Инициатива? Формально она конечно приветствовалась, но практически едва ли не всякий чих нужно было утверждать в Генеральном штабе. И исполнять его лишь по получении соответствующей директивы, а попробуй ее получи! Узкая шпага адмиралтейского шпица вознеслась в вечном салюте стылым морским ветрам и замерла, разрубая низкую серость туч над Санкт-Петербургом. Наверное, потому-то северная Столица Российской Империи и не знала никогда недостатка в дожде... Шпиц выглядел изящно и тонко, словно натянутая струна: но тень его, подобно голодному питону, давно опутала флот бесчисленными кольцами параграфов, инструкций, рескриптов и директив, безжалостно выдавливая всякое желание мыслить самостоятельно и инициативно.
Но Николай Оттович ползучих гадов не боялся. Конечно, командующий Балтфлотом не мог стать Георгием Победоносцем, в бою грудь-о-грудь повергающим змия, и пойди фон Эссен на открытый конфликт — враз вылетел бы в отставку, но адмирал действовал много тоньше. Адмиралтейство не представляло собой монолитного организма, ставящего своей задачей всемерно подавить флот: как всегда, как водится, в таких заведениях, в нем сцепились разные силы, озабоченные борьбой за власть и за влияние. Силы эти, конечно же, не были враждебны флоту, просто по большей части они стремились угодить собственным интересам, и лишь во вторую очередь — флотским. Но все это можно было использовать: надо было только знать с чем и когда, а главное — к кому обратиться с просьбой, так что бы пожелание твое вошло в унисон с интересами того, к кому обратился. А уж заручившись высокой поддержкой можно было добиться многого... Но это уже политика — и кто мог подумать, что порывистый сорвиголова, командир лихого "Новика", за которым команда была готова идти хоть на край света, проявит вдруг недюжинную склонность к дипломатическим играм? Однако же для фон Эссена словно и не существовало разницы: как в прошлую войну он недрогнувшей рукой вел малый свой крейсер меж могучих японских броненосцев, так и теперь адмирал смело лавировал среди титанов паркета. Конечно, не всякое начинание удавалось фон Эссену, а многое, что он хотел бы сделать, удавалось едва наполовну, но кто на его месте смог бы добиться большего? Что бы не случилось, Николай Оттович не унывал и, даже претерпев поражение в очередной "паркетбаталии", не складывал рук, а придумывал что-нибудь новенькое....
В общем, вверенный его попечению флот готов был проследовать за своим адмиралом хотя бы в самый ад и Людвиг Бернгардович — в первых рядах. Макаров, не Макаров, но, если в Российском императорском флоте кто и мог претендовать на лавры преемника Степана Осиповича, так это фон Эссен и был.
— Спасибо, Николай Оттович за чай и варенье. А сражаемся мы и верно неладно, но что же поделать? Там, наверху, давно уж определили нашей задачей оборону Финского, кораблей у нас мало, вот и экономят, не пускают нас в море, немцу крылышки пощипать. Крейсеров еле выпросишь, 2-ую бригаду линкоров, самотопов наших додредноутных, дальше Готланда посылать нельзя. Да и тех-то в море разрешили выводить только потому что новые линкоры вскоре в строй встанут, так что если и потеряем, то не жалко — так в генморе рассуждают. Остаются только легкие силы, ну да это мы используем по способности. Вот и план минных постановок, если позволите...
— Позволить-то я конечно позволю, на это даже высокое соизволение имеется, чего ж не позволить? А только... дело вот в чем, Людвиг Бернгардович: не хочу я, чтобы Вы этим занимались и далее.
Вот это был удар, от которого контр-адмирал едва удержал стакан с чаем от падения на форменные, идеально разглаженные вестовым брюки. Лицо фон Кербера не поменялось, не та закалка, но рука подвела, чуть-чуть дрогнув. Людвигу Бернгардовичу осталось только уповать, что фон Эссен этой слабости не заметил. А как бы он ее не заметил, если умение Николая Оттовича примечать все вокруг давно уже было притчей во языцех?
Но что было не так с планом? Ведь фон Кербер, казалось, предусмотрел все. Некоторое время русские появлялись то здесь, то там у берегов неприятеля — особых пакостей кайзеру не чинили, зато наблюдали во все глаза и выведали-таки основные морские маршруты неприятеля, которыми его транспорты возили товар из Швеции. Теперь же следовало вывести в море многочисленные легкие силы, вывести так, чтобы никто не знал ни о дате выхода, ни о предстоящей операции, отрядив корабли из множества мест, чтобы не испугать шпионов большим походом. Если из гавани Кронштадта в море выходят 20 миноносцев, это повод насторожиться, но если 3 или 4 — то нет, а то, что еще столько же вышли из Гельсинки, еще столько же из Либавы и столько же от Моонзундских островов, одной парой глаз не увидеть. Отряды миноносцев и крейсеров должны были следовать в одну точку: в ней будут вскрыты секретные пакеты и командирам станет ясен замысел операции. Самая масштабная минная постановка в водах неприятеля из всех, что делались в эту войну: все будет сделано тихо и тени русских кораблей растают в балтийской дымке, а затем... Затем корабли кайзера, привычно следующие своим маршрутам, встретятся с очень большим сюрпризом.
План выглядел идеальным... ну, может и не совсем, но уж точно не был плох настолько, чтобы отстранять автора от воплощения изложенного на бумаге в жизнь.
— Вот именно, Людвиг Бернгардович, — произнес командующий Балтийским флотом так, будто фон Кербер произнес последнюю фразу вслух:
— План получился хорош, и подготовка не подкачала, так что с остальным Канин с Бахиревым вполне справятся. Для Вас же у меня особая работа. Как мне не грустно терять прекрасного начштаба, а вынужден я буду просить Вас принять 1-ую бригаду линейных кораблей под Ваше командование.
Гооооосподи! Это же ссылка в чистом виде. У генмора и крейсеров не допросишься, а новейшие дредноуты... ну да — это сила, это мощь, это самые совершенные корабли флота. Но именно поэтому их никто и никогда не выпустят из Финского залива! У нас на Балтике всего 4 дредноута, а немцы в любой момент могут перебросить четырнадцать своих, да еще и с линейными крейсерами. У них — Кильский канал, сутки хода с Северного моря в Балтику... С такой силищей ни 1-ая бригада линкоров-дредноутов ни весь Балтфлот в открытом бою совладать не может. "Это будет игра дюжины котов с одно мышью", как сказал на обеде в кают-компании "Андрея Первозванного" один артиллерийский лейтенант, Ливитин, кажется...
Нет, если германский хохзеефлотте рискнет прорываться в Финский залив, то с опорой на минные поля и береговую артиллерию четыре дредноута и четыре старых броненосца возьмут с него кровью как следует. Это знают немцы, и потому вряд ли они сунутся в Финский, но это знает и русский генеральный штаб — потому-то он и стремится держать в кулаке достаточные силы, чтобы дать последний и решительный бой на подступах к Санкт-Петербургу. И генмор не будет рисковать этими силами ради любых операций вдали от собственных берегов, сколь угодно заманчивыми они бы не были, потому что если адмиралы ошибутся, и четверка дредноутов погибнет в бою с германским флотом, то Столица останется беззащитной, а этого допустить было бы ни в каком случае нельзя. А раз так, то дредноуты на всю войну прикованы к Финскому заливу. Кто-то будет сражаться, много ли, мало ли, это другой вопрос: но он, Кербер, до самого конца просидит за центральной минно-артиллерийской позицией, преграждающей вход в Финский залив... От подобной перспективы хотелось взвыть в голос. За что?!!
— Дредноуты пойдут в бой — глядя в глаза фон Керберу и чеканя каждое слово произнес Николай Оттович, а затем слова его потекли с привычной ему природной живостью:
— И произойти это может, да скорее всего и произойдет ранним летом, а может быть даже поздней весной. Времени на подготовку у нас практически не остается. Видит Бог, я и так сделал все, что в моих силах, чтобы как можно скорее ввести линкоры в строй. Но они все равно еще не готовы, и не будут готовы в этом году до зимы. А ранней весной обучение придется возобновлять после перерыва и полную боевую готовность корабли получат хорошо, если ранней осенью. — здесь фон Эссен позволил себе небольшую паузу, хлебнув чаю.
— У нас нет этого времени, Людвиг Бернгардович. Нам придется сражаться в следующем году, возможно — и даже скорее всего! — против численно превосходящего противника. Да хотя бы и против равного! Немцы — бойцы серьезные, и побеждать их можно только имея превосходство в подготовке экипажей. Наши должны стать лучше моряков хохзеефлотте! И это нужно сделать к лету 1915 года, а я не знаю никого, кто смог бы справиться с этой задачей. Лучше Вас, разумеется.
— Но... Как? Николай Оттович, не подумайте, что я отказываюсь, только каким образом Вы принудите генмор и всех, кто с ним и над ним бросить наши линкоры в бой? Это было бы какое-то чудо!
— Ах, оставьте, какие уж тут чудеса? Вот сейчас Бахирев с Каниным согласно Вашему плану доставят немцам изрядное беспокойство, да и крейсерам я не дам сидеть сложа руки — воевать так воевать! Но немцы не могут не реагировать. Что они предпримут? В Финский залив они конечно не полезут, не глупцы, к сожалению. А вот куда они вполне могут сунуться, так это... — Николай Оттович, отставив чашку, поднялся из-за стола и шагнул к большой карте Балтийского моря.
— ...Я не знаю точно, когда и какими силами они это сделают. Но факт в том, что попытаться они просто обязаны и я не вижу ни единой причины, по которой этого не произойдет. Разве что внезапно потопнут, по глупости сунувшись в зубы флоту Его Величества, однако на это мы уповать не можем. И не будем. — закончил свою короткую речь командующий Балтфлотом.
Фон Кербер продолжал недоумевать:
— Согласен, Николай Оттович, все верно Вы говорите. Сил у нас конечно недостаточно, будем держаться, чем Бог послал, иного не дано. Но ведь это именно то, чего ждет от немцев генмор, на то и все наши планы составлены, включая категорический запрет на использование дредноутов в такого рода операциях. Потому я ума и не приложу, как же Вы думаете убедить командование бросить их в бой?
— Терпение, Людвиг Бернгардович, терпение. Вы согласны, что такая попытка — вопрос времени? И чем активнее мы воюем, тем быстрее немцы эту попытку предпримут?
— Несомненно.
— Много у нас шансов сорвать их замыслы?
— Да не так, чтобы очень...
— Тогда пойдем дальше: предположим, что они рискнули, а мы не справились. И что же? Несомненно, у немцев появляется интереснейшая возможность. Берется дивизия старых германских броненосцев и...
— М-да... — только и сказал Людвиг Бернгардович после кратких пояснений адмирала.
— А ведь может и сработать! Вот только не приведи Господь Ваши слова да немцу в уши!
— На Бога надейся, да сам не плошай. Понимаете теперь, зачем нужна боеготовая 1-ая бригада? А как ее получить? Видите ли, Людвиг Бернгардович, я вполне доверяю Вашему таланту моряка и командира. Полагаю, не миновать-стать Вам комфлота, когда придет пора мне на покой, да может оно и к лучшему, — здесь Николай Оттович взмахнул рукой, не давая фон Керберу говорить:
— Молчите, молчите, а лучше вспомните, кто разделал старика под орех на прошлогодних маневрах? Мы с Вами сразились честь по чести, что твои рыцари короля Артура: флот поделили, мне и Вам ровно пополам. И что же? Разгромили Вы меня, дорогой мой контр-адмирал, как есть разгромили. Значит, теперь Вам и карты в руки -думайте! Обычным путем этой задачи не решить. Корабли новые, огромные — дредноуты! Целых четыре! Ничего подобного у нас никогда не было, а ведь даже старые броненосцы в таких условиях к походу и бою изготовить было бы непросто. Но — надо! Ох как надо! Германец, увы, ждать не будет. Так что же, возьметесь, господин контр-адмирал?
— Возьмусь, Николай Оттович.
— А и хорошо — фон Эссен вернулся к столу, где остывал недопитый чай и, присев на кресло с высокой спинкой жестом фокусника извлек откуда-то папку коричневой кожи.
— Вот сейчас приказ и подпишем...
Короткий скрип пера по мелованной бумаге.
— Ну, Людвиг Бернгардович, поздравляю Вас командующим первой и единственной во всем Российском императорском флоте бригадой дредноутов. Предстоящие Вам свершения мы уже обсудили, так что скажу Вам, как Степан Осипович, светлая ему память, говаривал: "Дай Бог, в добрый час!"
— Спасибо, Николай Оттович! — и вдруг обычно невозмутимый фон Кербер как-то по-мальчишески улыбнулся. Это слегка заинтриговало командующего и тот не удержался от вопроса:
— Чувствую, Вам на ум пришла какая-то шутка, Людвиг Бернгардович?
— Да не так что бы... Просто я радуюсь тому, что наверху изволили в конце-концов все же поменять именования воинских должностей. Вот сейчас я уже пару минут как командующий 1-ой бригадой линейных кораблей, и это звучит достойно. Но по старому табелю меня зачислили бы в начальники 1-ой бригады линкоров. Мне всегда интересно было — и откуда только взяли этих начальников? Ну ладно еще начальник порта, начальник военно-морской базы, но... действующий флот? Словно я не морской офицер, а столоначальник уездной канцелярии из потомственных бюрократов.
Адмиралы посмеялись, а затем фон Кербер откланялся. Катер ждал его у трапа, но новоиспеченный командир бригады не отказал себе в удовольствии задержаться на минуту и бросить взгляд на вступившие под его командование корабли. Четыре гиганта стояли в ряд, один за другим: эти дредноуты строились по одному проекту и выглядели без пяти минут близнецами — какие-то небольшие отличия, конечно, присутствовали, позволяя отличить один корабль от другого, но сделать это мог только знающий человек. Сокрушительная мощь таилась в каждом из них, а вместе эти четыре грозных силуэта способны были произвести впечатление на любого, сколь угодно искушенного в военном деле зрителя. Можно только представить себе, насколько внушительно было зрелище четырнадцати таких силуэтов, стоявших под германскими флагами в бухте Яде...
Но сейчас четверка русских дредноутов являла перед контр-адмиралом задачу, которую предстояло решить, да только неясно, каким способом. По своему личному опыту фон Кербер знал: множество задач, выглядевших неразрешимыми, таковыми на самом деле вовсе не являются. Не видишь, как можно выполнить поручение — делай хотя бы то, что можешь и понимаешь, просто не опускай руки. Начни с понятного, работай, даже если уверен, что успеха тебе не видать, вникай в каждую мелочь. И если ты был усерден и внимателен, тебе откроются неочевидные ранее возможности, которых ты и не мог знать, пока не приступил к работе.
Стоя на верхней палубе броненосного крейсера "Рюрик", контр-адмирал фон Кербер не представлял себе, как выполнить приказ своего командующего. А значит, нужно было идти и принимать командование, знакомиться с командирами кораблей и офицерами, проверять как учатся экипажи, разбираться с материальной частью и делать еще тысячу и одно дело, которые... ну никак не помогут обеспечить боевую готовность к лету 1915 года. Но начинать надо, и чем быстрее — тем лучше, а там, глядишь, что-нибудь и придумается.
