Фолклендское коммандо

Еще у меня был очень странный разговор с одним из бойцов SAS из эскадрона "G", который рассказал мне о том, как был убит Киви Хант. Этому парню действительно нужно было поговорить об этом, как будто он должен был снять груз с души. Разговор начался с того, что он задал мне вопрос: был ли я когда-нибудь ранен? Когда я ответил "Нет", он сказал что был ранен несколько раз и это было действительно больно. Я совсем не знал этого парня и никогда его не видел, так как было темно и мы вместе лежали в яме в скалах. Он сказал мне, что был пулеметчиком в патруле SAS, который устроил засаду команде Киви. Он рассказал, что они засекли в своем ночном монокуляре группу SBS издалека и устроили им засаду. Он уже собирался открыть огонь из своего пулемета, но командир эскадрона приказал ему не открывать огонь, пока те не окажутся всего в десяти ярдах (прим. 9 м). Затем командир эскадрона окрикнул SBS на английском. Киви повел себя безупречно, замерев и вытянув обе руки в стороны. Двое позади него тоже остановились, но шедший последним замыкающий, который, возможно, не слышал оклика, попытался улизнуть в темноту. Замыкающий, как считалось, представлял угрозу для патруля SAS, командир эскадрона проиграл битву воли и этот парень — пулеметчик — открыл огонь.

Он сказал, что они должны были открыть огонь гораздо раньше. В засаде, где нет времени закладывать перед собой противопехотные мины "Клеймор", обычно задача пулеметчика — открыть огонь, подав сигнал остальным. Командир засады всегда лежит рядом с ним, чтобы отдать приказ. Вполне разумно, чтобы засада открывала огонь сразу же, как только возникла угроза патрулю, или когда весь отряд противника оказывался в зоне обстрела. Кроме того, SAS обычно действует исходя из предположения, что в их тактическом районе действия не находятся дружественные силы. Это может быть удобным оправданием для упрощения принятия решения на открытия огня и при последующих вопросах. Обычная пехота не может занять такую бесцеремонную позицию, поскольку она неизбежно работает в окружении других дружественных подразделений. SAS строится на подавляющем огневом превосходстве — в гораздо большей степени, чем более осторожные SBS. Кроме того, в SAS существует огромное давление со стороны сослуживцев. Никто не поблагодарил бы коллегу, который придержал свой огонь и ошибся.

Пулеметчик сказал мне, что командир эскадрона все время приказывал ему ждать — хрипло шепча на ухо, гораздо дольше, чем он считал разумным. В конце-концов, несмотря на всю неразбериху обстановки, сильное желание пулеметчика открыть огонь, уже не могло сдерживаться командиром эскадрона, который, как мне рассказывали, никогда не отдавал приказа стрелять. Я предполагаю, что никто больше в патруле SAS не открыл огонь, так как был ранен только Киви.

Навязчивым воспоминанием пулеметчика об этом ужасном моменте было то, как взрывались в темноте боеприпасы в разгрузочном жилете Киви, когда в него попадали пули. Пулеметчик, как мне показалось, сильно пострадал от этого инцидента, который произошел совершенно внезапно и шокирующе, на расстоянии всего в несколько ярдов. Он иронизировал над тем, что по его словам, было реакцией патруля SBS, особенно замыкающего, который, по его словам, сломался, колотя в слезах кулаками по земле.

На протяжении всей кампании между SAS и SBS существовал явный антагонизм. В то время обе службы редко работали вместе, поэтому возникло много взаимных недоразумений. Справедливо будет сказать, что SAS считали себя лучше, демонстрируя в этом отношении весьма очевидное высокомерие. В своей обличительной речи пулеметчик обвинил SBS: они не должны были находиться в зоне действия SAS; затем, забредя туда получили то, что заслужили... и так далее.

Мне было очень неприятно это слушать, но я решил держать свои мысли при себе, и это быстро превратилось в персональный монолог, произносимый так, будто меня там не было. У меня сложилось впечатление, что для этого человека это были вещи, которые больше нельзя было сдерживать — боль и смятение, которые можно было открыть только незнакомцу.

SAS очень мачистская и конкурентная организация, которая в те дни — и, конечно, до середины 1990-х годов — презирала саму идею о том, что солдаты могут нуждаться в терапии после боя. Этот человек казался очень потерянным и очень одиноким, поэтому я надеюсь, что излив свой гнев и моральное смятение на меня, он немного облегчил свою боль.

После всей этой внезапной социализации и прибытия достаточного количества людей, чтобы отразить атаку даже целого аргентинского батальона на наши позиции, на хребте Бигля для нас все очень изменилось к лучшему. Командир эскадрона "D" Седрик Дельвес сказал мне, что основная атака, вероятно, начнется в ночь с 13 на 14 июня, а первый бросок вперед будет сделан накануне вечером.

Наши друзья из остальных команд передовых наблюдателей должны были участвовать в этих атаках. Сплоченные маленькие команды, такие как наша, будут идти перед подразделениями коммандос и десантников, вызывая огневую поддержку корабельной артиллерии и артиллерийский огонь. Впервые за все время кампании 148-я батарея передовых наблюдателей была на радиосвязи как единое подразделение. Короткие обрывки пергеоворов в эфире позволяли нам быть в курсе того, кто был с каким подразделением, и как у них всех идут дела.

Наши собственные артиллерийские батареи коммандос теперь двигались в пределах досягаемости целей, которые мы могли видеть, поэтому мы начали вызывать их огонь в течении дня. В ту ночь каждой из наших команд управления огнем были выделены боевые корабли, но с жестким ограничением по боеприпасам, чтобы сэкономить ресурсы для основной атаки. Поскольку мы находились далеко за линией фронта с большим количеством первоочередных целей, мы были освобождены от этого ограничения и действовали как обычно. У нас был еще один хороший обстрел: попадания по артиллерийским батареям противника и позициям пехоты к востоку от горы Саппер.

Во второй половине дня 11 июня наша радиосеть управления огнем корабельной артиллерии стала особенно загруженной, поскольку все наши команды вошли в радиосвязь в готовности к первому большому рывку. Оглядываясь назад, я могу теперь сообщить, что это была серия батальонных атак на гору Лонгдон, горы Ту Систерс и гору Харриет. Хотя мы не знали географических подробностей, многолетние военные учения подобного масштаба позволяли понять из радиопередач, что происходит. Но не цели, не направления атак и не решающие фазы того, что они делают.

Ночь была темная, тихая и очень холодная. Присев на корточки на нашем НП, я и Ник слушали нашу радиосеть, пока другие команды ПН выдвигались на свои исходные рубежи. Они давали обычные доклады по рации, их дыхание становилось затрудненным, когда они быстро двигались по каменистой земле с тяжелыми радиостанциями и оружием.

"Титч" Барфут доложил, что подразделение, с которым он был, ушло с линии старта и движется к своей цели. Очень подтянутый бегун на длинные дистанции, Титч, тяжело дышал и что-то шептал в микрофон. Они начали взбираться на холм и под весом тяжелых "бергенов" дыхание стало еще более затрудненным, а фразы — отрывистыми. Затем, между выдохами, последовало леденящее душу сообщение: "Мы попали под обстрел и несем потери".

Одна за другой команды ПН с различными батальонами коммандос и десантников покидали свои исходные позиции. Это были знакомые голоса, говорящие то же самое, что и на бесчисленных учениях. Но на этот раз это были наши друзья, которых мы могли больше не увидеть. После получасового напряжения другой позывной задал вопрос, который я и Ник до смерти хотели задать:

"Зеро, это Зулу 41 Эхо, ты связался с 41 Браво?" (Позывной 41 Браво был командой Титча Барфута).

"Это Зеро, ждите, вызываю, 41 Браво это Зеро, прием"

"41 Браво, прием" — задыхающийся голос.

"Это Зеро, свяжитесь с Зулу 41 Эхо, конец связи".

"41 Браво, принял, вызываю Зулу 41 Эхо, это 41 Браво, прием".

"Зулу 41 Эхо, не могли бы вы подтвердить что все ваши собственные позывные в порядке?"

"Это 41 Браво, да, прием."

"Зулу 41 Эхо, принял, Гольф Лима, конец связи".

Последнее было одним из нескольких небольших сообщений, которые теперь передавались по радио. "Гольф Лима", было, очевидно, пожеланием удачи. (Good Luck, переданное фонетическим кодом — прим. перев.)

К этому времени мы уже могли наблюдать красные пунктиры трассирующих пуль, стремительно выводящие длинные злые кривые. Одни концентрировались на определенных местах, другие изгибались в сторону горы, искрами рикошетили вверх. Артиллерия обеих сторон вела огонь и свист пролетающих снарядов справа-налево (наши) или слева-направо (их) прерывался звуком разрыва осветительного снаряда. Факел медленно падал на землю, колыхаясь под парашютом, заставляя тени лунного пейзажа под ним удлиняться и углубляться.

Средний калибр противника тоже работал осветительными снарядами, но, к счастью, они не могли должным образом их настроить. Фосфор выгорал на земле или воспламенялся слишком высоко, чтобы обеспечить полезный свет в течении длительного времени. То же самое относилось и к взрывателям их шрапнельных снарядов, которые, к счастью, летели слишком высоко. Это было пугающим, но не смертельным — взрыв шокировал, но в падении шрапнель слишком рассеивалась, чтобы причинить людям на земле серьезные травмы. Знание артиллерийской науки очень пригождается на поле боя. Если снаряды с воздушным подрывом взрываются над вашей головой, осколки будут падать далеко позади из-за траектории и конструкции корпуса снаряда. Вы только прячетесь и молитесь, когда перед вами вспухает воздушный разрыв.

Ник и я были зрителями, слушая нашу КВ-рацию PRC 320 и пытаясь понять, что происходит по вспышкам и огням. Доселе безмолвные радиосети внезапно ожили от отрывистого жаргона процедур вызова огня, пока не стали слишком забиты, чтобы что-то можно было понять.

Мы устали, и поэтому, несмотря на то, что люди умирали, а история творилась в темноте вокруг нашей позиции, мы опустили головы и уснули. Корабельные снаряды продолжали шептать над головой, глухие, бессердечные звуки взрывов эхом отдавались в темных холмах над нами.

На следующий день эскадрон "D", возглавляемый вечно жизнерадостным и находчивым майором Седриком Дельвесом, человеком, который руководил налетом на Пеббл-Айленд, решил уничтожить противника на двух ближайших к нам объектах. Из угрозы, о которой мы не хотели думать, противник, от которого мы прятались, теперь стал досадной помехой, без которой SAS вполне могла обойтись.

Сразу после рассвета эскадрон "D" начал самую необычную операцию для SAS — обычное наступление пехотной роты с развитием контакта. У них был один взвод впереди, два взвода во второй линии, в форме наконечника стрелы, и они неуклонно продвигались, чтобы разобраться с высотой 500 и наблюдательным постом противника на севере. Прибыв на место, они обнаружили, что противник бежал, а позиция была пуста, лишь завалена жестянками и свежим мусором. Они вернулись, выпили по чашке чая, а затем проделали то же самое на востоке, чтобы зачистить остальную часть нашего хребта, закончив бой атакой на гору Твелв-Оклок-Маунт и гору Маунт-Лоу.

Противник на Твелв-Оклок-Маунт увидел их приближение и тоже бежал, бросив оружие, пайки и снаряжение. Это вызвало некоторое разочарование, так как эскадрон "D" даже не смог сделать ни одного минометного выстрела, из-за большой дистанции для стрельбы. Как и в конце операции на Фаннинг-Хед минометному расчету пришлось тащить свои ящики с боеприпасами всю обратную дорогу.

У ПГН-1 к этому времени совершенно закончилась еда. Я уже говорил об этом Седрику. Сержант-майор эскадрона прибыл на наш НП с парой мешков для песка, полных пайками "арджи", захваченных на Твелв-Оклок-Маунт. Там была куча мяса: тушеные стейки, приготовленные в Аргентине благодаря Фраю Бентосу, и английский ростбиф.

Обстрел с обеих сторон продолжался весь день. Очереди из пулеметов перемежались одиночным огнем. Из радиопереговоров мы узнали, что наши подразделения взяли намеченные для атаки цели и теперь объединяются. Это означало отвод пленных в тыл, чтобы убрать их с дороги, затем нужно было вырыть траншеи, вычистить оружие, перезарядить магазины и пополнить боекомплект. Сержант-майоры будут перечислять имена погибших, принимать заявки на боеприпасы и определять потери в снаряжении, а командиры подразделений будут обходить свои продуваемые ветром позиции. Парни прятались в скалах, заваривали чай и жевали галеты "АБ", а часовые стояли у единых пулеметов и каждый, у кого не было конкретной задачи, отдыхал как мог, в холоде и постоянном грохоте довольно беспорядочной стрельбы и артобстрела, который все еще продолжался.

Мы не знали, сколько человек было убито. Работа с телами не отрабатывается на большинстве военных учений. Но это было совсем не то, о чем мы думали...

На склонах холмов мы наблюдали разрывы артиллерийских снарядов. На самом деле, невозможно было понять, по кому стреляли. С орудийных позиций аргентинцев перед нами велся огонь, маскировочные сети были частично сдвинуты назад и каждый раз после выстрела образовывалось облако белого дыма, что позволяло нам очень точно засечь каждый пушечный ствол. Над позициями средней артиллерии "арджи", которая из-за своей огромной разрушительной силы была приоритетной для нас целью, висели облака большого размера.

Я был очень рад, когда наш командир, подполковник Майк Холройд Смит вошел в нашу флотскую сеть управления огнем и дал мне приоритет на использование всей нашей артиллерии, чтобы разобраться с этими пушками, поскольку были потери от их огня на захваченных позициях "арджи". Ник установил связь с центром управления огнем полка коммандос, который выделил нам артиллерийскую батарею, огонь которой по этим орудийным позициям мы могли корректировать. Мы расположились так, чтобы извлечь выгоду из нашей идеальной наблюдательной позиции.

Невозможно уничтожить хорошо окопавшиеся военные цели с помощью артиллерии, если только вам не посчастливится попасть в ключевую позицию, которой для артиллерийской батареи является штабная палатка. Осколки убьют операторов и разнесут в клочья рации. То, что известно как "разрушительные выстрелы", может быть проделано с использованием средней или тяжелой артиллерии, но необходимо израсходовать большое количество боеприпасов. Наши снаряды корабельной артиллерии были достаточно большими, чтобы это сделать. Небольшой разброс снарядов (все они быстро выпускались из одного орудия) позволял сконцентрироваться на отдельных объектах, таких как мост или здание. Но из-за угрозы со стороны аргентинских ВВС корабли могли использоваться только ночью.

Уничтожение орудийной позиции было весьма трудным делом, потому что сами орудия очень прочны, а различные компоненты каждой батареи разбросаны по площади в 200 с лишним квадратных метров. Тем не менее, эффективность работы батареи может быть резко снижена за счет уничтожения расчета, обслуживающего орудия. После того, как установщик и наводчик расчета (солдат, который устанавливает пушку для стрельбы в правильном направлении и под правильным углом к горизонту и сержант, командующий расчетом) будут выведены из строя, пушка или не сможет стрелять, или, скорее всего, будет стрелять неточно. Каждая пушка окружена огромными грудами боеприпасов, которые можно поджечь и заставить сдетонировать, что делает жизнь расчетов очень опасной и истощает их силы.