Земля после

     — Скорее — (Эвааль вернул стакан на прежнее место) — так говорили о целях ваших коммунистов их оппоненты... Я немного знаком с земными философами... Один из них, Маркс, говорил, что коммунизм есть лишь необходимая форма ближайшего будущего, но сам по себе он не является целью человеческого общества. Он был прав.

     — Но, что же тогда — цель?

     — То, что после.

     Иеремия глотнул кофе и задумчиво посмотрел на пришельца.

     — Стало быть, ваш мир миновал этап коммунизма и теперь у вас...

     — Царство свободы. Эпоха гуманизма.

     — Вижу, что вы готовились к встрече, — произнёс Король Полиса, обращаясь к Эваалю. — Ваши знания о Земле, её истории... даже о довоенной литературе, — он мягко взглянул на Ив, — сказать по правде, удивляют... Вы говорите, что желаете нам помочь, и я, пусть это не покажется странным, верю вам... Я понимаю, что мы... наш уровень развития... для вас — уровень дикарей, похуже чем для нас, жителей Полиса, каннибалы с пустошей...

     — Это не так! — оборвала его Ивилита. — Вовсе мы вас не считаем дикарями! Космос полон жизни.., но другой, совершенно на нашу непохожей! А вы, земляне... Вы посмотрите на нас! Мы же с вами почти одинаковые! И наши миры... их природа, животные... Они очень, очень похожи! И это — большая редкость! Это — почти чудо!.. Нет, мы не высокомерны! Мы пришли помочь братьям, оказавшимся в беде, а не... недочеловекам!

     Иеремия помолчал, размышляя над словами аивлянки.

     — Хорошо, раз так, Ив, спасибо вам за ваши слова!.. — тепло поблагодарил он женщину и снова обратился к Эваалю. — Скажите, что, по-вашему, пошло не так? Почему это произошло с нашим миром? Если все нормальные цивилизации минуют капитализм, коммунизм, идут дальше, летят к другим звёздам... Ведь вы знаете, что наши предки пытались... И у них ничего не вышло!

     — Отчего же? Многое получилось. Русская революция, Китай, Куба, Северная Корея, Вьетнам... дали огромный материал, опыт для будущих поколений. Не всегда положительный, но опыт ошибок бывает намного ценнее успешного опыта... В двадцатом веке революционерам Земли приходилось сражаться с настоящим чудовищем, с драконом мирового капитала. Маленькие слабые страны, вставшие на путь революции, подвергались экономическим блокадам и военным нападениям со стороны более сильных противников. Народы лишались империалистами средств к существованию, а потом продажные СМИ стран первого мира говорили всему миру: Смотрите! Им там совсем нечего есть! Это всё потому, что социализм неэффективен! Проходили десятилетия, и устоявших против контрреволюции революционеров сменяли бюрократы и карьеристы, которые либо превращали в прошлом революционные государства в далёкие от коммунизма химеры, либо реставрировали в них капитализм... как это произошло с Советским Союзом. Первые играли на руку буржуазной пропаганде, демонизируя идеи коммунизма, вторые повергали в отчаяние людей, смотревших в будущее с надеждой.

     — Ну и как же нам или нашим потомкам с таким-то богатым опытом не угодить снова в тот же капкан? — спросил правитель.

     — Использовать его, — ответил Эвааль. — Опыт. Ваш собственный, наш, и опыт известных нам цивилизаций.

     — Но, ведь это... работа для многих поколений...

     — Здесь вы правы, Иеремия.

     — Джей...

     — Что?

     — Можете так меня называть, Эвааль. Друзья — (он бросил взгляд на сидевшего рядом генерала) — меня обычно так и зовут.

     — Хорошо, Джей... — согласился пришелец. — В таком случае, зовите и меня просто Эв...

     — Договорились! — сказал правитель. — Здесь вы правы, Эв. Чтобы вернуть Землю на прежний, довоенный уровень, потребуются столетия... — (при этих словах землянина аивляне переглянулись) — но... вы же не хотите сказать, что...

     — У нас найдётся столько времени, сколько потребуется, Джей, — заверил его Эвааль.

     Правитель минуту помолчал, собираясь с мыслями. Несколько раз он бросал короткие взгляды на пришельцев, не решаясь задать вопрос, ответ на который он уже итак знал.

     — Прошу меня извинить, если мой вопрос покажется вам... бестактным, Эв... но каков ваш возраст и... какова продолжительность жизни аивлян? — осторожно поинтересовался Иеремия.

     — Не вижу причины для извинений, Джей.

     — Это земная форма вежливости, — улыбнулся правитель. — Положение обязывает меня показывать хорошие манеры... Тем более в присутствии дамы... — Он слегка кивнул головой в сторону Ивилиты.

     — У вас хорошо получается, — с улыбкой ответила ему аивлянка.

     — Отвечая на ваш вопрос, — произнёс Эвааль, — скажу, что я родился двенадцать с половиной тысячелетий назад.

     Слова Эвааля произвели на землян впечатление.

     Помолчав какое-то время, Иеремия спросил:

     — Это не шутка?

     — Нет, Джей, — ответил Эвааль. — Это не шутка. Что же касается возраста, то у аивлян это понятие не тождественно давности рождения.

     — Не понимаю...

     — Давайте я объясню вам, — сказала тогда Ивилита.

     — Прошу вас, Ив... — Иеремия был рад слушать аивлянку.

     — Как уже сказал Эвааль, возраст и время рождения у нас — не одно и то же.

     — Но, если я родился тридцать девять лет назад, то мне, стало быть, тридцать девять, а не пятьдесят...

     — Это логично. Для землян. Для аивлян же, уже много тысячелетий это не так.

     Иеремия и Харрис, молча, уставились на женщину. В их лицах читалось непонимание.

     — Вот смотрите, — продолжала она. — Наш корабль обнаружила Землю спустя четыре тысячи восемьсот девяносто девять лет после начала экспедиции... Эвааль сказал, что был рождён двенадцать с половиной тысяч лет тому назад... Это укладывается формально в рамки чисел, так как пять тысяч меньше двенадцати. Но взять в пример меня и Альреса... Мне семьсот девятнадцать лет, а Альресу — шестьсот тридцать семь...

     — Вы весьма хороши для ровесницы Жанны д'Арк, Ив, — заметил Харрис.

     — Спасибо, генерал! — Ивилита снова улыбнулась. — Думаю, я даже постарше вашей Жанны... — уклончиво ответила она. — Говоря о возрасте, у нас принято учитывать лишь прожитое в базовой реальности время.

     — Хм... а разве есть какие-то другие? не базовые реальности? — спросил правитель.

     — Есть многочисленные симуляции, виртуальные реальности, время в которых воспринимается по-разному. Проведённое в таких реальностях время называется субъективным временем. Человек, младший по базовому возрасту, субъективно может оказаться намного старше того, кто провёл мало времени или вовсе не бывал в симуляции.

     — Кажется, я начинаю понимать... — медленно произнёс Иеремия.

     — Это ещё не всё. Кроме симуляций есть и ещё кое-что... Нечто, что можно назвать машиной времени...

     Последние слова аивлянки заставили землянина вздрогнуть. Иеремия был готов поверить даже в путешествия сквозь время, если о них ему сказала бы эта удивительная женщина. Он, как и всякий, кто читал книги, мечтал в своё время о таких путешествиях. Будучи ещё ребёнком, он читал знаменитый роман англичанина, родившегося в позапрошлом веке и смотрел замечательную кинотрилогию 1985-1990 годов. После было прочтено множество книг, просмотрено множество фильмов, пройдено множество видеоигр, но «Машина времени» и «Назад в будущее» всегда оставались в числе его любимых произведений.

     — Значит и это возможно... — медленно произнёс он.

     — Ах, нет! — всплеснула руками Ивилита. — Не в том смысле, какой в это выражение вкладывали ваши фантасты... Путешествия во времени остаются фантастикой для нас, как и для вас. Я хотела сказать, что это как-бы индивидуальная машина времени. Мы называем это архивацией. Это когда путешественник во времени прекращает существование на время. Это фактическая смерть. Но смерть обратимая.

     — Потрясающе! — воскликнул генерал. — И как, не страшно?

     — Вовсе нет! — ответила аивлянка. — Ты просто засыпаешь в одном веке, и просыпаешься в другом, не отправляясь меж тем в виртуальные миры. Это очень здорово. Мы с Альресом — как раз такие путешественники во времени, — она снова улыбнулась. — Мы находились в архивации почти пять тысячелетий, и вот, мне всё ещё семьсот девятнадцать, а Альресу — шестьсот тридцать семь.

     — Думаю, тут надо уточнить... — снова заговорил молчаливый Альрес. — Ив имеет в виду стандартные аивлянские годы. — Он перевёл взгляд с Харриса на Иеремию. — На Аиви сутки примерно равны земным, планета получает столько же солнечного света, как и Земля... оттого и жизнь на наших планетах развилась в похожие во многом формы... Не только мы с вами, но и, как уже сказала моя супруга, многие животные и растения наших миров похожи. Но, в нашем году семьсот десять дней...

     — Значит, все названные цифры можно смело умножать на два? — уточнил Иеремия.

     — Да, если вам не нужна стопроцентная точность, — ответил Альрес.

     — Значит, вам, — правитель обратился к Эваалю, — должно быть, по меньшей мере, двадцать пять тысяч наших, земных лет?

     — Вовсе нет, — ответил тот. — Мне немногим более четырёх тысяч наших, аивлянских... Если быть точным, четыре тысячи четыреста одиннадцать.

     — Девять тысяч земных.

     — Что-то около того.

     — Значит... de facto вы бессмертны.

     — Если говорить строго, то — нет. Сама Вселенная не вечна. Она имеет начало и будет иметь конец... Но, что касается жизни... Технически, мы можем жить пока существует базовая реальность и связанная с ней... изнанка... или подпространство, как писали ваши фантасты... через которую наши корабли обходят открытое землянином Эйнштейном ограничение скорости...

     — Среди аивлян есть такие, — добавила Ивилита, — кого мы называем долгожителями. К их числу относятся те, кто застали Эпоху корпораций и последовавшую за ней Революцию. Их не так много... Я имею в виду живущих в базовой реальности или в симуляциях... Большинство из них архивированы...

     — Путешествуют во времени? — без тени сарказма уточнил Иеремия.

     — Да. Они возвращаются в реальность тогда, когда в нашем мире происходят значительные изменения... или, когда реальность начинает нуждаться в них.

     Иеремия размышлял.

     Всё услышанное тем вечером от пришельцев — об их странном похожем на Землю мире, где год равен двум земным, об их анархическом обществе, о виртуальных мирах-симуляциях и путешествиях сквозь время — звучало как научная фантастика, которой Иеремия немало увлекался в юности.

     В кабинете стояла тишина. Было слышно, как гудел кондиционер. Гости сидели в молчании, видимо ожидая, когда заговорит он, Король Полиса — всего лишь человек, на плечах которого лежало бремя ответственности за жизни почти пяти миллионов человек, его подданных.

     Тишина не была «неловкой», какая повисает в момент, когда собеседники вдруг обнаруживают, что им больше нечего сказать друг другу. Тишина была другая — во время которой думают.

     Родившийся уже после войны, Иеремия рос в мире «сталкеров» и радиоактивных пустошей, в котором вместо мутантов были просто больные, несчастные люди, а вместо зомби и вампиров — люди-каннибалы. Но одно в его мире точно совпадало с жанром так называемой постапокалиптики: его мир был полон двуногих хищников, грабителей, убийц, насильников, подлых проходимцев. Это очень роднило реальность окружающую с реальностью вымышленной, созданной писателями, киносценаристами, разработчиками компьютерных игр, которые были доступны принцу Джею. И потому он возненавидел постапокалиптику. Терпеть её не мог. Он любил классическую прозу и научную фантастику, — первая показывала ему мир прошлого, пусть и не лишённого множества недостатков, пусть порой и несправедливого, жестокого, но и оптимистичного, населённого героями, вызывавшими у него уважение; вторая же делала попытки описать мир будущего, мир, в котором Джею хотелось оказаться. Принц Джей хотел жить в том мире, хотел бежать в него, а вокруг царила треклятая сталкерщина! И вот перед ним были те, кого он отчаялся встретить при жизни (впрочем, и после жизни он не надеялся никого встретить — Иеремия был атеистом). Эти люди казались ему богами! И их стремление помочь земному человечеству было — Иеремия в этом не сомневался — бескорыстным. Ибо что могут желать боги от простых смертных? Поклонения? Но поклонения жаждали боги, придуманные глупыми смертными, а эти боги — сами создали себя.