После Пламени. Корона Севера

Она двигалась слишком быстро, невозможно для эльдэ. Кинжал, брошенный с такой же немыслимой силой, пробил доспех и по рукоятку вошел в грудь Амраса. Брат захрипел, беспомощно взмахнул руками и начал валиться набок. Я подхватил его и попытался удержать на ногах: просто потому, что это было какой-то ошибкой. С Амрасом не могло ничего случиться. Никогда. С кем угодно, только не с ним!

Тело брата налилось странной тяжестью. Какое-то время я боролся: нельзя же было позволить ему упасть в кровавую грязь под ногами. Потом все же позволил Амрасу лечь и сам обессиленно уселся на землю рядом. И не увидел — почувствовал так остро, словно это мое сердце проткнул кинжал: все. Брат ушел. Я бережно опустил ему веки... лицо было еще теплым.

А потом я поднял голову и снова увидел ее. Убийцу. Она не успела сбежать — кралась мимо сражающихся, прижимаясь к стене еще не загоревшегося дома.

— Я вернусь, — виновато сказал я Амрасу. — Я скоро.

Поднялся, снял плащ, свернул и осторожно подложил брату под голову. А теперь...

— Тебе не жить! — я осекся, захлебнувшись то ли рыданием, то ли проклятьем.

Да в нашем языке и слов-то таких нет, чтобы назвать эту... эту...

— Ни тебе, ни твоему отродью!

Эльвинг попыталась заслонить собой детей, но я отшвырнул ее прочь. Нет уж, их — первыми! Я поднял меч.

27

Я ударилась спиной и затылком о стену дома, так что все на мгновение поплыло перед глазами. А потом я вновь увидела. Врага. Клинок, занесенный над головой сжавшегося в ужасе Элроса.

Я бросилась к сыну, чувствуя: не успеваю. Ничего не успеваю — ни отвести удар, ни закрыть от него ребенка. Ничего...

Чей-то крик, от которого сдавливает виски и взрывается болью горло. Мой?

Звон — стали о сталь.

— Нет, Амрод!

— Фаниар-рон! — то ли голос эльда, то ли рычание почуявшего кровь зверя. — Уйди с дор-роги, предатель!

Что-то задержало убийцу. Или кто-то... неважно.

Я метнулась к Элросу, схватила, дернула в сторону.

— Эл... — голос не слушается, вместо зова — хрип. — Элронд, сюда!

А куда — сюда? Дальше по улице — схватка, назад — чудовище в облике нолдо, оно пока занято, оно дерется с каким-то воином, не из наших. За спиной — стена. Выбить едва держащееся окно, забраться в дом, спрятаться? Но через полуоторванные створки тянет дымом. Нет, внутрь нельзя.

— Она убила Амраса! Пусти!

— Амрод, ты с ума сошел! Это ребенок! Ты собрался убивать детей?!

— Не дети! Морготовы твари! И она! И ты!

Я судорожно обшариваю одежду, хотя знаю: кинжал был только один. Он остался в груди другого врага, и до него теперь не добраться. Защититься нечем.

Что-то под ногами. Мешает. Круглое. Камень?

Я хватаю предмет и едва не отшвыриваю: отсеченная голова. Скользкая от крови, тяжелая. Достаточно тяжелая для броска. Руки у меня слабоваты, но здесь близко, получится. Изо всех сил — в лицо врагу.

Попала!

Нолдо отшатывается и не успевает отбить чужой клинок. Падает на колени, оседает на землю. Его убийца направляется ко мне. Если прыгнуть навстречу, вцепиться ногтями в глаза, то дети успеют...

— Я помогу, — он останавливается.

— Не подходи! — обезумевшей кошкой шиплю я. — Только тронь их, и я убью тебя! Горло перегрызу.

— Я помогу тебе. Выведу отсюда.

"Помогу"... Слово из прошлой, потерянной жизни.

— Ты — Эльвинг?

При звуке моего имени к горлу внезапно подступают рыдания. Нет, плакать нельзя. Я киваю, тщетно пытаясь проглотить комок.

— Пойдем, Эльвинг. Я выведу из города тебя и твоих детей.

— Тут... не уйти, — с трудом, но у меня все-таки получается заговорить. — К морю. Отведи нас к морю.

Я показываю туда, где дальше по улице еще сражаются. Рука дрожит.

— Идем.

28

— Левее, там лодки, — сорванным голосом прохрипела Эльвинг.

Чужак — Фаниарон, кажется — прикрывал их. Впрочем, пока на измученную женщину с двумя перепуганными детьми никто не нападал. В этой части города защитники еще сопротивлялись врагам. Правда, оставалось их все меньше.

Эльвинг напряженно вслушивалась в мелодию спутника: не в ловушку ли тот их ведет. Не подослан ли сыновьями Феанора. Фальши в мелодии нолдо не было, зато отчетливо слышалась неуверенность. Внутренняя борьба. Фаниарон пришел с захватчиками. Он пожалел мальчишек, но мог ведь и передумать. Или встретить кого-то, на кого не пожелает поднять оружие.

— Предатель!

Эльвинг вздрогнула, услышав окрик. И обернулась, успев заметить, как срывается с тетивы стрела. Фаниарон на мгновение застыл на месте. И упал навзничь. Из глазницы торчало древко с белым опереньем.

— Бегите к лодке, я отвлеку его, — быстро прошептала Эльвинг сыновьям. — Ну, живо!

Враги явились не за Элросом и Элрондом. И не за ней. Им нужен был Сильмарилл!

Она рывком распахнула плащ, стащила с шеи Наугламир и подняла сияющее ожерелье над головой.

— Ты за этим здесь? — голос прозвучал отвратительным скрипом, ничего, главное — достаточно громко. — Хочешь Камень? Так попробуй — возьми его!

Выстрелит лучник сразу или нет? Главное сейчас — вцепиться в Наугламир так, чтобы после смерти пальцы не разжались. Чтобы нолдор потратили время. Чтобы мальчики успели уйти.

Но стрелы не было. Враг просто шел к дочери Диора. Быстро и уверенно.

Дети бегут к лодочному причалу... только бы там хоть что-то еще осталось! Нет, об этом думать нельзя. Дело Эльвинг — отвлечь захватчиков. Увести подальше отсюда. К скалам!

Она обернулась, помахав воину ожерельем. Враг был уже не один, к нему присоединился второй, однорукий. И спешили еще несколько. Что ж, состязаться в беге с Эльвинг всегда мало кто мог. Тем более, что нолдор были в доспехах и после боя. К тому же, она-то знала здесь каждую тропку, а вот чужакам приходилось глядеть под ноги, вслушиваться в незнакомые мелодии.

Дочь Диора снова надела Наугламир на шею. И помчалась туда, где берег становился крутым, обрываясь в море отвесными скалами. Любимое место юнцов, состязавшихся в удали. Правда, те прыгали летом. И только, если не было сильных волн. И никто не целился им в спину из луков.

Эльвинг проворно перескакивала с камня на камень. Она не видела преследователей, но лопатками чувствовала их присутствие, слышала их мелодии. И ждала выстрела. А его все не было.

Ну, вот и конец. Дальше — только в небо. Или в море. Слишком холодное, слишком неспокойное. Даже для нее.

Дочь Диора обернулась к врагам. Они перешли на шаг: поняли, что деваться ей уже некуда.

— Ну, что? — зло и весело спросила Эльвинг. — Плавать умеете, храбрецы? Искупаемся!

И прыгнула. С того единственного места, которое позволяло миновать острый выступ ниже, не удариться. Не сообразят враги, откуда оттолкнуться — разобьются прежде, чем долетят до белых бурунов. А под бурунами — камни. Если точно не знать, как вписаться между ними — неминуемо шею сломаешь.

Море обожгло холодом. Волна швырнула Эльвинг на скалы, но та кое-как выгребла, отделавшись ушибленным коленом.

Отплыть подальше от берега. Долго продержаться не удастся, а вылезти здесь негде. Но пусть хоть Сильмарилл этот проклятый вместе с хозяйкой на дно уйдет! Не удачу он приносит — беду.

Эльвинг оглянулась. Враги смотрели на нее с обрыва. И еще один лежал сломанной куклой на выступе у воды. Самый отважный. Или самый глупый.

Женщина потянулась мысленно к сыновьям: живы! Маленькие мои, милые, я с вами, я всегда буду с вами!

Она тут же закрылась. Времени оставалось совсем мало, и незачем мальчикам чувствовать, как она будет умирать.

Над морем носились чайки. Они всегда нравились Эльвинг: вольные, стремительные, с сильными крыльями. Хорошо, что можно напоследок взглянуть на них. Жаль, что она так и не увидит Эарендила.

— Передайте ему, что я ждала... очень ждала... что люблю.

Она говорила с собой, не с птицами, с трудом выталкивая слова сквозь стучащие от холода зубы. Так было менее страшно. Менее одиноко.

— Улететь бы с вами...

Волна приподняла ее, давая возможность в последний раз увидеть море. Дочь Диора шевельнула онемевшими руками, уже не чувствуя пальцев. Вот и все. Но ее почему-то не потянуло вниз. Хотя ожерелье сделалось огромным и странно тяжелым.

Эльвинг снова попробовала грести — крылья ударили по воде, подняв брызги. Предсмертный бред, но какой красивый! В детстве она мечтала превратиться в птицу. Да и позже... втайне от всех.

Чайка, значит? Ну, чайка, так чайка! Дочь Диора снова взмахнула крыльями, и опять — и поднялась над водой, удивленно глядя на желтые птичьи лапы, в которые превратились ноги. Наугламир по-прежнему болтался на шее. Он немного мешал, и вообще-то ему полагалось сейчас идти ко дну вместе с ее настоящим телом. Тела, правда, Эльвинг так и не увидела. То ли волны его куда-то отнесли, то ли погрузилось уже глубоко. Впрочем, это уже не имело значения: она летела! Легко, так, словно родилась птицей. И ей больше не было холодно.

Она найдет Эарендила. Да она теперь вообще что угодно сможет, неутомимая, быстрокрылая дочь моря!

Огромная чайка издала ликующий крик и устремилась к западу. В драгоценном ожерелье на ее шее голубоватой искрой сиял Сильмарилл.

29

— Пощади их, брат!

Пощадить... Поздно, Маглор. Они мертвы, оба. Я привел их на смерть. Напрасную, потому что Сильмарилл теперь на морском дне. Его не увезут в Аман, его не отберет Враг. Он не достанется никому. Может, это и к лучшему — но не такой ценой.

Амрас, Амрод, младшие, любимые! Как же так вышло, мальчишки, как же я вас-то не уберег?!

— Маэдрос, они не опасны!

Я медленно открыл глаза. Заставил себя перевести взгляд на Маглора. Он что-то говорил... кажется, об опасности. Но кому теперь может грозить опасность?

— Они просто дети.

Брат обнимал за плечи двух мальчиков, чумазых и явно боящихся нас.

— Кто это?

Хотя какая разница — кто! Остаться бы одному, завыть раненным зверем — только ведь не поможет. Все равно останется эта безнадежная пустота, которую не заполнить ничем, от которой не заслониться. И лица. Фингона, Келегорма, Карантира, Куруфина, близнецов... Лица тех, кто мне верил и погиб по моей вине. Умри, уйди в Мандос — и там не избавишься от этих воспоминаний. От того, что сделал.

— Что ты сказал?

— Я говорю: это сыновья Эльвинг. И они не виноваты ни в чем.

Внуки Диора... Возможно, такие же оборотни, как и он. Только это больше не важно. Ни это и ничто другое.

— Ну, отпусти их, — я пожал плечами.

Хорошо, что эти дети совсем не похожи на близнецов, какими те были когда-то. И все-таки лучше не видеть их.

— Некуда.

Я провел по лицу ладонью.

— В смысле?

— Город сгорел. Им некуда идти.

— Нам тоже, — равнодушно ответил я. — И что с того?

Наверное, не стоило говорить это вслух, но открыть сознание я сейчас не мог. И не знал, смогу ли когда-нибудь. Даже брату.

— Сюда плывут корабли с Балара, — сказал Маглор. — Надеюсь, Кирдан позаботится о детях Эльвинг лучше, чем это сумел бы сделать я.

Вот как. Плывут. Значит, кто-то из горожан позвал на помощь. И явились мстители.

— Собери воинов, — каждое слово давалось с трудом, просто потому, что в них больше не было нужды. И ни в чем не было. — Уходите. Хватит смертей.

— А ты?

— Я? Я останусь.

Мореходы убьют меня. Жаль, что лишь телесную оболочку. Что нельзя уничтожить и сознание.

— Нет, Маэдрос, — Маглор решительно подошел ко мне и взял за плечо. — Я не позволю тебе умереть!

Надо же! Самый послушный из моих братьев решил взбунтоваться. Я удивился бы, если б мог.

— Ты пойдешь со мной, — твердо сказал Певец. — Даже если мне придется тащить тебя связанным. Потом выразишь мне свое возмущение, если захочешь. Но не раньше, чем окажешься в безопасности.

— Связанным? Ты? — растерянно переспросил я, все еще с трудом веря своим ушам.

— Если понадобится, — отрезал Маглор, бесцеремонно ведя меня к двери.

И я неожиданно для себя самого подчинился.

30

"Амрод! Амрас!"

Так бессмысленно, так нелепо погибнуть! С женщиной и то справиться не смогли! Всю жизнь за спиной старших братьев — так и не выросли!

"Не смейте уходить! Слышите?!"

Не слышат. Не слушают.

"Вам нечего делать в Мандосе! Вы останетесь здесь, со мной, вместе мы сумеем помочь вашим братьям..."

Помочь... Было бы кому помогать! Маэдрос, для которого превыше всего собственное упрямство, и Маглор, любящий только свои песни. Один стоит другого! Ну почему изо всех моих сыновей выжили именно эти двое?! Не бойцы, не мастера, не те, кто способен продолжить мое дело...

Певец, по счастью, хоть стрелять сумел научиться. Фаниарон заплатил за свою измену, за смерть близнецов. Но и то — если бы я не подтолкнул Маглора, не заставил взяться за лук, предатель успел бы скрыться.

"Амрод, Амрас! Мальчики мои! Вы же воины, вы охотники, вы не можете так легко сдаться! Вернитесь ко мне! Там, в Амане, вы будете пленниками. Навсегда, потому что Намо не выпустит вас из своих Чертогов. Здесь же со временем к вам вернется память. Вы сохраните себя, сохраните свободу..."

Маэдрос, это твоя вина! Так бездарно, так глупо погубить всех братьев... почти всех, но Маглор не в счет. Я же обеспечил вам победу — приходи и бери! И то не сумели. Упустили Камень, потеряли войско... всего лишились! И меня лишили всего.

"Амрас... Амрод... Остановитесь!"

Тишина.

31

Сначала лететь было легко. Эльвинг бездумно взмахивала крыльями, изредка долетавшие брызги воды скатывались с гладких перьев, а в ушах пел ветер. Потом она почувствовала усталость и удивилась: разве можно утомиться, если ты мертва?

А мертва ли?

Чайка опустилась на одиноко торчавшую среди волн скалу и внимательно оглядела ожерелье, которое все еще висело у нее на шее. Несколько раз клюнула светящийся камень — твердый. Настоящий. Не видение, не бред.

Значит все — реально?! Эльвинг взмыла в воздух, словно за ней гнались. И повернула к берегу — найти сыновей, помочь им! Она описывала круг за кругом над морем возле разрушенных Гаваней, но лодки не было. Значит, мальчики не смогли уплыть. Не успели.

Умерли, они умерли! Сыновья Феанора не пощадили бы тех, чьи дед и мать убили их братьев.

— Умерли! — горестно, хрипло кричала Эльвинг, и другие чайки откликались резкими голосами, то ли скорбя о погибших, то ли проклиная убийц.

Дождаться, пока враги уйдут, отыскать тела сыновей, оплакать, предать огню. Впрочем, огонь поглотит их и так: город еще пылает. А вот ее могут схватить. Маэдрос хитер, он вполне способен подстроить ловушку.

Нет уж, Сильмарилл этому... существу не достанется! Лучше пусть сгинет в море. Или нет — надо найти Эарендила и отдать Камень ему. На прощание.

Раз Элронд и Элрос убиты, они в Мандосе. Значит, Эльвинг полетит к ним. В Аман. Она будет рядом со своими детьми — неважно, где.

32

На юг или на восток? Впереди — горы, по правую руку который день тянется лес. Густой, темный и не слишком приветливый. Кто бы из майар Мелькора ни вырастил эту чащу, он явно был в скверном настроении. А может быть, просто очень не любит квенди. Во всяком случае, мои спутники стараются не приближаться даже к опушке.