— Ну, что же вы?
— У меня уже и руки затекли! — поддакнул я. — Ну-ка! — Я набросил шубу тётке на плечи. — Не понравится, или мала будет — выбросим!
— Я те выброшу! — тётка просунула руки в рукава, запахнула шубу и повернулась перед зеркалом туда-сюда. — Ну, племянничек! — зачарованно пропела она. — Дай же я поцалую тебя!
— Не по адресу! — со смехом уклонился я. — Это Настин подарок! — И, зметив Настины удивлённые глаза, добавил: — Это она выбирала!
"Ну тебя и понесло!" — услышал я Настино полузадушенное, потому что тётка в этот момент уже повисла ней в приступе благодарности.
В этот момент мой нос учуял запах горелого.
— По-моему, горим?.. — напомнил я тётке о позабытой на радостях кухне.
— Мама! — вскричала та, хватаясь за голову. — Блины-то!
И прямо в шубе она кинулась спасать то, что осталось от пострадавшего изделия.
— Ах, что тебя!.. — услышали мы её расстроенный возглас. Настя поспешила ей на выручку. — Вовка! — Голос тётки потешно взвизгнул. — Это всё ты! Совсем сбалберили меня своими подарками! — И она весело заскребла по дну сковородки, пытаясь отделить её от блина.
Услышав новое для себя словечко, я переспросил:
— Чего мы сделали?
— Погоди... Всё равно ничего не слышу... — Новая порция теста растеклась по сковороде, громко шипя.
Мгновение спустя, тётка вновь стояла перед зеркалом.
— Нет, ну когда такое было? — восклицала она в упоении, поворачиваясь то одним, то другим боком. — Васильевна точно от зависти помрёт! — заключила она, вероятно, имея в виду свою подругу, и, бережно сняв шубу, пристроила её на почётном месте в своём нехитром гардеробе. — Посмотрим, что ещё Толь Ванч скажет! — А это она уже о дядьке. — Так! — внезапно "протрезвела" она. — Это всё, конечно, хорошо, но чай-то наш, по-моему, совсем остыл? Айда к столу, гости мои дорогие!
* * *
**
— Ну так как же насчёт "интересной" работы? — напомнил я, заскучав от переливания из пустого в порожнее во время трапезы. Все эти подробности о последних событиях её мирка, которыми потчевала нас неугомонная тётка, успели мне изрядно поднадоесть. Настя, я это чувствовал, тоже утомилась поддерживать вежливую беседу о неизвестных ей людях, но держалась стоически и виду не подавала. Я откинулся на спинку дивана и одним ухом тоскливо прислушивался к телевизору, который взахлёб бубнил что-то о предстоящей Олимпиаде в Москве.
— Куда ты так торопишься? — Тётка подлила мне ещё чаю, но, увидев мой протестующий жест, сказала: — Отдохните с дороги. Работа — не волк...
— Нам солнца не надо, нам партия светит! — продекламировал я в расчёте на чувство юмора. — Нам хлеба не надо — работу давай!
Но в этот раз чувство юмора у тётки почему-то дало сбой. Она как-то посерьёзнела и посоветовала:
— Ты только при батьке-то так не говори.
— Эт' почему же? Партейный, что ли? — Признаться, я был не в курсе.
— Да нет... — уклончиво ответила она. — Сочувствующий...
— Это дядь Толик-то сочувствующий"? — поразился я, припоминая его, мягко говоря, нелестные отзывы о власть предержащих.
— Представь себе... — скорбно поджала губы тётка и стала собирать посуду со стола. Настя подхватилась ей помогать.
"Ну чего ты привязался к человеку?" — поймал я её взгляд. — Не видишь, что здесь болевая точка?"
"Вижу".
Я уже и сам понял, что вторгся куда-то, куда посторонних не пускают, и пора сворачивать со скользкой колеи, а потому аккуратно напомнил:
— Так в чём же заключается работа?
Тётка сразу просветлела лицом:
— А сам-то как думаешь?
Но я только пожал плечами:
— Сытый желудок не способствует остроте мышления.
— Его кормить вредно, — поддакнула Настя с улыбкой.
— Это заметно, — тоже улыбнулась тётка. — Учтём. Пока всю работу не сделаешь, кормить не будем. Верно, Настёна?
Та, озорно играя глазами, кивнула и понесла на кухню поднос с посудой.
— Поставь там! Я сама! — крикнула ей вдогонку тётка и села за стол напротив меня: — Так вот, дорогой ты мой племянничек, если уж тебе не терпится узнать причину, по которой я тебя сюда вызвала, слушай.
Дело в том, что я недавно перешла работать в новый садик и уже успела себя там кое в чём показать. Считай, все воспитатели по любому пустяку теперь бегут ко мне: "Терентьевна, а как это? Терентьевна, а как то?" Короче говоря, Наталья Терентьевна в новом коллективе уже авторитет. А это — ой, как непросто в моём возрасте! По сути, всё заново приходилось начинать.
Они меня нахваливают, а я им: "Это ещё что! Вы моего племянника не видели!" В общем, ты не зазнавайся, но я тебя там представила в самом лучшем свете: ты и художник, и музыкант, и...
— Музыкант? — удивлённо переспросил я. — Вы ничего не путаете?
— Ну, я имела в виду твоё увлечение записями. Но ты не волнуйся, с этого боку ты им не интересен. А вот как художник... Садик новый, неоформленный. Работы тебе там — непочатый край!.. Недавно зава подкатывается ко мне: "Наталья Терентьевна, я будто бы слышала, что племянник у вас — художник?" "Да, — говорю, — вы не ошиблись". "А не могли бы вы его попросить, чтоб он помог нам кое в чём?" Сам понимаешь, что отказать я не могла. Только вот... — Она чуть замялась. — О деньгах я с ней речи не вела... И она ни словом не обмолвилась... — В голосе её появились заискивающие нотки. — На карту ставится мой авторитет... И что ты об этом думаешь?
— Нет проблем! — браво отвечал я с широкой самодовольной улыбкой. — Когда можно начинать?
— Торопыга! — покачала она головой, но было заметно, что камень с её души упал. — Ты ведь даже ещё не знаешь, что нужно делать!
— Узнаю! — беззаботно махнул я.
Она посмотрела на меня долгим взглядом и тихо сказала:
— Какой-то ты...
— Какой?
— Да... Сам на себя не похож... Как пьяный. Море по колено.
— Это, наверное, я на него так повлияла, — вытирая руки фартуком, Настя вошла в комнату и села рядом со мной. — Вы не думайте ничего такого, он хороший! — И она взъерошила мне волосы на загривке.
— Да уж кому, как не мне, знать его! — улыбнулась тётка. — Вырос на моих глазах. Это сейчас мы поразлетелись по разным городам. А раньше-то все вместе жили. Он ещё ко мне в группу ходил...
Она было хотела удариться в воспоминания, но в этот момент в замок входной двери кто-то вставил ключ и стал его проворачивать.
— Сан-Саныч, наверное! — подмигнула мне тётка, имея в виду своего сына и моего брата Саньку, и пошла встречать.
Однако, когда дверь широко и по-хозяйски распахнулась, весь её проём заполнила крупная фигура "дядь Толика".
— О! — удивилась тётка. — Батька явился!
— А что? — огрызнулся тот. — Не ждала, что ли?
— Да уж все жданки поела! Как дела-то?
— А! — хмуро отмахнулся дядька. — Никак. Устал, как собака.
Громко сопя, он что-то искал у себя под ногами.
— Да где тапки?! — взорвался он наконец.
Тётка рассмеялась:
— Ты голову-то подними, да глянь, кто у нас!
Он с досадой распрямился, а я взял Настю за руку и вылез из-за стола:
— Это я ваши тапки оккупировал.
— О! — вяло удивился он. — Гость! — Он подал мне широкую, как лопата, руку и основательно сжал мою. — Да ты не один! — Он оценивающе скользнул взглядом по Настиной фигуре и сделал вывод: — Женился, что ли?
— Батька! — одёрнула его тётка. — Ты как бульдозер! Кого хочешь, в краску вгонишь! Ни здрасьте, ни до свидания...
— Познакомьтесь, — сказал я, не обращая внимания на их перепалку. — Настя. Невеста моя.
— Ишь ты! — усмехнулся дядька. — Жених!
Я в ответ только скромно улыбнулся и тихонько пожал руку Насте:
"Не дрейфь! Он всегда такой — "бульдозер".
"Да уж..". — ответ Насти не оставлял сомнений в том, что чувствовала она себя под взглядом дядьки далеко не комфортно.
— Ладно, молодёжь, — устало осклабился Толь Ванч. — Вы меня извиняйте: с ног валюсь. Мне бы чуток жевнуть, да до кровати доползти.
— Дядь Толь... — рискнул я проявить инициативу. — А как насчёт... — И я выразительно провёл указательным пальцем по горлу.
В его глазах блеснули искорки интереса:
— Это как понимать? Ты же у нас вроде как трезвенник? Или всё уже в прошлом?
— Да нет, — смутился я. — Но за встречу-то чуть-чуть не помешает...
Он перевёл взгляд на супругу:
— Как, мать? Чего молчишь?
— Да я чё?.. — растерялась тётка, не ожидавшая от меня такого вольномыслия. — Дело ваше...
— "Ваше!", "Ваше!" — огрызнулся тот. — Давай, ставь на стол! В кои веки племяш угощает! Я щас!
И он живо нырнул в ванную смывать рабочую грязь. Предвкушение выпивки придало ему сил.
Тётка только головой покачала:
— Ишь, запрыгал!..
* * *
**
Пока Толь Ванч не уговорил две посудины сотворённого мною "напитка", он и не подумал "ползти" в сторону кровати.
— Ох и хорош! — добродушно покрякивал он, опрокидывая в себя рюмки, казавшиеся в его лапище напёрстками. — Сам гонишь? Али как?
— Куды мне, грешному! — переглянулся я с Настей, которая поначалу тоже, как и тётка, была немало удивлена, когда я взялся активно "помогать" Толь Ванчу опустошать стеклотару, но потом, видя, что я ни в одном глазу, заподозрила неладное.
— А ну-ка... — она взяла у меня из руки рюмку и, осторожно понюхав, пригубила.
"Ах ты жулик!" — озорно сверкнула она вмиг подобревшими глазами и вернула мне сосуд. — А я уж было подумала..".
— А чё так м-мало? — спросил Толь Ванч, уже изрядно осоловевший, и налил в пустующую Настину рюмку. — Ты п-пей! С-сён-дня можно!..
— Батька! — Тётка тревожно посмотрела на будущую сноху, но та, как ни в чём ни бывало, улыбнулась, пригубила и протянула ей:
— Попробуйте!
Я с улыбкой наблюдал за ними.
— А ты думаешь, у меня не такая? — нервно отозвалась тётка, которой эта внезапная попойка была сильно не по душе. Она взяла свою рюмку и от одного запаха её своротило: — Гадость!
— Но-но! — Толь Ванч погрозил ей и опрокинул ещё одну порцию. — Н-не опи... ж-жай! Я тах-хого с-сам... гону ни в жисть не... п-про... бовал!.. Да и т-ты... т-т... оже! — Он поднял почти пустую бутылку к глазам и, глядя на меня сквозь неё, промямлил: — Н-н... что, п-племяш?.. Я эт-то... Пшёл?.. Над-да, п-пынима-ишь ты?.. — Он многозначительно понял указательный палец к потолку и повертел им, будто собирался просверлить дырку.
Я с большой охотой закивал.
— Нищ-щего ты... н-не п-пыни... маишь... — Он поставил бутылку, встал, и, сильно качаясь, пошёл к двери. Уцепившись за косяк, он обернулся: — А ты это... м-моло... дес! Уважил... И деваха твоя... Во! — Он отклеился от опоры и хотел было показать большой палец, но его сильно качнуло назад. Хорошо, тётка вовремя подскочила.
— Ладно-ладно! — Она взяла его за плечи. — Пошли, ценитель! — Его качнуло в сторону кухни. — Да не туда!
— Сам з-зна... ю! — отмахнулся он и, после нескольких попыток коррекции траектории, исчез в спальне.
Некоторое время оттуда слышалось его недовольное бормотание, потом он затих.
— Ты зачем его так напоил? — шёпотом спросила Настя.
— Чтоб не мешался! — так же шёпотом ответил я.
— Так ведь он и так собирался отдыхать.
— Зато теперь будет отдыхать более качественно.
Появилась обескураженная тётка:
— Не пойму, чего это его так развезло?
— Устал, наверное? — посочувствовал я.
Она серьёзно посмотрела на меня:
— Но ведь и ты же не отставал? А по тебе не скажешь... Вообще-то я думала, что ты ещё держишься...
— Да вы попробуйте, чего он пьёт! — опять протянула Настя ей свою рюмку.
— Чай, не слепая: с одной же бутылки!
— Попробуйте-попробуйте! — настаивала Настя с хитрой улыбкой.
— Да чего там... Тётка недовольно взяла рюмку из Настиной руки и опасливо принюхалась. Не почувствовав специфического запаха, она пригубила содержимое и подняла удивлённый взгляд: — Не поняла: вода, что ли?
— "Ачалуки", — улыбнулся я.
Глядя мне в глаза она несколько секунд соображала, потом вынесла вердикт:
— Значит, пока я его укладывала...
— Да нет же! — Настя схватила бутылку, из которой "подзаряжался" Толь Ванч, вылила оставшуюся жидкость в свободную рюмку и протянула ей: — Проверьте!
— Вода... — недоумённо произнесла та, пригубив напиток.
— Вот именно! — торжествующе произнесла Настя. — Потому-то он и трезв, как стёклышко!
— Да чего вы мне голову морочите?! — наконец возмутилась тётка. — С чего ж тогда батька окосел?
— От водки, — честно сказал я.
— Но здесь же вода!
— А это фокус такой! — улыбнулся я. — Раз! — водка, раз! — вода!
Она задумчиво осмотрела нас и махнула устало:
— Ладно... Пусть будет так. — И усмехнулась: — Фокусник!
* * *
**
Не дожидаясь, пока явятся остальные члены семейства, наш отряд под предводительством тётки выступила в направлении детского садика номер три, как нам было объявлено. По дороге женская половина ныряла в каждый магазин, благо, их было по десятку на каждом метре, а мужская, то бишь я, терпеливо следовала в её фарватере, а то и просто скучала, подпирая двери очередного собрания симпатичных ненужностей. Выходили они оттуда обе довольные и сияющие, и я уже точно знал, что сумки, которыми они снабдили меня в начале пути, опять прибавят в весе. И, чем лучше становилось их настроение, тем ощутимее сумки оттягивали мне руки. Наконец я не вытерпел:
— Милые женщины! Вы не за были о цели нашего путешествия?
Они удивлённо воззрились на меня:
— А куда ты так торопишься?
Я бухнул сумки возле лужи поменьше и предложил:
— Давайте так! Вы будете стаскивать сюда со всех окрестных магазинов всё, что закупите, а потом мы поймаем что-нибудь на колёсах и отвезём это домой.
— Ой, да ладно тебе! — снисходительно улыбнулась Настя. — Давай уж помогу! — Она попробовала приподнять одну из сумок, но улыбка тут же исчезла с её лица: — И вправду тяжело! А вроде ничего и не брали...
— Конечно не брали! — съязвил я. — Это я вон там, за углом, кирпичей насовал! Послушай! — зашипел я ей на ухо, хотя мог прекрасно обойтись мыслепередачей. — Я понимаю, ты хочешь понравиться тётке и, конечно, приветствую это. Но зачем ты всё это покупаешь в магазине?! Я тебе такого добра тысячами настрогаю!
— А это образцы, по которым ты будешь копии "строгать"! — озорно сверкнула она глазами, чмокнула меня в щёку и нырнула следом за тёткой в людской поток, заглатываемый раскрытым зевом магазина, возле которого мы так содержательно побеседовали.
Наконец, мы добрались до цели нашего путешествия. Женская половина так и не выказала сочувствия к моим страданиям, если не считать той жалкой попытки Насти помочь мне.
Здание садика произвело на меня самое благоприятное впечатление. Лишь только оно вынырнуло из-за последних сосен, закрывавших обзор, моё воображение тут же разыгралось. Очень мне понравился его фасад: такая огромная и пустая стена! Туда так и просилась какая-нибудь цветасто-глазастая симпатичная картинка. На всю стену! Её будет хорошо видно издалека.
Я не замедлил сообщить об этом тётке.
— Во-во-во! — закивала она с довольным видом. — Я знала, что это безобразие не оставит тебя равнодушным! А вот сюда посмотри, — она указала на уютные навесы, под которыми копошилась детвора в сопровождении молоденьких, и не очень, воспитательниц. — Видишь эти пустые простенки? Как тебе?
