Двое и старуха. Записки некроманта

* * *

Прошло совсем немного времени, и винный погреб сменил тренировочный зал. Вино не прогоняло боль, оно только притупляло ее. Иногда я осознавал, что это путь в тупик, но эта мысль была какой-то вялой, и пара глотков хорошо выдержанного Дукката прогоняли ее...

— А тут уютно, — разбудил меня однажды голос Йогена, — Сухо, прохладно. А какое вино! Если и спиваться — то только таким.

— Йоген, дружище, наливай себе, что хочешь и выпей со мной, — оторвав голову от стола и разлепив веки, предложил я.

— А ты думал, я откажусь? — рассмеялся старый друг. — Только ты сначала поешь — прислуга себе места не находит. Если раньше хоть поесть и переночевать выходил, а тут от него вторые сутки ни слуху, ни духу. Вот, отрядили меня парламентером, — сказал Йоген, и, скинув заплечный мешок, достал блюдо, жареную курицу, хлеб, сыр.

— Ну, так как насчет выпить? — расправившись с едой, повторил я свое предложение.

Он кивнул головой, снял со стены кружку, подошел ко мне и, указав на одну из бочек, спросил:

— Что у нас здесь?

И, как только я повернул голову в сторону, резко ударил меня...

— Вина! — просипел я, придя в себя.

— Черта тебе лысого, а не вина! — отрезал голос Йогена. — Полюбуйся-ка лучше на это.

Я открыл глаза и увидел красную, опухшую, заросшую рожу с налитыми кровью глазами.

— Красавец, не так ли? — сурово произнес Йоген, убирая зеркало.

Я вновь закрыл глаза.

— Прошу прощения, но не кажется ли вам, что разговор с человеком в таком состоянии бессмыслен? — раздался вежливый негромкий голос Юргена.

— Я ему сказал все что хотел, если будут вопросы, он знает, где меня найти, — и до меня донесся звук закрывшейся двери.

— Выпейте это, сир — вам полегчает, — Юрген вложил в мою руку кубок.

Я, все так же, не открывая глаз, выпил предложенный Юргеном напиток, и через несколько минут мне действительно стало гораздо легче.

— Юрген, надеюсь, этого никто не видел?

— Нет, сир. Йоген принес вас сюда глубокой ночью и, несмотря на мои протесты, сам раздел вас, уложил в кровать и оставался здесь, пока вы не изволили проснуться.

Я, наконец, открыл глаза и обнаружил, что нахожусь в своих покоях.

— Юрген, ты в силах придать мне человеческий вид?

— Постараюсь, сир. Начнем, пожалуй, с ванны...

Через час на меня из зеркала смотрел тот самый Кэвин Оуэн, которого я привык там видеть, только осунувшийся и с пустым взглядом.

— Вот еще, сир. Йоген велел вам передать, — протягивая мне запечатанный свиток, сказал Юрген.

"Вот видишь, Кэвин, каким бы не было хорошим вино, оно не может излечить боль, — писала мне моя жена. — Говорят: "Время лечит". Может и так, но я знаю другой способ помочь тебе — поезжай в Древолесье. Там у тебя сын и его мать, которая тебя любит. Сделай же их счастливыми, как меня и Лори. И не забивай себе голову всякой чепухой — изменить можно только живой, а предать мертвых — только позабыв о них. Твой отец, женившись во второй раз, не сделал ни того ни другого. Не сделаешь и ты. М."

* * *

— Доспехи, — коротко и жестко сказал Йоген.

Экзекуция длилась около часа, пока во мне не проснулась злость, и я от души швырнул Йогена силовой волной.

— Хватит, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Вижу к тебе вернулось желание жить.

Мы присели отдохнуть.

— Откуда у тебя эти письма?

— Она сама дала мне их где-то за полгода до того, как...— замялся Йоген.

Я кивнул головой, что понял, за полгода до чего Муэри дала ему эти два письма.

— Как сейчас помню — заходит она ко мне, что-то шепнула Анетте, та вышла, а она вдруг как расхохоталась. Я посмотрел, что ее так рассмешило. Оказалось, двуручник на стене — твой подарок на свадьбу.

— "На погибель сукиным сынам"? — улыбнулся я.

— Угу, ты, кстати, в курсе, что это — клеймо Флейдров — одного из самых лучших кланов гномов-оружейников?

— Теперь — да. Что было дальше?

— "Ох, вы и шутник, Йоген! Не боитесь, что ваши дети начнут выражаться?" — спрашивает меня.

Я — ей: "А как назвать мерзавцев с большой дороги, которые грабят и убивают мужчин и насилуют женщин?"

Она мгновенно стала серьезной: "Вы правы — это еще слишком ласково для них"

И достает два свитка: "Йоген, у меня к вам поручение. Вот это письмо вы дадите Кэвину сразу после моей смерти. А это — если что-нибудь случится с Лори, и Кэвин не удержится и начнет спиваться. Я могу на вас рассчитывать?"

"Само-собой, но с чего вы взяли, что умрете раньше меня? Вы же так молоды! Вам еще жить да жить!"

Она лишь грустно улыбнулась и говорит: "Вы, наверное, забыли, кто я, и что-что, а сколько мне осталось жить..." и вышла. Скажи мне, Кэвин, вы это действительно можете?

— Можем. Хочешь знать, сколько тебе еще отмерено?

— Нет, — подумав несколько секунд, сказал Йоген, — Не хочу.

— И правильно.

Какое-то время мы сидели и молчали.

— Йоген, я уезжаю. Навсегда.

Тот понимающе кивнул головой.

— Тебе нравится замок?

— Не стоит, Кэвин. Он принадлежит вам. Подумай, что скажет твой отец.

— Он скажет: "Это самая малая плата за жизнь, которую он тебе не раз спас" и будет прав.

* * *

Узнав, зачем я уезжаю в Древолесье, отец лишь спросил:

— Навсегда?

— Навсегда.

— Знаешь, Кэвин, я не перестаю ей удивляться — эта простая девочка в свои тридцать сердцем поняла то, до чего я, такой образованный, дошел умом лишь в пятьдесят.

Я промолчал...

Уже прощаясь с отцом, Настурцией и Урсулой, которую уже начал понемногу завораживать таинственный мир чисел и цифр, я вдруг вспомнил еще об одном: медленно отстегнул от пояса Меч Истины и, встав на одно колено, протянул Его отцу:

— Этот Меч не раз спасал мою жизнь, но там, куда я еду, Он мне не понадобится. Примите Его обратно.

— Кэвин, разве ты не знаешь, что артефактное оружие само выбирает себе Хранителя? — изумился отец. — Так что не гневи Его.

Я поднялся, вернул клинок на место, обнял отца, Урсулу, поцеловал руку Настурции, вскочил в седло и, не оборачиваясь, выехал за ворота.

* * *

Древолесье встретило меня по своему обычаю — в дерево в двух шагах передо мной воткнулась стрела с красно-белым оперением — теперь я знал, что так эльфы приветствуют своих. Для остальных — оперение зеленое.

Вслед за стрелой появился и лучник.

— Приветствуем тебя, Друг! Тебе нужна помощь? — снимая маску и перчатки, спросил страж и представился. — Ферлаг.

— Кэвин, — спрыгнув с коня, поклонился я в ответ. — Отведи меня к Старейшине.

— С удовольствием, — сказал страж, и, выдернув из дерева "стрелу приветствия", повел меня к Старейшине.

Помниться Юрген как-то сказал, что для эльфийского Старейшины люди — открытая книга. Нынче я убедился в этом сам — стоило Гладнор посмотреть мне в глаза, как она все поняла.

— Искренне соболезную вашей утрате. Поверьте, Кэвин, я знаю, о чем говорю — двести тридцать восемь весен назад на охоте погиб мой муж, а спустя еще девяносто шесть — сын, но здесь, — она обвела вокруг себя рукой, — покой быстро сменяет боль, а там — кто знает...— эльфийка загадочно улыбнулась и, встав со своего кресла, сменила тему:

— Вы никогда не задумывались, почему мы практически без боя отдали вам свои города, леса и ушли сюда — на самую окраину?

— Нет. На уроках истории нам рассказывали, что было всего одна большая битва и множество мелких стычек между эльфами и людьми. Причем, победа всегда оставалась за эльфами. Тем более показались странными условия мирного договора, по которому эльфы оставляли за собой только крайне экономически невыгодно расположенное Древолесье и закрывали в него вход людям раз и навсегда.

— А вам не рассказывали, что в этой войне полегла почти вся наша молодежь? Столетние мальчики и ни разу не рожавшие девушки. Да и не только они — мы потеряли более ста тысяч эльфов, — с глубокой скорбью сказала Гладнор. — Но ваши правители попытки просто договориться считают трусостью, а акты доброй воли — слабостью. За то, чтобы нас уважали, пришлось заплатить слишком большую цену.

— Не расстраивайтесь, Кэвин. Это было давно, — заметив, что мне стало стыдно за своих сородичей, коснулась моей руки Старейшина, — Люди быстро поняли, что вести дела с нами выгодней, чем пытаться истребить. И пусть ваши ремесленники недолюбливают наших мастеров, но в конечном счете, зарабатывают они гораздо больше — эльфийские товары может позволить себе далеко не всякий. А города, имеющие эльфийский квартал, имеют от этого дополнительную прибыль: в них съезжается масса народу — поглазеть на "остроухих", а пройдохи, вроде Ютера, даже делают на этом любопытстве деньги, — рассмеялась Гладнор. — Но главное — эти кварталы дают тем из нас, кто этого хочет, возможность ассимиляции между нашими расами.

Я вспомнил прекрасную мечту Ютера о новой расе, которая унаследует только лучшее и вздохнул.

— К чему вы все мне это рассказываете, Гладнор? Ведь вы отлично знаете, что люди недолюбливают полу... — закашлялся я, — Братьев и Сестер, завидуют их красоте, чувству прекрасного, продолжительности жизни...

— Да, Кэвин, люди недолюбливают полукровок, — усмехнулась Гладнор моей неловкой попытке загладить свою оговорку, — Но скажите мне начистоту — разве у вашей жены была идеальная внешность? Однако, та капля нашей крови в сочетании с ее горячим человеческим сердцем не сделали ее прекрасной? Вот о какой ассимиляции я говорю.

Теперь мне многое стало ясно окончательно — почему Муэри, после всего пережитого, не возненавидела всех мужчин, а верила, что найдется тот единственный, и она нашла его. Я понял, откуда в ней сочетались равнодушие к золоту и крайняя бережливость, и многое другое, что ставило меня порой в тупик.

— И вот вы едете к Элайвис — эльфийке с каплей вашей крови. У ее матери в ранней юности был роман с человеком, от которого она еще не могла понести, и единственное, что она могла дать своему возлюбленному так это дар Друга Эльфов. Это не просто красивый ритуал, а тоже своего рода ассимиляция.

— Веснушки, — улыбнулся я.

— И не только, — серьезно сказала Гладнор, — Но в остальном вы разберетесь сами. Однако вечереет. Будьте, как и в прошлый раз, моим гостем, а завтра утром я дам вам проводника.

* * *

Спустя шесть дней, рано утром я медленно подошел к дереву с лэгдонью Элайвис, положил на него руки и, после последних колебаний, прошептал имя эльфийки. На этот раз вместо лестницы спустилась сама хозяйка лэгдони. Однако, увидев, что я один, радость на ее лице сменилась тревогой:

— Кэвин, почему ты один? Где Муэри?

— Ее больше нет — ни ее, ни Лори. А о том, как мы разорвали связь, чтобы наша дочь не стала сиротой в один день, лучше не спрашивай, — не глядя на Элайвис, сказал я.

Не говоря ни слова, Элайвис крепко обняла меня и тихо заплакала. А затем, как когда-то в лэгдони Ютера, она положила руки мне на плечи и посмотрела мне в глаза.

— Это ведь была ее воля, чтобы ты приехал сюда? — спросила она, отводя взгляд.

Я кивнул головой и признался:

— Иначе я бы просто спился.

— Что я могу сделать для тебя? — изучая травяной покров, спросила она.

— Обучи меня эльфийскому, чтобы я мог общаться с Элвином и Грэгом, — подумав, сказал я.

— Проще будет обучить их человеческому, поверь мне, но если хочешь, я могу попробовать.

— И, пожалуйста, будь рядом, — неожиданно для самого себя, попросил я.

— Что-нибудь еще? — подняв глаза, спросила Элайвис.

— Да. Чистый пергамент, перо и чернила.

ЭПИЛОГ

Пожилая женщина в зеленых джинсах и зеленой футболке, известная как Глория Вэй — писательница, десять лет тому назад со своим первым романом "Куда уходят драконы", единодушно поставленная как читателями, так и критиками в один ряд с мэтрами жанра "фэнтези", еще раз перечитала последние строки своего очередного произведения, удовлетворенно кивнула головой, закрыла файл с подтверждением сохранения и отослала его по электронной почте издателю. Затем она выключила ноут и закрыла крышку, в который раз улыбнувшись при виде логотипа на ней — надкушенной с одной стороны грушей, откинулась на компьютерном кресле, закрыла глаза и погрузилась в воспоминания.

Да, он был прав — зависть, жадность и похоть — вот три порока, толкающих людей на большинство мерзостей. Не прошло и ста лет с его смерти, как появились первые ласточки — сначала люди так задрали налоги, что торговля с ними стала бессмысленной, затем резко участились случаи насилия над эльфийками. Не став дожидаться погромов, эльфы решили покинуть города, и однажды утром люди обнаружили, что эльфийские кварталы опустели. Но все уже понимали, что новая война — это лишь вопрос времени. И совет Старейшин не одного только Древолесья, а всего Старшего Народа принял решение об Исходе. Лучшие маги принялись искать среди бесконечного множества миров подходящий. В конце концов, они нашли его и создали устойчивый портал между этим миром и своим...

Бом-бом-бом-бом-бом-бом-бом-бом-бом — девять раз пробили старинные напольные часы. Женщина открыла глаза, прошла в прихожую, что-то прошептала, сделала несколько мягких, но точных движений руками, и на полу возник ее двойник — гомункул с тремя огнестрельными ранениями: два — в груди и одно — в голове. Она чуть поморщилась при виде вытекающей из ран крови, но все это были необходимые атрибуты ухода. Простое исчезновение создаст массу хлопот, а здесь все понятно — убийство с целью ограбления — сейф в библиотеке опустошен еще вчера, а его содержимое скормлено унитазу. Баллистическая экспертиза покажет, что стреляли из "Глака" — надежное, эффективное и относительно недорогое оружие, которое уже наверняка выброшено куда подальше. Никаких отпечатков пальцев, кроме принадлежащих убитой. Спустя полгода дело тихо закроют, а вот "Последний роман Глории Вэй" разойдется весьма большим тиражом, да еще будет не раз переиздан...

С этими мыслями женщина подошла к зеркалу, прошептала новое заклинание и, проведя руками по лицу, улыбнулась своему новому отражению, вернулась назад и снова стала вспоминать.

...Однако, "с глаз — долой" вовсе не означало "из сердца — вон", и спустя некоторое время, кое-кто вернулся назад. Вот так и появились первые Наблюдатели — те, кто слишком любил свой родной мир и не мог позволить людям с их склонностью к самоуничтожению, уничтожить и его. Это они оттянули изобретение огнестрельного оружия на сто с лишним лет, и, более чем на полвека, ядерного...

Странно, но после Исхода, количество людей с магическим потенциалом почти сошло на нет. И через триста-четыреста лет, маги окончательно стали еще одной сказкой наряду с эльфами, троллями (простодушные здоровяки превратились в злобных громил), гномами, драконами и прочими представителями Старшего Народа.

— Здравствуй, мама, — раздалось у нее за спиной.

— Здравствуй, Грэг. Как вижу, твои порталы все лучше и лучше — как раскрылся этот, я даже не услышала, поздравляю, — женщина развернулась к своему гостю и радостно улыбнулась ему. Сын, ставший незаурядным магом, иногда навещал ее. — Ты за мной?