В царствование императора Николая Павловича

— Сие означает, Дмитрий Григорьевич, что нам на хвост сели полицейские? — спросил Сергеев у своего спутника.

— Сели на хвост? — усмехнулся ротмистр, — Странное выражение, но, пожалуй, точное. Да, вполне вероятно, что господа полицейские заинтересовались вами, и получили от кого-то из высокого начальства задание проследить за вами.

— Виктор Иванович, — сказал немного погодя Соколов, — я не знаю всех подробностей вашего пребывания в Санкт-Петербурге, но по поводу вас к нас в Третье отделение пришло уже несколько доносов. Вообще-то их нам присылают каждую неделю столько, что и прочитать все не успевают. В основном там пишут такие глупые вещи, что ходу им не дают. Вы знаете, Виктор Иванович, во дворе нашего дома на Фонтанке каждую субботу служащие устраивают "всесожжение" — разводят костер и охапками бросают туда доносы.

Так вот, про вас и ваших спутников, Виктор Иванович, в доносах, написанных дворником дома, в котором живет князь Одоевский и приказчиком магазина, в который вы как-то раз заходили, чтобы купить слесарные инструменты. Они пишут, что вы люди странного поведения, говорите странные вещи и у вас какие-то странные вещи, ранее нигде и никогда не виданные.

То, что вы не совсем обычные люди, Виктор Иванович, я и сам вижу. Но, насчет того, что вы опасны для Российской империи, в этом у меня есть большие сомнения. Да и не стал бы граф Бенкендорф, верный слуга монарха нашего, отдавать приказ оберегать вас. А вот, похоже, что доносы к обер-полицмейстеру дошли до того, кому они были адресованы. И тот решил поближе с вами познакомиться.

Сергеев задумался. Похоже, что события начинают выходить из-под контроля. И граф Бенкендорф здесь может не помочь. Придется, по всей видимости, подтягивать тяжелую артиллерию.

— Скажите, Дмитрий Григорьевич, — сказал Виктор, — а если бумагу, подобную той, которую выдал вам Александр Христофорович, нам выдаст сам государь-император? Тогда у обер-полицмейстера и графа Строганова пропадет к нам интерес?

Ротмистр удивленно посмотрел на Сергеева, а потом воскликнул, — Виктор Иванович, вы шутите?! Государь-император САМ напишет подобный документ? Возможно ли такое?!

— Вполне возможно, — невозмутимо ответил Сергеев, — но я бы не хотел, чтобы дело дошло до этого. Впрочем...

— Ради Бога, — изумленно воскликнул Соколов, — скажите мне, наконец, кто же вы такие, если за вас готов ходатайствовать сам помазанник божий?

Виктор тяжело вздохнул, — Хорошо, я расскажу вам это, но только я хотел бы, чтобы вы мне дали честное слово, что никому не расскажите то, что сейчас услышите...

Вот вам моя рука!

С Исаакиевской площади Александр и царь отправились в Петропавловскую крепость. Перешли Неву по Николаевскому мосту, по Университетской набережной дошли до Стрелки Васильевского острова, потом через Биржевой мост перешли Малую Неву и вот она, Государева твердыня, она же Государева тюрьма и Государева усыпальница.

Николай был очень удивлен тому, что доступ в Петропавловскую крепость теперь свободный. — Александр Павлович, ведь это непорядок, — сказал он, кивая на настежь распахнутые ворота крепости. — Так ведь сюда любой злодей проникнуть сможет. Нет, так нельзя, — и он осуждающе покачал головой.

— Николай Павлович, — ответил Шумилин, — так зачем же закрывать крепость-то. Она теперь музей. Пусть люди смотрят и мотают на ус, узнают от экскурсоводов — что было здесь столетия назад.

— Это любопытно, — сказал царь, — если можно, то не могу ли я с этими экскурсоводами пройтись по крепости, и послушать, что они будут рассказывать о моем правлении?

— Это нетрудно сделать, — ответил Александр, — только, Николай Павлович, я вас очень прошу, не комментируйте слова экскурсовода и не вступайте с ним в полемику. Нам ни к чему привлекать лишнее внимание.

— Хорошо, — немного подумав, сказал Николай, — я согласен.

Купив билет в кассе, они присоединились к очередной экскурсии. Молоденькая девица-гид достаточно грамотно рассказывала об истории крепости, о том, что в ней находилось и какие исторические события происходили в ее стенах. Николай слушал внимательно, лишь иногда недовольно морщась, когда девицу, что называется, заносило, и она начинала клеймить "проклятое самодержавие". Лишь у шемякинского монстра, выставленного на всеобщее позорище у дома коменданта крепости, его нервы не выдержали. — Как этот мерзкий скульптор посмел изобразить государя Петра Великого в виде какого-то монстра! — воскликнул он. Но этим восклицанием Николай не привлек к себе особого внимания, так как мнение остальных экскурсантов по поводу "шедевра" Шемякина вообще были нецензурны.

В тюрьме Трубецкого бастиона Николай внимательно слушал рассказ экскурсовода. Дело в том, что тюрьма эта была построена уже после его смерти, и для него информация о режиме содержания арестантов и о тех, кто здесь сидел, была так же интересна, как и другим посетителям.

А вот в Петропавловском соборе Александру показалось, что царь упадет в обморок. И он его прекрасно понимал. Действительно, не у каждого выдержат нервы, когда ему продемонстрируют его собственную могилу, а так же места погребения детей, братьев и сестер, племянников и прочих близких родственников. Шумилин предусмотрительно подхватил под локоть Николая, и шепнул ему на ухо, — Ваше величество, может быть вам стоит выйти на улицу? Или, если хотите, выпейте глоток воды, — и Александр достал из кармана купленную в крепости пластиковую бутылочку с минералкой.

Но Николай быстро пришел в себя. — Нет, Александр Павлович, спасибо, не надо. Не обращайте внимания, я просто немного сегодня устал. Впрочем, немного воды я бы выпил.

Немного поморщив от того, что ему придется пить из горлышка, царь сделал большой глоток газировки. Лицо его приняло обычный цвет, и перестало быть серо-зеленым.

— Александр Павлович, — позвольте мне здесь побыть одному, — сказал он своему спутнику. — Вы, как мне кажется должны понять меня...

Шумилин кивнул головой. Он отошел в сторону, и стал разглядывать вывешенные под потолком собора трофейные шведские знамена. К Александру на цыпочках подошла старушка, смотрительница музея. — Извините, — обратилась она к нему, — вы не скажите, кто ваш спутник и откуда он? Я раньше работала в Эрмитаже, и хорошо запомнила портреты монархов, которые были в экспозиции. Так вот, ваш спутник удивительно похож на императора Николая Первого. Впрочем, многие люди на кого-то похожи. Но тут просто удивительное сходство.

Шумилин усмехнулся про себя. — Интересно, — подумал он, — что станет с этим божьим одуванчиком, если я скажу ей правду? Закричит, или сразу хлопнется в обморок? А может и сердечко не выдержать...

— Это мой старый знакомый из Петрозаводска — сказал он любопытной старушке, — а сходство... Природа, она еще не такие чудеса вытворяет.

— Посмотрите, — вдруг закудахтала старушенция, — что он такое делает...

Обернувшись, Шумилин увидел, как Николай встал на колени перед серым надгробием, под которым лежал убитый террористами-народовольцами его сын, и перекрестившись поцеловал глыбу серо-зеленой яшмы. Потом он встал, еще раз перекрестился. И держа прямо спину, отправился к выходу из собора.

За спиной у Александра кто-то громко ахнул. Он повернулся, и увидел, как старушка медленно оседает на пол. Шумилин подскочив, успел подхватить ее под руки, и усадить на стоящий у стенки стул.

— Господи, да что же это? — испуганно бормотала бедная старушка, — ведь это был САМ Николай Павлович... Вы видели ЭТО?

Шумилин воровато посмотрел по сторонам, потом приложил указательный палец к губам, и быстро почти бегом выскочил из собора. Николай ждал его на площади перед входом. Он уже пришел в себя, и любопытством разглядывал здание фасад Монетного двора. Увидев Александра, он грустно улыбнулся, и сказал,

— Знаете, Александр Павлович, только сейчас я понял — где я нахожусь. До этого момента я представлял, что я сплю, и вижу какой-то интересный, и немного страшный сон. Люди из будущего, странные механизмы, страны одежды и нравы. Мне казалось, что в любой момент я могу проснуться и увидеть свой знакомый кабинет в Зимнем дворце.

И только тогда, когда я своими глазами увидел и своими руками пощупал надгробия, под которыми лежу я, и мой сын, я вдруг понял, что действительно, где-то далеко-далеко существует другой мир, в котором все то, что мне еще предстоит, уже давно прошло... Александр Павлович, скажите, как мне теперь жить дальше?

Шумилин тяжело вздохнул, а потом сказал, — Николай Павлович, мне очень жаль, что так все получилось. Только наше появление в вашем времени, как мне кажется, не случайно. Возможно, что это знак свыше... — Тут Николай и Александр не сговариваясь перекрестились...

— Видите ли, Николай Павлович, — продолжил этот тяжелый разговор Шумилин, — конечно, мы можем закрыть портал, перенастроить его. И пусть в вашем мире все идет своим чередом, как когда-то шло в нашем. Но мы никогда не простим себе, что мы имели возможность вмешаться в историю нашей страны, и не воспользовались этой возможностью... Это будет подло по отношению к нашим предкам. Мы не хотим, чтобы Россия прошла через унижения Крымской войны, чтобы террористы убили вашего сына. Нельзя это допустить! И мы будем помогать вам, чего бы нам это не стоило.

Мы, Николай Павлович, люди уже взрослые, даже чересчур. Но мы еще можем кое-что. И у нас есть дети, знакомые, которые с радостью нам помогут. Так что вы, Ваше величество, можете полностью рассчитывать на нас. Вместе с вами мы можем горы свернуть... Как, вы согласны с нашим предложением?

Николай внимательно посмотрел в глаза Шумилину, потом неожиданно улыбнулся, и протянул свою ладонь Александру, — Вы меня убедили, пусть будет так, как вы говорите. Вот вам в том моя рука...

Глава 8 "Господин тайный советник"

А теперь — пройдемте...

Сергеев и Соколов шли по Литейному. Виктор собрался с духом, и начал рассказывать ротмистру историю о том, как он и его приятели оказались в XIX веке. Поначалу Соколов не поверил своему новому знакомому. И немудрено — в такое нормальный человек и не может поверить с первого раза.

Пришлось Сергееву поднапрячься, и еще раз, по порядку, объяснять ротмистру, что существуют на этом белом свете параллельные миры, что вселенная гораздо сложнее, чем она кажется, и что можно перемещаться — во всяком случае, им это удалось — из одного времени в другое. Соколов, в свое время закончивший Петербургский университет, имел ум довольно развитый, и начал потихоньку понимать, что он столкнулся с необъяснимым для него явлением. Да и косвенные доказательства, с которыми он имел уже возможность ознакомиться. Вроде "пароля" — чудо пера, которое не надо макать в чернила, но которое, тем не менее, пишет, причем так, как ротмистр никогда не видел. Да и не был похож этот пожилой человек, назвавшийся отставным майором, ни на одного из тех, с кем Соколову уже приходилось встречаться.

Вполне естественно, что уверовав в иновременное происхождение Сергеева, ротмистр стал расспрашивать его о житие-бытие в XXI веке. Виктор отвечал уклончиво, не зная, стоит ли выкладывать своему спутнику всю правду. Хотя...

— Дмитрий Григорьевич, — сказал он, — наша жизнь настолько не похожа на вашу, что даже поначалу ваши современники, которые побывали в нашем времени, пребывают в своего рода ступоре... — заметив недоумение в глазах собеседника, он поправился, — в общем, выпадают из реальности. Но, я обещаю вам, что в свое время вы со всеми нашими делами будете ознакомлены, а может быть, увидите будущее своими глазами.

— Виктор Иванович, — воскликнул ротмистр, — значит, кто-то уже побывал в вашем времени?! Неужели...

— Вы знаете, один умный человек говорил — что знают двое — то знает и свинья. — сказал Сергеев, потом заметив тень, мелькнувшую на лице своего спутника, он добавил, — не обижайтесь, Дмитрий Григорьевич, но на некоторые ваши вопросы я не смогу вам ответить.

Желая прекратить этот разговор, Виктор, вспомнив то, чему учил его Шумилин относительно конспирации, сделал вид, что что-то уронил на мостовую, нагнулся, и бросил взгляд назад. Потом, разогнувшись, он сказал Соколову, — а тот тип, который полицейский, он так и идет за нами.

— Служба у него такая, — ответил ротмистр, — только мне вот что не совсем нравится. Такой достаточно высокий чин, а обычный уличный филер вряд ли так свободно общался с самим генерал-майором свиты и петербургским обер-полицмейстером Сергеем Александровичем Кокошкиным, и вот он, представьте, лично следит за нами. Неспроста это все...

Виктор задумался. Он не настолько хорошо разбирался в исторических реалиях века девятнадцатого, чтобы знать расстановку сил в окружении императора Николая Павловича. Но слова ротмистра его насторожили.

Тем временем они дошли до Спасо-Преображенского собора. Виктор хорошо знал этот храм. Здесь его крестили, сюда он любил захаживать, когда возвращался в свой родной город после очередной командировки.

— Дмитрий Григорьевич, — сказал он, — давайте зайдем в собор, помолимся. Вы не возражаете?

Соколов, естественно, не возражал. Но в храм они так сегодня и не попали. Неизвестно какие инструкции получил тот, который за ними следил, но, видимо, согласно тем инструкциям, подошла пора нас брать. И сделали господа полицейские это весьма профессионально.

Едва они свернули с Литейного в сторону Преображенской площади, как шедшие им навстречу два крепких мужичка в одежде мастеровых, неожиданно остановились рядом с ними, и крепко схватили Виктора и ротмистра за руки. А человек в сером цилиндре, подойдя к ним, сказал,

— Господа, я попрошу вас не сопротивляться и следовать с нами. Вас желает видеть Сергей Александрович Кокошкин. Вам, наверное, не нужно разъяснять — кто это?

Ротмистр попытался было вырваться из рук державшего его "мастерового", но тот лишь рассмеялся, и ловко завернул руки Соколова за спину. — Ишь, задергался, — сказал он грубым хриплым голосом, — от меня еще никто не убегал! Стой и не дергайся!

Господин из полиции махнул рукой, и из-за угла выехала закрытая черная карета с зарешеченными окнами. Она остановилась напротив задержанных. Дверь кареты открылась, и "мастеровые" ловко втолкнули в нее Сергеева и Соколова. Туда же сел господин в сером цилиндре и один из полицейских. Второй разместился на запятках кареты. Дверь закрылась, и "автозак" XIX века тронулся с места.

После небольшой паузы ротмистр начал протестовать, и пригрозил людям обер-полицмейстера большими неприятностями.

— Знаете ли вы, кто я? — бушевал Соколов, — я ротмистр Третьего отделения, и у меня бумага, подписанная самим графом Бенкендорфом!

Он полез было в карман, но сидящий напротив него полицейский ловко перехватил его руку, а человек в сером цилиндре (правда, цилиндр, перед тем как сесть в карету он снял, и теперь держал на коленях) сунул руку в карман сюртука Соколова, и вытащил оттуда сложенный вчетверо лист бумаги. Он развернул его, прочитал, поморщился, и небрежно сунул к себе в карман.