Дом

— Ну, так..чудеса же эти со временем..

— Так, что Александр Петрович, аномалия здесь, и вы собираетесь её закрыть?

— Не...я аномалии не закрываю, у меня другие цели и задачи. Вашего знакомого с крысиным лицом жду.

— А откуда вы знаете, что он придет?

— Свидание назначил, — усмехнулся Александр, — На самом деле я просто знаю, где клиент будет в нужный момент и все. А, как и откуда, это уже вопрос не ко мне..

— Понятно...., — задумчиво произнес Мухин.

— А вы знаете, что делом занялась госбезопасность? И за квартирой возможно следят?

— Ага, — беззаботно отозвался старший лейтенант, — Они уже в квартире отметились, и датчики и камеры везде рассовали. Таракан пробежит — сработает.

— А как же?

— Да не собираюсь я на квартиру, — ответил Александр, опережая вопрос Мухина, — На подходе встречу. Примерно через час клиент будет.

— Так, что Валерий Николаевич спрашивайте, что хотели, да идите от греха подальше.

— Что угодно могу спросить? — лукаво улыбнулся Мухин, — А вдруг я это потом разведке расскажу?

— Ну и что? Миссия моя заканчивается, больше не свидимся. Чего мне боятся?

— А как же остальные агенты другой реальности?

— Проредил я их, как грядку с редиской, они представительства и позакрывали. На нашей земле и своей мрази девать некуда, так еще эти интервенты....

Мухин задумался, он пребывал в некоторой растерянности, вот, казалось бы, пользуйся моментом, спрашивай все, что угодно. Так вопросы в голове разлетелись кто куда, и даже спросить о чем не знаешь. О! Господи! — сокрушенно подумал Мухин. Я же потом жалеть буду, что не спросил. Локти кусать. А спросить будет не у кого.

— А все-таки...как вас завербовали и кто? — нашелся, наконец, Мухин.

— Да не вербовал меня никто..просто нашелся человек, который выручил в трудную минуту. А потом и рассказал что к чему...

— И вы ему поверили?

— Не сразу конечно, но поверил.

— Так как называется ваша организация? В какой она реальности?

— Никак не называется, — хмыкнул Александр, — потому, что нет никакой организации. По крайней мере, я о такой не знаю.

— Но вами, же кто-то руководит? Вы же сами сказали, что есть у вас фантастический начальник, который во времени перемещается как ему угодно.

— Он не начальник, он учитель. А это согласитесь большая разница. И нет над ним никакого начальства. Сложно это объяснить...Но мы возникаем и появляемся в этом мире там и тогда, когда в нас возникает необходимость.

— Провидение...

— Может и провидение, и высшие силы...Хотя я таких определений избегаю. Не нравится мне. Нескромно это как-то...Вызывающе, что ли?

— Да чего уж там скромничать? Такому трюку с бокалом простому человеку не научится..

— А хотите я вас научу?

— Что прямо сейчас?

— Конечно, — улыбнулся Саша, — Я вам сейчас расскажу, а вы дома сами немного потренируетесь и все...

И Саша рассказал. Мухин сначала округлил глаза, а потом зашелся от смеха. Ей! Богу! Этому стоило научиться. Весь фокус состоял в том, что вы заранее в руке ломаете пальцем ножку фужера. Потом отвлекает внимание зрителя взмахом ножа, а подкидывая в воздух верхнюю часть бокала, предварительно бьете по нему ногтем большого пальца, чтобы зазвенел. А нож проходит по воздуху. Остается только поймать половинку левой рукой и предъявить ошарашенному зрителю. А чуть попозже показать и подставочку от бокала.

* * *

Прозрение и пробуждение в жизни Семена наступило одновременно. Вот только никакой радости от понимания он не ощущал, и отдохнувшим себя не чувствовал. Да. Рана на плече скорее всего затянулась, поскольку плечо уже не болело. А сняв футболку, Семен увидел в зеркале, что и раны то никакой нет. Еще одно чудо, на которое ушло энное количество энергии...Господи! Да это не "философский камень" а "шагреневая кожа" Оноре де Бальзака. Только расплачивается за чудеса не хозяин, а другие...Незнакомые другие. Оживил Маргариту а сколько живых растворилось в воздухе? А потом еще...Господи! Что за наказание такое? Конечно, нужно быть бездушным эгоистом, чтобы жить, жертвуя для своих фантазий жизнями ни в чем не повинных людей. Дьявольский камень из преисподние, это название подошло бы ему больше...Хотя клетчатый назвал его ....как там первое слово забыл, но второе Deus (Бог) — камень Бога, на латыни. И если подумать, то им действительно может владеть только Бог. Поскольку только Бог знает все последствия своих поступков. Но почему он оставил такую опасную игрушку без присмотра? Зачем человеку такое искушение? Допустим, слова клетчатого духа камня примем на веру, и камень исполняет желания только чистых сердцем. Но, что, же это получается? Что "невинный" Семен вызвал по своему желанию басурманина и убил? Как это понимать? Какой к чертям собачьим он теперь невинный? Нет. Вызвал он конечно не для того чтобы убивать, а собственной гибели возжелал. О своей никчемной, никому не нужной жизни думал...И что нечего ему больше делать в этом мире. Красиво погибнуть захотел. Но оказалось, что даже умереть с достоинством он не умеет.

Пихтов расхаживал по дому и прибирал последствия сражения. Вернул на место вазу. Подмел опилки и щепки на лестнице. Повесил на место кочергу. Потом прошел на кухню, и, убедившись, что картошка, которую он давеча жарил, превратилась в полные угольки и пепел, выкинул её в мусорное ведро. Отрезал кошке вареной колбасы ломоть и мелко покрошил, чтобы не давилась. Муська, до этого момента, бегавшая за ним по комнатам, как привязанная, угощение оценила, и, рыча, поглощала колбасу. Семен смотрел на кошку и сам вяло что-то жевал, не ощущая вкуса. И тут ему в голову пришла одна мысль..

"А что если? Что если Бога нет? Не в том смысле, что никогда не было, а сейчас. На материальном плане. Он сотворил человека по образу и подобию своему, наделив свое творение даром творить и создавать. И создал не из банальной глины, не из праха земного, не из дерева Буратино вырезал, а из себя. Жертвуя собой. Отдавая всю материальную составляющую его сущности на создание этой вселенной. А сам остался в виде чистой энергии. Ничто не берется ни от куда, и в никуда не девается...Хм".Тут мысль Пихтова скакнула, и он стал размышлять на другую тему. "В физике есть понятие необратимых процессов. Вот сгорела картошка на сковородке, и её уже не вернуть в прежнее состояние. А если на самом деле можно вернуть? Можно воскресить? Просто от картошки остался пепел, и выделилось некое количество теплоты — считай энергии. А что если для того, чтобы процесс был обратим, нужно просто чуть больше энергии? Ну, скажем, не чуть. А порядочно больше энергии.

Как сказал дух камня, все зависит от законов...Он намекнул, что я могу все исправить. И дом этот вернуть на место и разрыв реальностей закрыть. Но, в, тоже время, сказав, что моего желания не достаточно. И он не уверен, захочу ли я этого? О чем он говорил?"

— О том Семен Михайлович, что исполнять желания камень берет энергию из окружающей среды, а чтобы повернуть вспять пространство и время, ему энергии мира недостаточно. Процесс, как вы догадались, весьма энергоёмкий...

— И что для этого надо? — Семен обернулся на голос, чтобы лицезреть клетчатую кепку в дверном проеме кухни.

* * *

Гордыня. Все-таки есть что-то в этих странных учениях и верованиях этого странного мира, думал Хантер, возвращаясь в город за рулем автомобиля покойного Толика. Ведь если подумать, то именно гордыня и самоуверенность чуть не погубила его сегодня. Сбил постового, а ведь мог объехать. Не стал униженно разговаривать с дачной семейкой, тянуть время, а грубо угрожал им оружием. Недооценил лицемерие Толика. Потом эта игра в войнушку с полицейскими, его счастье, что стрелки они никудышные. А все потому, что он самонадеянно думал, что все закончится и ему не придется возвращаться.

И вот пришлось...Пришлось взять заложника, переправится с ним на тот берег, спалить полицейские машины, и заодно свою. Поскольку машина в розыске. Столько ошибок за сегодняшний день, столько промахов. Хантеру стало стыдно, как ученику завалившему экзамен. Пора, становится осмотрительней. Просыпаться и думать о последствиях. Просчитывать их. Стоп! Светофор. Нарушать не будем. Хватит.

Хантер выждал очередь и пока череда машин проехала на зеленый, опять остановился у самого светофора. А почему собственно он решил, что точка повторного прокола однозначно совпадает с домиком в дачном поселке? Опять самонадеянность? Вот, что нужно проверить сейчас в первую очередь. Вот чем он сейчас займется.

Через пятнадцать минут прибыв к магазину "Pucha", Хантер забил данные в программу и результат замигал красной точкой на диаграмме. Хантер вздохнул, хорошо все-таки, что попалась ему эта семейка и спасла от неминуемой гибели...Какой же он болван! Где погиб Шурави? А? Правильно. Погиб у дома в городе, где была когда-то квартира художника. И не ключа на свою голову Шурави ждал, а время выжидал у дома.

Так..., Хантер постучал кончиками пальцев по ноутбуку. Сломя голову ломится в квартиру не будем. Поставлю таймер опять на два часа. И посмотрю там хорошенько все вокруг. Мало ли? Как говорят аборигены: Береженого, Бог бережет.

А зачем мне все это? — мелькнула малодушная мысль, когда автомобиль подъезжал к знакомому перекрестку. Суета. Власть — суета сует. Комплекс маленького человечка выбившегося в господа? А ведь куда я собственно выбился в своей жизни? Чего достиг? Это для деревенского старосты я пуп земли и господин. А для министерства, полевой агент, расходный материал, пушечное мясо. Винтик в государственной машине. Ни жены, ни детей. Даже дома своего нет. И никогда не будет.

Нет будет! Будет дворец, величайший во всех реальностях, и жен будет столько, сколько я захочу! Осталось совсем немного....Возможно, немного.. — успокаивал сам себя Хантер.

Оставив автомобиль в квартале от искомого дома, Хантер вернулся назад. Неторопливо осматривая соседние, примыкающие к дому дворы. В квартире может быть засада. Может это и паранойя, но лучше проверить. Проверил.

Так и есть! В подъезде, этажом выше находился какой-то тип. Его не было видно в бинокль, и через окна на лестничном марше было не увидеть. А вот силуэт человека сидящего на корточках четко просматривался по инфравизору. Не движется, не суетится. Значит, ждать умеет. Ну-ну...Хантер проник в первый подъезд дома, через люк выбрался на крышу. Прошелся по крыше до пятого подъезда, где на четвертом этаже и находилась квартира художника. Но там же, над пятым подъездом существовал еще один люк, выходящий на крышу. И он был не на замке. Отлично! И Хантер бесшумно скользнул вниз.

.....Все решили мгновения. Киллер не услышал Хантера, но почуял звериным чутьем. И в последний момент развернулся. И если бы Хантер был чуть ближе, то наверняка не успел бы уклонится от руки со сверкнувшим ножом. Но хоть пуля Хантера и не была бесшумной как нож, но оказалась быстрее..

* * *

Он знал, он уже понял решение проблемы. Да кто он, чтобы творить мир? И что такое этот мир? Что значит быть Демиургом? Творить материю отягощенную злом? Нет. Ничего и никогда. Отмотать все назад? Далеко назад. Единственный выход, чтобы больше не было этих причин и предпосылок для поворота событий в проторенное русло. Жертва? Нет. Расплата. За все в мире нужно платить. Закон сохранения энергии и матери. Только и всего. Обычный физический закон этого мира, делающий всю систему саморегулирующейся и самовосстанавливающейся. И ничего не будет... Ничего из того, что я создал. Написал. Сотворил. Как не будет этого дома. Не будет моей лучшей части жизни. С грустью и безнадежностью подумал Семен. Господи! Прости меня за мои вольные и невольные прегрешения, но пусть этот мир станет хоть чуть-чуть лучше. И это мое последнее желание и такова моя воля. Пусть. Если такова расплата. Пихтов сжал камень в руках и чувствовал, как он истекает прекрасным божественным светом, тем светом, что исходила от Бога в его видении. Но вот сияние прекратилось, и Семен положил камень на стол.

— Пусть, — тихо сказал он, и посреди комнаты возник некто. Некто с крысиной физиономией и жирными прилизанными волосами. Он не стал оглядываться и, выяснять, как он сюда попал, и что это за место. Он знал.

— Где камень? — задал он вопрос Семену.

— Камня больше нет, — хмуро отозвался Семен.

— Не смешно. Не вынуждай, отдай по-хорошему.

— Бери, — кивком головы Пихтов указал гостю на журнальный столик.

Гость схватил камень и, зажав в ладонях, на миг застыл. "Жаркое солнце растопит сердце, каплей желания прольется на землю то, что сокрыто в душе...." — зашептал Хантер про себя молитву со свитка, и остановился на полуслове. Ничего не происходило. Камень не отзывался теплом, не источал свет. Он был обычным равнодушным камнем, по виду похожим на полевой шпат. Может дело в том, что он далеко не ребенок с чистой душой?

Нет. Цыган в цирке тоже далеко не был ребенком, а чудеса левитации демонстрировал. Да и мастер на стройке, наверняка, не детскими словами желание высказал. Хантер недоуменно посмотрел на художника. Он все понял. Виноват был художник. Он высосал этот камень без остатка.

— Ты??! Что ты сделал???

— Я все исправил, только и всего..

— Ты выжал его до капли идиот! На что? На что ты его истратил?

— На то, чтобы ничего этого не было...

Хантеру ударила кровь в голову. Он так долго шел к этой цели, он лелеял в сердце мечту стать императором. Пошел на прокол реальностей, рискуя провалиться в небытие. Убил подстерегающего его киллера. И вот он здесь. В этом оторванном от реальности доме, и у него нет пути назад. Нет, он, конечно, может какое-то время продержаться прежде чем умрет в этой мышеловке. Шурави говорил, что дом существует лишь благодаря человеку. И все это время Хантер думал, что Шурави просто не хотел открыто говорить про камень. Но теперь камень мертв. И именно человек является причиной, что дом еще существует в разрыве, как и существует сам разрыв. Обтекая, обходя инородное тело, он не в силах срастись обратно, залечить рану. Что ж, по крайней мере, Хантер выполнит свой долг, то ради чего был послал.

Он шагнул к художнику. Тот не двинулся с места, хотя не догадаться о намерениях Хантера мог только слепой.

— Ты понимаешь?...

— Делай, что должен, — ответил художник.

* * *

Ночью Клавдия Ивановне стало плохо, она проснулась от того, что её сердце забилось часто-часто, как перепуганная птица в силке. И она пошла на кухню выпить валерьянки. Но валерьянка помогала слабо. Сердце никак не хотело успокоится. И Клавдия Ивановна пролежала до утра без сна. А утром она, как обещала Семену, погладила его рубашки и понесла. Минут пять она безуспешно стучала в железную дверь. Никто не открывал. И даже к двери не подходил. Да, что же это такое? Не мог Семен без рубашки никуда уйти, у него их всего две было. И дома он ходил в майке. Остальные рубашки все давно изорвались. А новые, он себе не покупал. Было не на что, и не зачем. Её сосед был из той породы непризнанных гениев, которые работали и творили, как они сами говорят, для будущего, а материальные благи их не интересовали. Не так, чтобы совсем, жить то надо было на что-то. И тогда Сеня шел халтурить, как он говорил, и расписывал то сельские клубы, то какие-то плакаты делал. После халтуры он всегда приходил к Клавдии Ивановне с цветами и подарками, и давал ей денег. Она сначала отказывалась, а потом стала брать. Потому, что Семен опять превращался в затворника и писал свои картины, никому и никогда не показывая. И писал их до тех пор, пока у него не кончались деньги. И тогда он приходил занимать деньги у соседей. Кроме Клавдии Ивановны ему никто не занимал, боялись, что пропьет и не отдаст. Но тетя Клава точно знала, что Сеня больше не пьет. Пил, да. Дебоширил, да. Но тогда он жил с Ирочкой и с дочкой Настей. А когда они ушли, он совсем потерял интерес к жизни, и кроме работы ничем не занимался. У него даже друзей не стало. Собутыльники утратили к нему всяческий интерес. А соседка Клавдия Ивановна стала как мама, которая ему не только денег занимала, но и кушать иногда готовила, и стирала. В общем, жалела его ..юродивого. Только вот, что картин он ей не показывал, что обижало Клавдию Ивановну очень. Она даже пару раз хотела разругаться с Семеном и все ему высказать. Но проходило время, и прощала ему эту странность и не настаивала больше. Лишь однажды мельком подсмотрела под тряпкой закрывавшей холст, и была удивлена, что там был обычный, красивый пейзаж в духе Левитана. А ничего нет такого прочного или ужасного как она себе представляла.