом, под которым текла река. Она присела рядом с ним на корточки, погладила по голове как маленького ребенка и заговорила на родном катару. И он, словно маленький ребенок, наконец-то нашедший потерянную мать, вцепился в нее и долго рыдал, уткнувшись лицом ей в живот. Больше он никогда не отходил далеко. Она учила его говорить на камиссе, рассказывала, как устроен новый мир, а еще заставляла по нескольку часов в день заниматься физическими упражнениями и тренироваться с самодельным деревянным мечом.
— Тебе следовало полностью сконцентрироваться на чем-то, чтобы забыть о мертвых родителях и погибшей родине, — объяснила она много позже. — Работать головой ты тогда не мог. Пришлось прибегнуть к более примитивным методам.
Атара спасла его. Не позволила сгинуть молодому беженцу, одинокому и перепуганному в чужой стране, ввергнутой в хаос после Удара. Не прошла мимо там, где остальные равнодушно отвернулись бы. Обратила на него внимание, уже медленно умирая сама. Он обязан ей больше чем жизнью. Сейчас он с удовольствием бы умер вместо нее, но это нереально. Но он сделает все, чтобы доставить ей столько удовольствия, сколько она сможет принять. Если ей нравится учить людей, он даст ей такую возможность.
Но сначала следует выяснить, что за чужаки, и в особенности что здесь делает иностранец-дачия. Если они вдруг работают на кайтарскую разведку, узнавшую об истинной природе атары...
Он поднялся и заглянул во внутреннюю палату, чуть приоткрыв дверь. Атара лежала совершенно неподвижно, даже ее грудь не вздымалась. Одна рука безжизненно свесилась к полу. Наверное, она опять перешла в режим максимальной экономии энергии, отключив даже имитацию функций человеческого тела. Сколько же ресурса у нее осталось в реакторе? И надолго ли ее хватит? А может, она уже... Он тряхнул головой, отгоняя дурацкую мысль. Она обещала предупредить. А сейчас она просто спит. И, вероятно, на десять минут ее одну оставить можно. Бесшумно ступая, Юно вышел в коридор, плотно закрыл за собой дверь и прошел по короткому, устланному тяжелыми паласами коридору. Палата располагалась на первом этаже отдельного пристроя главного корпуса, другие пациенты и гости санатория сюда не заходили, и вокруг стояла глубокая умиротворяющая тишина.
Впрочем, тишина долго не продержалась. Еще в небольшом холле для встреч с посетителями он расслышал далекие приглушенные звуки не то горна, не то фанфар. На крыльце вместе с холодным воздухом — зима постепенно вступала в свои права — ему в лицо ударила далекая, но отчетливо слышная звонкая мелодия. Раньше он такой никогда не слышал. Впрочем, он никогда не имел особо дел с ролевиками.
Главный вход на территорию располагался в сотне метров от корпуса. Быстро шагая по ковру влажных гниющих листьев, усыпавших аллею, Юно дошел до ворот. У будки пропускного пункта сквозь ажурную ограду он издалека увидел группу людей, явно стремящихся пройти внутрь. Дмитрий стоял в пешеходной калитке, перегораживая им путь, и что-то втолковывал, ожесточенно жестикулируя. Подойдя ближе, Юно разглядел, что один из парней в группе — Касуми, хотя инициатива в разговоре принадлежала явно не ему. И даже не возвышающемуся рядом башней здоровяку со смугло-черной кожей, носящему камуфляжный костюм без опознавательных знаков. Похоже, главной атакующей силой среди пришельцев являлся высокий и тощий белобрысый парень в шортах и майке, больше подходящих для жаркого лета, чем для морозного хмурого утра поздней осени. Жестикулировал он не менее яростно, чем начальник охраны, и голос его звучал не в пример громче.
— ...да не станем мы режим на твоей территории нарушать! — втолковывал белобрысый. — Тихо заглянем в комнату и уйдем сразу же, если она нас видеть не захочет. Ну что ты уперся лбом, капитан, как буксир в баржу?
— Я в тысячный раз повторяю! — рявкнул Дмитрий, рубя ладонью в такт своим словам. — Сюда! Нельзя! Посторонним! Ни на минуту! Ни на секунду! Ни ставрийцам! Ни кайтарцам! Ни гхашам хвостатым! Без спецпропуска вход воспрещен всем без исключения! Ты по-человечески не понимаешь, что ли?
— Ну пусть она сама сюда придет! — не сдавался белобрысый. Его глаза азартно сверкали. — Или привезут на каталке. Не помрет же она от прогулки?
— В стотысячный раз повторяю: Самира Павловна очень плохо себя чувствует! Она спит, и будить ее врачи не разрешают. Проснется — я лично про вас расскажу, и дальше она сама решит, что делать. А сейчас покиньте территорию, пока я дежурный наряд не вызвал!
Юно остановился чуть в стороне, прислонившись к ограде, и принялся изучать гостей. Помимо белобрысого, чернокожего и Касуми, тощего парня с длинными руками и завязанными на затылке в хвост волосами, в группе присутствовали три девицы в возрасте лет этак от пятнадцати до тридцати, одна из которых казалась смутно знакомой, и еще два совершенно незнакомых парня. Все пятеро носили странную одежду: парни и смутно знакомая девица — отблескивающие алюминиевой фольгой бутафорские доспехи, а остальные девицы — шикарные средневековые платья. Ряженые держались немного поодаль и с любопытством наблюдали за развертывающейся сценой, а девицы в платьях бросали на дачия заинтересованные взгляды и смущенно хихикали. Чернокожий иностранец, однако, не обращал на них ни малейшего внимания. Руки он скрестил на груди, а на лице у него держалось то особое терпеливое выражение, какое случается у мамаш, на улице отряхивающих свое отвозившееся чадо.
— Лика! — улучшив паузу в рявканье Дмитрия, подала голос девица в доспехах. — Ну что ты к человеку пристал! Сказано же — нельзя, значит, нельзя. Потом придем. Подумаешь, триста метров от лагеря пройти.
— Спасибо, госпожа, — с явным облегчением сказал ей начальник охраны. — Хоть кто-то здесь по-человечески понимает. И не приходите сами. Пошлю я к вам кого-нибудь из обслуги, ну честное слово!
— Капитан! — вступил в разговор дачия. Голос у него оказался низкий и глубокий, а говорил на камиссе он без малейшего акцента. Точно ли он иностранец? — Прошу прощения за настойчивость, но мой молодой друг прав, к сожалению. Если госпожа Нихокара действительно в таком плохом состоянии, как ты описываешь, мы должны увидеть ее немедленно. Она может просто не дожить до вечера. Сейчас не до строгого соблюдения протоколов.
— О здоровье госпожи Нихокары заботятся лучшие врачи! — отрезал Дмитрий. — Дамы и господа, в последний раз требую от вас покинуть территорию. Считаю до пяти, потом вызываю наряд и задерживаю вас. И тогда вместо своих игр вы проведете выходные сначала в камере в караулке, а потом в отделении милиции за составлением протоколов. О, Юно! — вдруг обрадовался он, вероятно, только заметив секретаря. — И ты подтянулся! Слушай, может, ты им объяснить сумеешь?
Юно отлепился от ограды и подошел к нему.
— Ага! — констатировал белобрысый. — К и без того превосходящему противнику подошло подкрепление. Друг, может, хоть до тебя дойдет, что нам нужно увидеть вашу Хихикару, или как ее там, прямо сейчас?
— Нихокара-атара только что уснула, — качнул головой Юно. — Господин, прошу вас не проявлять ненужной настойчивости.
— Дзи! — белобрысый повернулся к дачия. — Они здесь точно все в мировой заговор сговорились, чтобы твою подружку со свету сжить. Давай их штурмом возьмем, а? Ты берешь на себя левый фланг, центр и правый фланг, а я скромно пролезу краешком и доберусь до нее, пока все заняты.
Дмитрий тихо пробормотал под нос что-то неразборчивое, но отчетливо ругательное, а его рука легла на пояс рядом с кобурой пистолета.
— Лика, не время для таких шуточек, — предостерег дачия. — Видимо, нам все-таки придется вернуться позже. А у тебя, поскольку ты сюда народ притащил, есть определенная ответственность. Кто им лагерь поможет разбивать на местной болотине?
— Господа! — обратился к ним Юно. — Меня зовут Юно Юнару. Я личный секретарь атары. Обещаю, что когда она проснется, я расскажу ей о вашем визите. Как вас представить?
— Спасибо, Юно-тара, — дачия вдруг перешел на катару. — Передай ей, что ее хочет увидеть Джао. Если она та, кого мы ищем, она поймет. Если же не поймет, значит мы даже не станем больше тратить ваше время.
— Я передам атаре о вашем визите, господин Джао, — демонстративно на камиссе ответил Юно, заметив, как напрягся Дмитрий при звуках непонятного языка. — Прошу не беспокоиться.
— Типа, наше генеральное сражение завершилось полным провалом? — разочарованно поинтересовался белобрысый. — И мы, типа, разбитые и опозоренные, отступаем на исходные позиции?
— Лика, да ладно тебе! — потрогала его за плечо девица в доспехах. — Пойдем, пока мастер не разозлился, что мы от работы отлыниваем.
— Эх, жисть! — сокрушенно вздохнул белобрысый — и вдруг, согнувшись в три погибели, метнулся в калитку. Капитан машинально дернулся навстречу, но его руки лишь впустую загребли воздух. Белобрысый Лика нырнул ему подмышку, весьма квалифицированно перекатился по асфальту — и вскочил на ноги уже на внутренней территории.
— Па-ра-рам! — победно пропел он. — Я нарушил госграницу! Ребята, раз уж вы все равно меня остановить не смогли... — Он ловко увернулся от попытавшегося ухватить его за плечо капитана. — ...то, может, все-таки допустите меня до вашей драгоценности? Я только одним глазком на нее взгляну...
Белобрысый снова увернулся от Дмитрия.
— ...и если не она, то просто исчезну, — закончил он. — А?
Юно шагнул вперед, и в тот момент, когда белобрысый оказался к нему спиной, ухватил его странно горячую руку в захват и резко выкрутил.
— Господин, пожалуйста, уйди по-хорошему, — вежливо сказал Юно в ухо замершему придурку. — Иначе тебя и в самом деле сейчас задержат.
— Все на маленького, да? — обиженно осведомился тот, шмыгая носом. — Я, между прочим, так не согласен!
Он извернулся, как кошка, и его кисть выскользнула из захвата легко, словно смазанная маслом. Белобрысый тут же отскочил подальше и гордо задрал нос, уперев кулаки в бока.
— Давайте так, ребята, — деловито сказал он. — У вас пять минут, чтобы поймать меня и выкинуть. Или арестовать, как получится. Уложитесь — молодцы. Не уложитесь — ведете меня к сокровищу. Договорились? Время пошло!
Начальник охраны зло сплюнул.
— Ну, все, достал. Боровиков! — приказал он караульному, растерянно хлопающему глазами в будке. — Передать сигнал "чужие на территории". И наряд сюда по тревоге, живо.
— Есть! — на физиономии караульного отразилось явное облегчение. Наконец-то он понимал, что делать! Он ладонью вдавил большую желтую кнопку на пульте, щелкнул парой тумблеров и выскочил на дорожку, на ходу вытаскивая пистолет. Эйшич тоже выдернул оружие и направил его на белобрысого. Юно быстро отошел в сторону. Попасть под шальную пулю, если дело дойдет до стрельбы, ему вовсе не улыбалось.
Высокий чистый звук лавиной обрушился на него со всех сторон, едва ли не физически прижимая к земле. Острая боль пронзила перепонки, и он зажал уши, стараясь хотя бы немного ослабить давление. Но фанфары пели с такой ясной невозмутимой силой, что звук проходил сквозь кости черепа, нимало не смущаясь заткнутыми слуховыми каналами. Незнакомая мелодия, торжественная и зовущая обволакивала его со всех сторон, кружила и вертела в своем водовороте, и когда поток наконец схлынул, он с трудом осознал, что стоит на коленях, упираясь в мокрые листья одной рукой, а второй ухватив ухо, словно пытаясь его оторвать. Юно тряхнул головой, ошарашенно хлопая глазами и озираясь.
Начальник охраны и караульный стояли, покачиваясь и судорожно вцепившись в решетку ограды. Пятеро ролевиков, похоже, не пострадавшие, удивленно пялились то на них, то на дачия, меланхолично барабанившего пальцами по бицепсу. Белобрысый, видимо, тоже перенес звуковой удар без особых последствий, поскольку на ногах держался как ни в чем не бывало.
— Дзи! — словно сквозь толстый слой ваты, укоризненно проговорил он. — Так неспортивно. Головы я им и сам поотрывать мог. И что ты за музон такой вдруг сбацал?
— Государственный гимн Ростании, — непонятно пояснил дачия. — Если она здесь, то должна откликнуться. Если нет, то тебе придется придумать, как извиняться.
— Мне?!
— За ложную тревогу и никакие детективные способности. Господин капитан, — дачия подошел к воротам и легонько постучал пальцем по руке все еще не пришедшего в себя начальника охраны. — Приношу свои извинения за грубое вмешательство. Вы в порядке?
— Что... как вы это сделали? — Дмитрий потряс головой. — Зачем?
— Если госпожа Никохара та, кем мы ее считаем, она услышала и опознала мелодию, господин капитан. Кроме того, у Лики, еще раз извиняюсь, нечто вроде дипломатического паспорта, а поскольку он думает только после того, как сделает...
— Эй! — обиделся белобрысый. — Я, может, как истинный художник силен экспромтом!
— ...то ситуация могла бы кончиться нехорошо для всех. Но Лика уже уходит с режимной территории и больше не доставит вам неприятностей. Верно, сынок?
— Как скажешь, папочка! — язвительно откликнулся белобрысый. — В конце концов, по твоей же просьбе искали.
— Папочка? — удивленно переспросила девица в доспехах, и Юно, вяло отряхивавший штаны, потерял равновесие и едва не упал снова. Черный как ночь дачия — папаша белого, как глиста, дурака?
— Приемный, Танечка, приемный, — тяжело вздохнул белобрысый, нехотя плетясь к калитке. — Коварно украл меня в детстве из приюта и много лет зверски насиловал учением и физзарядкой...
Раздалось гудение мотора, и из-за поворота главной аллеи вылетел автомобиль охраны. Взвизгнув тормозами и пройдя юзом по мокрому грязному асфальту, он замер, и наружу выскочили четверо с короткими автоматами.
— Господин капитан! — крикнул один из них. — Дежурный наряд по вызову явился. Что случилось? Что за музыка?
— Отставить! — хрипло произнес Эйшич, отпуская решетку и осторожно вращая головой, словно разминая шею. — Инцидент исчерпан. Верно я понимаю, э-э... господин?
— Джао, — слегка поклонился дачия. — Просто Джао. Да, я еще раз приношу свои извинения за случившееся. Я постою здесь, за оградой, еще несколько минут. Если госпожа Нихокара...
Он замолчал и уставился куда-то за спину Юно. Капитан Эйшич пошатнулся и снова ухватился за решетчатую створку ворот, чтобы не упасть. Глядел он в ту же сторону, что и дачия, но его вытаращенные глаза лезли на лоб. Юно резко обернулся — и окаменел в свой черед.
Нихокара-атара приближалась по узкой боковой аллее, по которой только что пришел он сам. Ее походка казалась полупарализованной, женщину мотало из стороны в сторону, словно пьяную, босые ноги, вокруг которых путались намокшие полы халата, неуклюже загребали ледяную осеннюю грязь, но она ШЛА! Впервые за последние четыре года шла самостоятельно, и еще как быстро!
— Самира Павловна? — пораженно пробормотал капитан. — Невероятно...
Внезапно женщина остановилась и невидяще уставилась перед собой. Она начала медленно валиться вперед, и Юно бросился к ней, чтобы поддержать, но его толкнуло сзади мощной волной воздуха. Чернокожий гигант, словно сконденсировавшийся из воздуха, подхватил атару на руки и упал на колени, прижимая ее к груди.
