Несвятая троица

Мальчик дрых на своей кровати, завернувшись в волчью шкуру, а мне так и не удалось сегодня поспать. Активировав очередную стимуляционную схему, я вначале проверил дрон, исправил в нем несколько ошибок и запустил в первый пробный полет. А теперь, в ожидании его возвращения, мастерил средство связи.

В дверь тихонько постучали.

— Да?

— Доброе утро, терр, — в комнату заглянула соломенная головка Берты. — Изволите позавтракать?

— Знаешь, Берта, приготовь лучше ванну, — попросил я. — А позавтракаем, когда Лидик проснется.

— Хорошо, терр, — ответила Берта, продолжая стоять в дверях.

— Что-то еще? — спросил я.

— Да терр, — девушка помялась. — Хозяин просил передать. Тут какой-то человек вечером выспрашивал про видящего...

Я замер. Нашли, сволочи! Впрочем, удивительно, что так поздно. Ну, ванну, пожалуй, успею принять.

— И что?

— Мы сказали, что ничего не знаем. Но он стал приставать к посетителям. Хозяин велел передать, что рано или поздно, но кто-то что-то припомнит и расскажет.

Я вздохнул.

— Ладно, Берта, я все понял. Через пару часов мы уйдем. Вот только ванну приму и поедим.

— Конечно, терр, — девушка исчезла. Ладно, чего уж теперь. Пути отхода я подготовил, будем действовать по плану.

Спустя два часа я, в виде сгорбленного старика и Лидик, одетый в красивую ливрею с гербами подошли к дому, в котором проживал известный всему городу музыкант Зелиот Шартанский. Как оказалось, дом был доходным, то есть в нем просто сдавались комнаты и квартиры. Мне повезло, и я вчера снял на втором этаже прекрасную двухкомнатную квартиру "для своего отца". Музыкальный гений занимал весь третий этаж, поэтому второй оказался свободен — несмотря на то, что в Шартане любили музыку, жить под музыкантом почему-то никто не хотел. А "мой отец" был глух, поэтому с удовольствием поселится в этой чудной квартирке с отдельным выходом на соседнюю улицу.

— Значит, еще раз повтори, что ты должен делать? — снова привязался я к Лидику, когда мы выпроводили хозяина, показавшего нам так удачно сбагренные апартаменты.

— Да десять раз уже повторял, — заныл тот.

— Повтори, я сказал! — рыкнул я.

— Когда стешка с дочкой приедет, я бегу ловить экипаж. Он должен быть закрытым, с дверцами по обе стороны кареты.

— Дальше.

— Я велю кучеру ждать, и дам ему монету

— Какую?

— Два злотника, — вздохнул мальчик. — И пообещаю еще столько же, если он дождется. Скажу, что ребенок заболел и его надо отвести к видящему.

— Дальше.

— Убедившись, что экипаж готов, говорю это и бегу на лестницу.

— И?

— Жду на лестнице. Когда стешка с дочкой станут выходить, я говорю в мигруфон — "идут", бегу вниз, на улицу. За углом снимаю ливрею, прячу ее в рюкзак и иду на место.

— Хорошо. Только не мигруфон, а микрофон.

— Да какая разница!

Я избавился от бороды и палочки, нацепил куртку с длинными полами, надел кепку с длинным козырьком, какие здесь носили охотники. Достал из мешка маленький костяной кастет и передал Лидику.

— Это тебе.

— А что это? — спросил он, разглядывая довольно элегантно сделанную вещь.

— Кастет. Работает так же как мой.

— Вау!

— Так, запомни. Если тебя кто-то схватит, попытается ударить или посмотрит в глаза, направляешь вот этой штукой в него и наживаешь вот сюда. Понял?

— Ага, — глаза мальчика горели от возбуждения.

— И Лидик... Это не игрушка.

— Да что я, маленький, — обиделся он. — Не дурак, понимаю.

— Вот и спрячь на пояс. И давай, пора уже.

Ожидание — самая неприятная вещь. Я уже весь извелся, когда, наконец, Лидик сообщил мне, что они подъехали. Поставив стул возле самой двери, я вслушался в шаги. Размеренные женские и нетерпеливые детские.

— Мама, давай заедем после занятия на рынок, — донесся до меня звонкий голосок.

— Посмотрим, как ты отработаешь сегодня, — ответил глубокий женский голос. Эдемский был изысканный, со столичным выговором. Надо же, какие нюансы я смог оценить.

Спустя некоторое время сверху послышалась музыка. Я не специалист, но что-то вроде флейты. Через пятнадцать минут, когда я уже начал волноваться, в наушниках раздалось шипение и немного искаженный голос Лидика:

— Экипаж готов.

— Отлично, — ответил я.

Повязав на лицо платок, так, чтобы были видны только глаза, я затаился перед дверью. Опять ожидание. В голову полезла всякая чушь, совесть в очередной раз завела свою шарманку. Но я ее злобно заткнул, напомнив о Дине. Флейта стихла, сверху о чем-то заговорили, раздались какие-то шаги.

— Идут, — прохрипело в наушнике, и я услышал топот ног на лестнице.

Все, работаем.

Чуть приоткрыв дверь, я наблюдал, как они спускаются. Как и ожидалось, девочка бежала впереди. Когда она почти оказалась на моей площадке, я открыл дверь. Дочка посла была одета в легкое, голубое платьице чуть ниже колен и такие же голубенькие туфельки. На голове, поверх копны абсолютно белых волос была приколота элегантная шляпка.

Видя, что кто-то выходит, девочка притормозила, едва не врезавшись в меня. Я поймал ее взгляд и тут же надавил. Совсем маленькое сопротивление и мы провалились внутрь. Отдав оперативную команду "спать" я тут же вынырнул из ее мозга, придержав обмякшее тело. Ее мать уже поняла, что что-то не так, и бегом рванула по лестнице к нам. Едва она оказалась в пределах досягаемости оружия, я вытянул руку с кастетом и активировал разряд. Споткнувшись на предпоследней ступеньке, стешка полетела прямо мне в руки. Приняв женщину, и убедившись, что она без сознания, я аккуратно посадил ее на пол, вложил в руки заранее приготовленное письмо и, подхватив лежащую на площадке девочку, рванул обратно в квартиру.

Сняв шляпку и туфельки, я закрутил девочку в плед так, чтобы не было видно крыльев. Прикрыв уголочком одеяла лицо, и, снова взяв ее на руки, я рванул ко второй двери. Слава Богу карета стояла на месте. Выскочив на улицу, я оказался прямо перед дверцей.

— Помогите открыть, — попросил я кучера на имперском. Уже немолодой бородатый дядька тут же соскочил с козел, распахнул дверцу и помог уложить девочку на сидение. — Подержите ее, — попросил я. Кучер влез в карету, и я снова активировал кастет. Мужик упал на второе сидение. Привязав обоих пленников заранее приготовленными ремнями, я выскочил из кареты, закрыл обе двери и, сев на козлы, стегнул лошадей кнутом. Блин, надеюсь я не зарулю куда-нибудь в канаву...

Спустя семь минут Лидик закрывал ворота за каретой, въехавшей в небольшой дворик. За аренду дворика вместе с небольшим треугольным домом в районе порта я вчера заплатил две тысячи злотников. Отвязав девочку, я занес ее в дом и положил на кровать в одной из двух спален.

Кроме наличия крыльев, она ничем не отличалась от людей. На вид ей было лет четырнадцать. Белая, чуть розоватая кожа. Правильные черты лица. Немного угловатая фигура, с едва сформировавшейся грудью. Поцарапанная коленка и меленькие розовые ступни. Разве что форма ногтей была чуть иной. Откровенно говоря, относиться к ней как к нелюдю я не мог.

Я произнес кодовую фразу и похлопал девочку по щекам. Ресницы затрепетали и глаза открылись. В них отразилось непонимание, а потом — страх.

— Как тебя зовут, — спросил я по-эдемски, снимая маску-платок.

— М-маниша, — чуть заикаясь, произнесла она. — А вы кто?

Поймав мой взгляд, она вдруг надавила. А когда ничего не вышло, в глазах заплескался уже не страх, а ужас...

— Меня зовут Ганнибал, — представился я. — А теперь, Маниша, слушай меня внимательно и не перебивай...

* * *

Ирина Зуева, Шар, где-то в лесу, 27 изока, вечер.

Кому-то это могло бы показаться смешным, но мне было совсем не до смеха. "Шмайсер" замолк, с дороги доносились какие-то крики, ржание лошадей, звон оружия и странное шипение, а я опять присела под кустом и не могла сдвинуться с места. Никогда в жизни так меня не чистило. Боже, они что, на касторке это блюдо готовили?

С дороги донеслись скрипучие крики, от которых мне стало еще страшней. Этот говор ни с чем не спутаешь — шоды. Загадочное шипение повторилось и вдруг все стихло. Что произошло???

Живот отпустил меня лишь минут через десять. Одевшись, я, трясясь от страха, как осиновый лист, медленно пошла к дороге. Через каждый шаг я останавливалась и прислушивалась. Наконец, укрываясь за большим кустом, я отодвинула ветку и выглянула на дорогу.

Шестеро человек в разных позах лежали на земле. Я машинально закрыла себе рот рукой, то ли стараясь не вскрикнуть, то ли удержать в себе остатки еды. Это были сопровождающие нас воины. За последнее время я насмотрелась на трупы, но привыкнуть к такому не смогла. Двое ребят были утыканы стрелами, как подушечки для булавок. Один лежал со странно вывернутой головой, его лицо было повернуто в мою сторону. В стеклянных глазах застыло странное выражение, а из уголка приоткрытого рта по подбородку тянулась тоненькая красная ленточка. Прямо посреди дороги, страшно открыв рот, лежал здоровяк Белуга с разорванной грудной клеткой. За ним, в нескольких шагах виднелись еще два тела в окровавленных кольчугах. Но где остальные?

С огромным трудом пересилив животный ужас, я все-таки вышла на дорогу. Чуть впереди, по ходу нашего движения лежали трупы лошади и ящера. Словно в каком-то сне, я подошла ближе и вдруг застыла, глядя на обочину. Под большим, оплетенным плющом деревом лежала Диана. Ее походный костюм из черного бархата был разорван в нескольких местах. А из груди торчали хвостовики двух стрел. Голова баронессы была запрокинута, глаза закрыты. Грудь едва уловимо приподнималась, а при выдохе вокруг одной из стрел пузырилась кровь.

Машинально я сняла с себя куртку, подошла ближе и, присев рядом, подложила ее Диане под затылок. Господи, что же делать?

Стрелы, или, вернее болты, как называли их мальчики, торчали из очень плохих мест. Одна вошла чуть выше правой груди, а вторая слева, в районе диафрагмы. Пытаясь сделать хоть что-то, я расстегнула ей пряжку пояса, застегнутого поверх куртки на животе.

— Сними амулет, — чуть слышно прохрипела она вдруг, не открывая глаз. — Пожалуйста...

Ну конечно! Стараясь не побеспокоить стрелу, я расстегнула куртку и развязала завязки белой блузки, испачканной кровью.

— Сейчас, потерпи немного, — пробормотала я, трясущимися руками доставая золотую цепочку. Амулет у Дианы был костяной, однако, такой же круглый, с вырезанной раскрытой ладонью посредине. Едва я приподняла цепочку и потянула ее вверх, что-то горячее коснулось моей ноги.

Вскрикнув, я подскочила и мгновенно оказалась на ногах. Сердце ушло в пятки, однако никакой опасности мне не грозило. Маленькие золотые ножны с кинжалом, которые висели у Дианы на поясе, светились ярко красным светом — видимо я случайно к ним прикоснулась.

Диана закашлялась, на губах показалась кровавая пена. Открыв глаза, она мутным от боли взглядом посмотрела на меня.

— Как тебе помочь? — спросила я, опускаясь на колени и вытирая кровь у нее с подбородка найденным в джинсах носовым платком.

— Вытащи... — Она опять закашлялась. Потом сглотнула и продолжила: — вытащи стрелы... Возьми нож и разрежь раны так, чтоб вышли наконечники. Постарайся... Постарайся не повредить большие сосуды... И ножны... те, которые на поясе... мне в руку дай...

— Я не смогу, — пробормотала я, положив ее руку на обжигающе горячие золотые ножны. Девушка стиснула рукоятку кинжала.

— Тогда добей...

Господи, ну за что мне это???

— А нож, чем резать?

— Возьми у ребят... Сними кинжал... Этот нельзя.

— Ладно, я сейчас, — подбежав к телу ближайшего воина, я вытянула у него кинжал и вернулась к баронессе. Нож был длинным, с острым концом и лубяной рукояткой, очень неудобным, но что делать? Оторвав кусок от своей рубахи, я обмотала лезвие чуть ниже рукоятки. Надо продезинфицировать, но как? Костер разжечь?

Я снова вернулась на дорогу и осмотрела трупы. У Белуги на поясе нашлись орех с водой и небольшая сумочка. Что здесь? Кошелек, штопор, какие-то мешочки непонятно с чем... Ага, есть. Я уже видела, как местные зажигают огонь, используя маленькие магические артефакты-зажигалки. Похоже это она. Углубившись в лес, я собрала несколько сухих веток, и с четвертой попытки мне разожгла небольшой костерок. Тщательно прокалив кинжал и вновь обмотав лезвие тряпкой, я повернулась к баронессе. Она напряженно смотрела на меня. По виску, на сероватой от пыли коже, пробежала дорожка от слез.

— Тебе же будет больно, — одними губами прошептала я.

— Давай, не тяни, — тихо проговорила она и снова закашлялась.

Я подошла, и только потом поняла, что сначала раненую требовалось раздеть. Пришлось разрезать кинжалом одежду и прокаливать ее еще раз. Потом я уселась Диане на бедра и прижала коленями ее руки к земле.

Боже, что я делаю?

Заткнув себя, я сделала небольшие надрезы возле ближайшей ко мне стрелы и резко дернула ее на себя. От крика Дианы мне едва не заложило уши. Она выгнулась дугой, сбросив меня на землю. Я уставилась на стрелу в моей руке. Наконечник на ней. Одна есть!

Быстро зажав кровоточащую рану заранее приготовленным тампоном, скрученным из еще одного куска моей рубашки, я посмотрела на баронессу. Диана, сморгнув слезы с ресниц, что-то прошептала и поднесла зажатые в руке ножны к ране. Кинжал засветился еще сильнее, потом свечение охватило все тело девушки. Ее затрясло, я уже собралась было удерживать ее голову, чтобы она не соскользнула с куртки. Но тут свечение угасло.

— Вторую тоже... — прохрипела она и обмякла.

Меня трясло так, что я с трудом удерживала в руках кинжал. Надо успокоиться, надо успокоиться, как заведенная твердила я себе. Сделав несколько глубоких вдохов, приложилась к взятому у Белуги ореху. Несколько минут посидела, собираясь с силами, потом снова разместилась у Дианы на бедрах и стала рассматривать вторую стрелу. Эта, в отличии от первой, засела между ребрами, возможно даже сломав одно или несколько. Не нужно быть хирургом, чтобы понимать — с ней будет сложнее. Я аккуратно прощупала кожу вокруг раны, но не смогла толком понять, сломаны кости или нет. Диана никак не прореагировала на мои действия, похоже, отключилась.

Снова сделав несколько глубоких вдохов, я перехватила кинжал поудобнее и надрезала кожу и мышцы около болта. Оперенье из жесткого материала, чем-то напоминающего чешую ящера начиналось от самой раны. Я чуть потянула за хвостовик, стрела немного поддалась. Но в этот момент Диана захрипела, и из ее рта хлынула кровь. Не знаю, что щелкнуло у меня в голове, но я вскочила и одним движением перевернула девушку на бок. Кровь полилась изо рта, но теперь она могла вдохнуть. Снова сев на нее верхом, я опять потянула стрелу. Она стала выходить, зацепившись за что-то в последний момент. По наитию, я немного покрутила ее и, слава богу, она вышла. С наконечником.

Кровь хлынула из раны рекой. Даже моих скромных познаний хватало, чтобы понять — поврежден крупный кровеносный сосуд, может даже не один. Несколько секунд, и она умрет от потери крови. Надежда была только на чудо, но именно оно в этом мире присутствовало. Схватив золотые ножны, я поднесла их к ране.