Самое обидное, что выбежав в итоге на причал, чудом не свернув заодно и шею, стала по нему метаться в поисках неизвестно чего — никаких средств спасения утопающих тут не было и в помине. Или унесли куда, или никому в голову не пришло, что можно утонуть в этой луже буквально в десяти метрах от причала. А теперь эти метры казались шире океана.
Утопающий тоже мне ничем помочь не пытался, видимо пребывая без сознания, вон и язык между клыков вывалил. Язык? Клыки?! Издав запоздавшее — 'Ой!', застыла, потом попыталась ретироваться к лифту, медленно пятясь от неведомо как занесенного под дверь дома звереныша, да не тут-то было! Одно ухо мигом развернулось в мою строну и я, судорожно вздохнув, вновь замерла.
А затем открылись подернутые пленкой глаза и встретились с моими... Сама не поняла, как снова оказалась на краю причала уже на коленях:
— Эй, Кроха, — ничего лучшего в голову не пришло, а так я звала своего первого щенка, — ну плыви сюда, маленький! Давай же. Еще немножко!
И ведь нельзя сказать, что не было понимания — не детская игрушка ведь, а хищный зверь. Но поделать ничего с собой не могла. А когда он словно понял и начал приближаться, наверное, отталкиваясь или гребя задними лапами, передними намертво вцепившись в спасительную деревяшку, сердце чуть из груди не выскочило. И почему-то казалось, что это именно детеныш...
— Давай, Кроха, еще чуть-чуть! Молодец! Умница!
А всё только начиналось. И что дальше? От мысли — как вытаскивать на причал зверя, пусть и маленького, но явно не намного легче меня, чуть снова не впала в отчаянье. Додумалась сорвать с головы и бросить ему конец скрученного полотенца, единственное, что было под рукой. И только в последний миг поняла, что если он действительно ухватится за него лапами, то просто сдернет меня в воду. Однако опасения не оправдались — в полотенце Кроха вцепился зубами, видимо, не рискуя отпустить доску. При попытке потянуть его вверх, на глаза навернулись слезы обиды, сил явно не хватало даже слегка приподнять, не то, что вытащить из воды этот промокший комок шерсти. А ведь, похоже, малыш при смерти!
— Ну, помоги же мне! — взмолилась сердито, упрямо пытаясь его вытянуть. Ну и пусть, кажется, бесполезно, надежда умирает последней!
Сердце стучало, как бешеное, руки уже казались чужими, не выдерживая напряжения, когда несчастный звереныш, наконец, встрепенулся. Может, услышал, понял меня. Или сам пришел к выводу, что 'спасение утопающих, дело рук самих утопающих'. Не выпуская полотенца, он рискнул ухватиться лапой за край причала, когти прочертили глубокие борозды по деревянному настилу и вцепились намертво. Потом рядом с первой лапой появилась вторая, и звереныш, будто получая ускорение от моих мизерных, но не совсем тщетных усилий, подтянулся на передних лапах. Над краем причала появилась круглая голова с большими треугольными ушами, потом середина груди и, наконец, на край легла третья лапа.
Можно праздновать победу, но не осталось сил, потому просто смотрела, как звереныш перекатился на спину и замер, обмякнув, и так и не выпустив из зубов полотенце. Я охнула, подозревая, что все усилия были напрасны. Серые губы, белые с синими прожилками перепонки на лапах, еле слышное прерывистое дыхание, замедленные движения, пленка на глазах и бледный почти белый язык. Из глубин памяти вылезло слово без смысла и содержания — 'гипотермия', убейте, не помню, что оно значит, но явно что-то очень плохое. Круглая голова, широкие скулы, треугольные большие уши, полное отсутствие хвоста, рыжая в черных разводах средней длины шерсть, громадные 'лемурьи' глаза и самое главное — перепонки на лапах — точно не медведь, а скорее всего и не лев! А кто же? Было в нем даже что-то от человека, или обезьяны, а может, показалось? Таких зверей вообще не существует... — на Земле. Но здесь-то не Земля! Надо было внимательней местную фауну изучать, хотя бы знала, чего от него теперь ждать.
Одно было ясно, зверушка находилась на последнем издыхании. Видимо, весь запас жизненных сил ушел на плескание в холодной воде, на борьбу со стихией.
Э, нет, так не пойдет! Я вскочила с колен, собираясь хоть что-то сделать, чтобы его спасти. Удивительно, но на мои слабые рывки за второй конец полотенца последовала реакция. Чудо-юдо неуверенно встало на лапы и медленно двинулось туда, куда я тянула — к лифту. Всего-то несколько метров, но радовалась я преждевременно. Звереныш наступил на полотенце и, потеряв 'поводок', снова прилег, закрывая глаза. Поднять и заставить двигаться эту кучу мокрой и холодной шерсти удалось, только ухватив за загривок. Так мы в лифт и заползли, где я загнала его в угол, придавив у стенки коленом, на всякий случай, чтоб не упал. Но он все равно сполз вниз, а на все увещевания только лизнул щиколотку. Всё понимает ведь!
— Только не умирай, Кроха, — пробормотала я. Казалось, лифт полз наверх целую вечность.
Выволочь эту мокрую тряпку из лифта удалось, но, кроме загривка, ухватив еще и за ухо — заскулил жалостно, но огрызнуться даже не попробовал. И то счастье, потому что за всей этой возней возможная опасность забылась напрочь. Ясно я понимала лишь одно — надо немедленно его согреть. Вот только по дороге к спальне упали мы уже дважды, а подняться во второй раз не смогли. Зверушка пробовала еще ползти, но хватило ее ненадолго. Так и осталась лежать посреди гостиной на втором этаже. Смотрела только жалостливо на мои бессильные слезы и попытки поднять, да пробовала свернуться калачиком. Выходило, что ему все хуже, и глаза почти закрывались. Ничего у меня не получилось?!
Тут, наконец, сообразила, что вообще-то мы уже в доме. И сама удивилась — 'а куда я его волоку?'. Вытерев слезы и попросив ждать меня здесь, словно он мог куда-то деться в таком состоянии, побежала в спальню. В гардеробной, уже на две трети заполненной моими вещами, аккуратно развешенными и разложенными по полкам, отыскала пару теплых одеял. То, что нужно! Для чего они в таком климате, не поняла, но обрадовалась сильно. Найдя несчастного Кроху там же, где и оставила, в том же положении, немножко покружила вокруг, не зная, как половчее его завернуть.
Расстелив на полу одно из одеял, попыталась затащить на него умирающего, или как-то перекатить. Это оказалось целой эпопеей, задачей почти непосильной. Пришлось улечься на одеяло самой, чтобы не скользило по паркетному полу, и тянуть пострадавшего к себе буквально за уши, потом кантовать и снова тянуть. В итоге отчаянной возни, промокла насквозь уже не от морской воды, а от пота. И почему я такая слабая? А ведь всегда считала себя довольно сильной. И все же почти справилась. Почти, потому что результат титанических усилий вышел не совсем такой, как ожидала — в последний момент суть моих действий до 'чудища' дошел, и он попробовал мне помочь, в своем зверином духе. Мы оказались завернуты в одеяло на манер собравшейся превратиться в бабочку гусеницы.
Там я, прижатая к мокрой и ледяной шерстяной спине, почувствовала страшную слабость и усталость. Предприняв несколько вялых и бесплодных попыток выбраться из собственноручно устроенной ловушки, где и двинуться не могла толком, я вдруг заплакала, изрядно намочив загривок 'крохи' еще и слезами, видимо, в порядке мелочной мести за испорченный день. А после сообразила, что так и отогревают замерзших — теплом своего тела. Вот и славно! Успокоив себя этой запоздалой мыслью, не нашла ничего лучшего, как просто отрубиться.
Отступление третье: Десант — решительность и натиск
Поверхность воды, вопреки всем законам физики, вдруг выгнулась на манер гигантской суповой тарелки, что немало бы удивило постороннего наблюдателя, окажись он здесь. Но посторонних тут не нашлось, к тому же, чтобы избежать назойливого внимания были предприняты самые серьезные меры, даже спутник, нацеливший с орбиты всевидящее око, увидел бы просто подернутую рябью воду без всякой аномалии — маскировка работала на максимуме. Впрочем, никакого спутника, как и прочих летательных и плавательных аппаратов в пределах видимости не наблюдалось — техника техникой, но лишняя осторожность совсем не лишняя.
— Готов, котяра мартовский? Тигр, говоришь, не быть тебе рыбой, пока до берега не догребешь, по крайней мере. Тогда согласен на тигровую акулу? Кхе, от скромности не умрешь, главное, чтобы она на тебя согласна не была. Что? Подавится? Боюсь, может только отравиться...
Антигравы — вещь вообще-то бесшумная, орать и переспрашивать "выпускающему" приходилось по другой причине — у обоих уши прикрывали специальные наушники, а задействовать еще и связь для рутинных переговоров сочли лишней морокой и демаскировкой. Лапы тем временем пробегали по оборудованию пловца, проверяя и перепроверяя, пусть там сегодня и нет толком ничего, но и от этого "ничего" жизнь зависит весьма серьезно.
— Значит так, все проще некуда — идешь по прямой, прячешь аппаратуру и выходишь. До берега мы тебя ведем и следим, чтобы не съели, дальше — сам. Кивни. Давай.
Тело без плеска вошло в воду, а выпускающий неодобрительно дернул вибриссами — желание показать крутость не по делу нередко плохо заканчивается.
* * *
Путь до берега показался Тигру даже не прогулкой, а развлечением, от избытка лихой радости он не удержался и слегка порезвился в воде, гоняясь за какой-то рыбьей мелочью и представляя себе, как неодобрительно скалится борттехник. Была бы связь, уже пришлось бы выслушивать длинную нотацию, но операция считалась боевой, и излишняя болтовня не приветствовалась. Потому ему только излишне навязчиво капали на мозги корректировками.
В общем, к цели догребли без приключений, бот только пару раз "дал по башке", отгоняя гравитационными импульсами излишне любопытных эндемиков, один раз резанув по ушам визгом перегретого пара — в воду вонзился заряд плазмы — кто-то сильно крупный и голодный отпугиваться не пожелал. Пришлось грести уже всерьез, напрягая перепонки, дабы побыстрее убраться от места будущего пиршества.
А вот выход на берег преподнес сюрприз — решетку на входе в промоину, ведущую к причалу, успели поменять на новую. И теперь дыхательный аппарат в ячею элементарно не пролазил. Пришлось бросать снаряжение снаружи, на дне, с риском, что все это будет унесено прибоем, несмотря на все предосторожности, и распаковывать из груза обломок просоленной доски — выгребать дальше предстояло именно на нем.
А теперь — только ждать. И надеяться, что долгожданная встреча произойдет пораньше, море сейчас теплое, но тоже не удержалось и преподнесло сюрприз в виде мимо проходящего глубинного течения, перемешивающего воду снизу, в результате чего "летним" оказался только слой сантиметров в тридцать, а все остальное — градусов четырнадцать-двенадцать.
Так что если Одуванчик припозднится, то нахождение при последнем издыхании даже изображать не придется.
Глава 15
— О, да! — кажется, это я произнесла вслух, и проснулась, но открывать глаза не спешила. Давно мне не снились такие яркие чувственные фантазии. Тело горело как в огне, и сознание обиженно цеплялось за ускользающее видение. Я и забыла, когда в реале занималась этим с мужчиной, да и сны такие видела последний раз на Земле. Но на этот раз было что-то особенное, под стать планете Прерия, нечто дикое и необузданное. Он... Нет, его я не видела — смутный образ... Сильный, ласковый, нежный... Принц? Тот, кого я не видела, чьего имени даже не знала? Может хоть во сне удастся увидеть... — О нет!
Сон окончательно испарился, а я все еще не хотела открывать глаза. Каждая клеточка тела хотела продолжения. Может, получится снова заснуть и досмотреть?
Только бы сбросить одеяло, жарко слишком, да еще что-то сверху... Почему я так накрыта, и где я? И какой сегодня день? Сколько времени? Тревожные мысли пронеслись за секунду, и я распахнула глаза.
Потрясение от увиденного вызвало форменный ступор, да такой, что я просто молча таращилась в глаза существу, держащему меня в своих стальных объятиях, даже не пытаясь закричать или вырваться. Воспоминания чередой пронеслись в сознании, но облегчения не принесли. Конечно, это Кроха. Я же его спасла! Только понимает ли он это сам, теперь, когда пришел в себя и выглядит очень живым, здоровым и... голодным? Что-то было в его глазах, умных, внимательных, серьезных, но что? Не понять. Взгляд спокойный и непроницаемый — так может смотреть очень суровый мужчина, а никак не неразумное существо... Господи, о чем я думаю? Сердце стучало как бешеное, страх скопился где-то под желудком — дышать боялась, не то, что пошевелиться, или вырваться.
— Привет, — пролепетала, надеясь, что звук человеческого голоса как-то положительно повлияет на спасенного.
Во взгляде его что-то изменилось, и он неожиданно потянулся ко мне и лизнул в нос.
Я зажмурилась испуганно, но ничего не происходило... секунду, две, три... осталось чуть приоткрыть глаза и ощутить, как страх начинает отступать. Кажется, я ему понравилась. Или... Кроха больше в глаза не смотрел, взгляд опустился ниже, на шею, и я нервно сглотнула, когда он медленно стал наклоняться к абсолютно беззащитному горлу. Мысль, что он хочет просто его перегрызть, или выпить кровь, маячила где-то на периферии сознания, и я вдруг поняла жертв вампиров из книжек, тех, что сами подставляли горло под смертельный укус, да еще и восторг испытывали. Мне безумно захотелось почувствовать его клыки. Видимо, совсем с ума схожу. Хотела и получила, там, где билась главная артерия, шеи коснулись острые зубки, чуть прихватили кожу, отчего волна страха и удовольствия пробежала от макушки до самых пяток, отозвавшись в голове звуком разбитого хрусталя. И снова взгляд, перед которым я ощущала себя очень странно и беззащитно. Он словно спрашивал о чем-то, а я таращилась, оглушенная происходящим и ни понять не могла ничего, ни ответить.
А картинка-то, если со стороны посмотреть, просто на главную обложку "ЖЮФ" просится, а может на "XXL". Только в отличие от героинь, попавших в подобное положение, чувство юмора мне явно отказывало. Ну не видела ничего смешного и даже забавного. Как там эти девицы делают: "сейчас я его одной левой"? А правда, что это я? Просто пора аккуратно выбираться, но куда пропала вся решительность? Как мышка перед удавом! Вздохнула, с трудом соображая, с чего начать, потянулась, чтобы разжать лапы, сомкнутые на спине, но слабые попытки не увенчались успехом. Поразилась, сколько силищи в недавнем умирающем, легче отогнуть чугунную трубу, залитую каучуком, — та хоть слегка бы поддалась, чем разорвать кольцо его рук. А Кроха моих стараний и не заметил, только чуть голову склонил, а в глазах все тот же вопрос. Или у меня уже крыша едет? Ну чего он спрашивать то может? В каком месте я самая вкусная?
На глаза навернулись слезы от сознания собственного бессилья, обидно стало и очень себя жалко. Вот так, помогай людям! А они...
— Чего смотришь? Жри уже! — выдохнула зло прямо ему в лицо. То есть, хотела зло, а получилось как-то жалобно.
На это звереныш словно улыбнулся, показывая зубы, и подался назад, вновь опуская взгляд. Паника отозвалась в каждой клеточке тела безумным напряжением. Может, подумал, что я, даю разрешение, и выбирает, с чего начать свою кровавую трапезу?
