И на мой зов откликнулись трое богатырей, и произошло то, что произошло и этого не исправить. После я буду часто вспоминать этот бой и жалеть, что послушался Николая и не послушался Кузьму и Маэстро. По моему мнению, переход в мир теней, не есть благо, это проклятие, которое превращает людей в демонов с такой жаждой к убийствам, что самому дьяволу должно быть завидно. Ведь он не может, а мы, богатыри, можем.

Я и здоровяки, мы словно смерч, крутились вокруг Николая, который как радар, сканировал баржу и давал знать, откуда и в кого, под каким углом, и в какое место будут лететь болты или редкие стрелы. Мы уклонялись и продолжали собирать урожай смерти, обходя грузы, а иной раз и не обходя. Кузьма своей кувалдой, одним ударом умудрялся сносить целые стеллажи ящиков.

Николай был неправ, говоря, что янки запросят пощады, когда мы пройдем баржу на треть. Они запросили ее гораздо раньше, но мы не остановились и продолжали уничтожать тени. Даже когда мы дошли до кормы первой баржи, мы не остановились. А остановились мы лишь тогда, когда уничтожили последнюю тень на второй барже.

Не один ратник, так и не смог выпустить не одной стрелы поддерживая нашу атаку, просто не успел.

К тому времени как ратники спустились на баржу, мы уже прошли на приличное расстояние, а увидев 'КАК' мы уничтожаем врагов, никто из них не рискнул идти за нами. Они видели, как американцы падают на колени с поднятыми руками, пытаются спрятаться за ящики, прыгают в воду, — хотя это их не спасало — делали все что угодно, только бы не попасть под наши 'жернова'. А мы продолжали их уничтожать, ведь для нас это были не живые существа, а всего лишь тени.

Нас обнаружили без сознания на корме второй баржи, только тогда, когда баржи были в заливе и, с помощью 'китобоя', их подтянули к берегу. Все курохтинцы, включая Лену, видели, дело наших рук, когда опустился носовая аппарель.

Богатыри были покрыты кровью настолько плотно, что ратники, искавшие нас среди болота из крови и расчлененных тел, не сразу их опознали.

Кем мы теперь были в глазах тех, кого освободили, я не знаю, но точно не богатырями. Нас боялись, жутко боялись.

Когда через два дня мы стали приходить в себя, только одно живое существо не чуралось нас и не старалось оказаться от нас как можно дальше. Лишь благодаря Ирине, с нас была снята броня, кожаные и меховые части которой, пришли в полную негодность. Кентавриха пристыдила мужчин, обозвав их трусами, и заставила перенести нас с баржи, сначала в помывочную, где самолично нас помыла, а потом в приготовленные постели в большой палатке. Два дня только Ирина проведывала нас и ждала когда мы очнемся, ну и еще маленький Сашка, который, тайком от родителей, пробирался в нашу палатку и подолгу с нами разговаривал. Остальные же, боялись нашего пробуждения, они просто не знали чего от нас теперь ждать, а ведь еще недавно они нас боготворили.

Очнувшись и поняв, что нам в не построенном городе Николая, уже не рады, несмотря на ноющую боль, мы ушли в Мохов, вместе с ратниками, которым по долгу службы, должно быть в городе Маэстро. Они собрали свою оплату с тела, наместник, после торга, выплатил причитающиеся по долям и мы ушли. Но, перед этим, мы доходчиво объяснили Степановичу, куда он должен пустить средства, получаемые из прииска.

Едя верхом, мимо палаток, я все ждал, что появится Лена, но она так и не появилась, и мне стало ясно, что наши отношения закончились, толком, так и не начавшись.

ЧТО БЫЛО И ЧТО БУДЕТ

'Бамс'. — И Серов старший повалился на снег.

Объяснять отцу, за что я его ударил, я не собирался, сам должен понимать, не маленький. И то, что я сделал это при большом скоплении родни, так мне на это плевать, заслужил, так получи.

— Мы не знали, что вы вместе сможете войти в состояние теней без подготовки — вставая и потирая челюсть, говорил он — такое последний раз было полторы тысячи лет назад, еще при Словене. И то, пришлось проводить обряд, прежде чем он смог соединиться в тени с Русом, Скифом и Тартом.

— Мне по барабану, кто, с кем, когда и как смог соединится в тени, — говорил я, борясь со злобой — из-за того, что нас не известили, к чему это может привести, мы уничтожили полторы тысячи народу, которые уже сдались и просили пощады.

Толпа родни вокруг пришла в движение, и послышались оханье и аханья. Мол, Словен, Рус, Скиф и Тарт смогли уничтожить только три сотни готов, после чего так и не смогли оправиться до конца жизни.

Родня, которую я не знаю, за исключением тех, кто был моим наставником на Земле и Фомы Митрича, продолжала перешептываться, а я продолжал смотреть отцу в глаза.

— Это наша вина, — сказал он, продолжая потирать ушибленную челюсть — кровь этих людей на наших руках.

Я молчал и продолжал на него смотреть. Что бы он сейчас не сказал, мне от этого легче не станет. Я все еще продолжаю считать паразитами тех, кто воспринимает рабство как должное, но все же, убивать всех подчистую, особенно сдавшихся, это перебор, даже для паразитов.

Когда мы въехали в Мохов, мы его не узнали. В нем не появилось новых строений, не были доделаны стены, но он был наполнен представителями каждого ответвления рода Богомира.

Узнав, что богатыри докопались до сговора военных, дед решил, что дальше мы можем продолжить копать в этом направлении и послал к нам своего сына и моего отца, с представителями рода, так захотела мать Николая, обладающая теми же способностями, что и ее старший отпрыск. Оказалось, что Богомиры знают о заговоре, тех, кто за ним стоит и как он связан с вторжением интервентов. И то, что мы вмешались в это, путало им все карты. Но и полезность, какую-никакую, мы в это дело добавили. Никто не знал, про перевалы близ Мохова и это могло выйти боком.

Эта орава, более трехсот рыл, проскакала верхом путь, от столицы до Мохова, всего за полторы недели и въехала в город утром, за несколько часов до нашего появления.

Знакомство с родовыми ответвлениями и перечисления всех предков, я отменил, — не до прелюдий — а вместо приветствия спросил у отца, знает ли он, что случается, если богатыри войдут в состояние теней вместе. Он ответил да, за что и схлопотал в челюсть.

— Зачем от меня скрывали правду? Только не говори что для моей же безопасности, не поверю..., теперь не поверю.

Отец не ответил, а посмотрел вправо от меня, где помимо богатырей и их родителей, стоял человек в льняных некрашеных одеяниях и в глубоком капюшоне, из-под которого виднелось две коротких косички на бороде.

Увидел он, что на него смотрят, или как то почувствовал, но он скинул капюшон и посмотрел на меня.

Внутренне я ахнул, ведь я смотрел на него как в зеркало, будь у меня заплетенная в косички борода и длинные волосы, с одной косой и выбритые, под ноль, виски. Еще у него был посох, но неправильной формы. Весь такой корявый, перекрученный в нескольких местах, а его вершину украшала зеленая крона как у деревьев, только уменьшенная до размера двух, сложенных вместе, кулаков.

Все, — кроме богатырей — кто находился в этот момент во дворе дома Маэстро, тут же повернулись к нему с уважительным, но не ущемляющих их самих, поклоном.

— Здравы будите, наследники славного рода — сказал он.

Но сказал он это не на русском, а на санскрите, который мне, да и остальным богатырям, преподавали на земле.

— И тебе не хворать, незнакомый человек — ответил я, уставший от, всякого рода, тайн.

Мое отражение слегка улыбнулось и сказало.

— Можешь звать меня Салахмир, если тебе так будет лучше.

— Тогда ты можешь звать меня Змей Горыныч, — съязвил я — если 'ТЕБЕ' так будет удобно.

— Ну что же, 'ЗМЕЙ ГОРЫНЫЧ', пришло время рассказать тебе и твоим братьям богатырям — он указал на Маэстро, Кузьму и Николая — правду.

Я посмотрел на богатырей, на остальную родню, на отца, все смотрели на меня и ждали, что я отвечу.

За все то время, что я нахожусь в этом мире, я несколько привык, что на меня смотрят снизу вверх, в переносном смысле. Но то, как смотрел на меня мой род сейчас, это нечто другое. Вроде как от моего слова зависит, что то значимое, что то весомое, но не для каждого из них, а для всех и не только Богомиров, а вообще для всех, каждого живого существа. У меня даже засосало под ложечкой, что своими взглядами, из меня делают 'БОГА'.

— Ну, давай попробуем — согласился я.

Мое отражение, назвавшееся Салахмиром, тут же хлопнуло посохом и, продолжая изучать меня взглядом, сказало на санскрите.

— Мы будем говорить в этих палатах, — Салахмир кивнул на дом Маэстро — приготовьте нам еды и питья на всю ночь, да про обогрев не забудьте.

— Да владыка — ответил мой отец, и вся родня принялась выполнять его поручение.

Я был обескуражен тем, что вижу. Мой отец, который на моей памяти, только и делал что командовал, превратился в послушного щенка.

'Кто же ты такой, Салахмир, если это вообще, твое настоящее имя'.

— Пойдемте в дом, — пригласи он нас в дом Маэстро — отдохнете с дороги, пока все приготовят.

— Успеется, — сказал Николай, так же как и я, не понимая, что заставляет 'владетелей' лебезить неизвестно перед кем — нужно лошадей обиходить.

— Степан Матвеевич об этом позаботится, правда? — и мое отражение посмотрело на отца Николая и моего наставника.

— Конечно владыка — ответил тот и спешно пошел за дом, где стояли наши лошади.

— Да кто ты такой, черт тебя подери?

Злость, буквально кипела в жилах Кузьмы, от вида своего отца, который, как заправский лесоруб, схватился за топор и принялся рубить поленья.

— Не кипятись богатырь, имей немного терпения.

— Ох и не нравишься ты мне — сказал ему Маэстро, глядя как его здоровый отец и немногим меньше мать, вносят в дом большие сумки.

— Я не девица, чтобы тебе нравится, — ответил непонятно кто — пойдемте в дом.

Когда трое богатырей вошли и Салахмир стоял и ждал, когда я последую их примеру, я сказал.

— Иди в дом Салахмир, я подышу свежим воздухом.

Пару секунд он еще смотрел на меня, а потом кивнул и пошел в дом.

И моему отражению и мне было понятно, что воздухом я уже надышался вдоволь, но мне хотелось с кем то поговорить. Я ждал, что ко мне кто-нибудь подойдет, но никто этого не сделал. Наконец из дома вышел Мамедов, к которому у меня были вопросы, касаемо нашего с ним последнего разговора, когда Николай отращивал себе ногу в ковчеге.

— Мы с тобой чуть не совершили большую ошибку — сказал Мамедов, когда мы отошли в сторону, и я его спросил, что с моей кровью, которую у меня брал отец. — Если бы меня вовремя не предупредили, я бы до нее добрался, и плохо было бы всем.

— А конкретнее?

Мамедов почесал короткую бороду, которая у него уже появилась и сказал.

— Не обижайся Олег, но лучше будет тебе выслушать волхва, после разговора с ним, у тебя если и останутся вопросы, то житейские.

— Так этот Салахмир один из волхвов?

— Да, один из тринадцати в этом мире и единственный настоящий среди землян.

Вот это новость, а мне говорили совсем другое.

— А как же дед?

— За все время существования Земли, никто, кроме Салахмира, в полной мере, не смог приручить камень.

— Какой еще камень?

— Прошу, не мучай меня, я не знаю, что мне можно тебе говорить, а что нет, — взмолился Мамедов — сегодня ты сам все узнаешь от него самого.

Перестав мучить своего наставника, я отправился в дом Маэстро, который кардинально, от других деревянных домов в Мохове, не отличался. Одна большая комната, спальня, пародия на ванную комнату, вместо которой большая бочка, кухня и спальня.

Сидели мы в большой комнате, — я, Николай и волхв на стульях возле стола, здоровяки на диване — ждали и молча наблюдали, как родня суетится по дому.

Больше часа мы сидели молча, пока в доме не стало тепло, возле печи не выросла колода дров, по всему дому расставили свечи, а стол и кухня, не заполнились недельным запасом провизии и готовых блюд.

— Угостите гостя медовухой, знаю ведь что есть? — как то по-хозяйски спросил волхв, когда в доме остались только он и богатыри.

Здоровяки посмотрели на меня, я в ответ еле кивнул. Маэстро убрал половик, ручной работы, — других в Мохове не делают — открыл погреб и спустился в него, после чего, кряхтя, подал Кузьме не маленькую деревянную бочку, литров этак на пятьдесят, если не больше. Но перед тем как наполнить чарки медовухой, пришлось делать небольшую перестановку в комнате.

В доме Маэстро было всего три стула и два табурета, на которые и была водружена бочка медовухи, из-за чего пришлось перетаскивать стол к дивану, чтобы здоровякам было на чем сидеть.

— Ух — утирая бороду после опрокинутой чарки, произнес Салахмир — хороша зараза, давно такой не пробовал. — Посмотрел на бочку и продолжил — надо будет заехать в 'Медовуху', да прикупить пару десятков бочек про запас.

Николай не выдержал первым.

— Слышь, как там тебя, мы здесь вообще-то не для того, чтобы довольствоваться 'пойлом', ты вроде как обещал нам кое-чего рассказать. И почему мы говорим на санскрите, ты что, русского не знаешь?

— Не-а, — довольно ответил волхв — знаю еще рунический или как его называют в Верстатии, гномий, но ты то — Салахмир оперся руками на край стола и посмотрел на Николая с пренебрежение — его так и не выучил.

— Да...

— Подожди Коля — остановил я прорыв сильнейшего богатыря России, который был не в курсе, с кем разговаривает, да еще и употребил, на голодный желудок — Верстатия? Гномий? Пояснения будут?

— А как же, только давайте сперва еще по одной и поедим.

Мир Верстатии был всегда и никто, даже эльфы, не знали, как и когда он появился. Но точно было известно, первыми, из разумных существ, его заселили три вида эльфов. 'Светлые и высокие', — повиливавшие лесами в предгорьях севера. — 'Зеленные и великие', — повиливавшие лесами великих равнин. — 'Южные и темные', — повиливавшие лесами жаркого юга.

Эти создания небыли бессмертны, но срок их жизни настолько велик, что они могли наблюдать становление гор, как реки пробивают себе дорогу к океану, как море высыхает, а на его месте появляется пустыня и наоборот, как пустыня превращается в зеленные луга и леса.

В своем развитии они достигли гармонии с природой, научились управлять растениями и общаться с некоторыми видами зверей.

Свои дома, и не только их, они выращивали, путем направления побегов в нужную им сторону. Тоже было и с мебелью и даже с лампами, которыми служили несъедобные плоды дерева 'хока'. Но всему этому предшествовали века и тысячелетия экспериментов и скрещивания, различных растений и даже животных.

Методом проб и ошибок, светлые и высокие вывели новое существо, названное в последствии орком. Оно было выносливым и неприхотливым, не в еде, не в среде обитания. Правда оно не отличалось большой сообразительностью и, светлые и высокие, стали использовать его на черных работах. Им понравилось, как орк, справляется со своими обязанностями и на высоком совете высших северных эльфов, было решено, их размножить.