— А вы, можно подумать, голодаете! — разозлился Габриель.
— Да ты только посмотри на Кейна — он же бледный как смерть. — Тайнознатец натянул на правую руку пошитую из толстой ткани перчатку и несколько раз сжал и разжал кулак. — Ясно ведь сразу — малокровие у человека, много не высосешь. Я уже старенький, а вы, мастер Габриель, как раз в самом соку мужчина.
— Очень смешно! — фыркнул Шутник и состроил кислую мину. — Все-то вы знаете!
— Элементарная наблюдательность.
— Да что вы говорите?
— Именно.
— Тогда скажите, раз вы такой наблюдательный и всезнающий, — ехидно заулыбался придумавший какую-то каверзу Габриель, — сколько полновесных Йоркских талеров мятежники посулили за скальп сопровождаемого нами духовного лица?
— Полторы сотни двойных талеров серебром. Но, с учетом аутодафе в Краснявке, можно смело добавлять еще десяток-другой.
— Откуда вы... — начал было донельзя пораженный Габриель, но Бернард не дал договорить:
— Имеющий уши да услышит.
— Тише вы там! — прикрикнул ведший по обочине на поводу коня Линцтрог, который только что едва не упал, споткнувшись о сосновый корень. — По сторонам лучше смотрите.
А чего тут особо смотреть? Лес как лес. А засаду, организуй ее мало-мальски знакомый с местностью человек, мы все равно не углядим. И тем не менее совет не лишен здравого смысла. Я вздохнул и поднял глаза к небу. Оно действительно такое серое или мне только кажется?
Высоченные сосны, словно гигантские стрелы, тянулись к небу, густые елки темно-зеленой стеной выстроились вдоль обочин, на которых оставили после себя глубокие промоины стекавшие в низины ручьи.
И именно в одну из таких промоин и угодило колесо кареты проповедника. Едва удержавшийся от падения Арчи тут же спрыгнул на землю, а охранники священника начали прикидывать, как бы половчее вытащить экипаж. И к тому же при этом не поломать ось.
— Смотрите, еж! — воскликнул вдруг один из уже закатавших рукава камзола солдат. — Ну что, братцы, забацаем печеного ежа на ужин?
Охрана проповедника одобрительно загудела, но тут что-то хлопнуло, и во все стороны полетели серые ошметки. И не только они — сотни иголок взорвавшегося ежа разлетелись, прошивая тела сгрудившихся в кучу охранников. Находившиеся с другой стороны кареты Арчи и трое телохранителей уцелели, а остальным не помогли даже доспехи: иглы без труда пробивали и стальные панцири.
Шутник удивленно уставился на глубоко засевшую в моем щите иголку, потом перевел взгляд на точно такую же иглу, пробившую одну из пластин бригандины у него на груди, и медленно осел на дорогу. Я бросился к нему, но тут из леса полетели стрелы. Жертвами первого залпа стали вернувшиеся к карете конники, и вовсе не у всех латы отразили выпущенные из кустов короткие стрелы, тем более что большинство их с просто нечеловеческой меткостью оказались нацелены в стыки защитных пластин, кольчужные вставки и не защищенные доспехами места.
Получивший стрелу в бедро капрал Брольг вывалился из седла и сдернул за собой лейтенанта, который оторопело уставился на торчащее меж пластин наруча древко. Арчи, рванув дверь, заскочил в карету, а не растерявшийся Линцтрог погнал пехотинцев в росший на левой обочине ельник. Выстрелы оттуда почти сразу же прекратились, и выпустившие наугад арбалетные болты волонтеры бросились вслед за капралом.
Подняв щит, я попытался прикрыть потерявшего сознание Шутника, но тут тайнознатец вдруг совершенно спокойно вышел на середину дороги и, повернувшись лицом к правой обочине, что-то тихонько произнес. Он не повышал голос, не размахивал руками, не творил темную волшбу, но слова его были наполнены такой силой, что в ответ лес заплакал.
Лес заплакал, и слезы его были полны огня.
Выступившие на сосновой коре капли смолы полыхнули нестерпимым жаром, и столетние деревья, словно сухие былинки, прогорели в одно мгновение. Яркое пламя побежало по мохнатым лапам елей, и на землю посыпался серый пепел хвои. По лесу понесся многоголосый стон пожара, и в нем растворились вопли сгоравших заживо людей.
Не обращая внимания на бьющий в лицо жар, Бернард ступил на выжженную обочину, и стена огня сдвинулась в глубь леса. Каждый шаг давался тайнознатцу с трудом, но, проваливаясь по щиколотку в пепел, он упрямо шел вперед. Болтавшиеся на его хламиде брелоки расплавленным серебром закапали на землю, а огневику не было до этого никакого дела — сейчас он не замечал ни пытавшиеся обвить ноги путы стремительно выросшей черной травы, ни устремленные в него стрелы. Колючие стебли, едва коснувшись сапог тайнознатца, вяли и иссыхали, короткие стрелы вспыхивали и в мгновение ока рассыпались в прах в клубившемся вокруг фигуры колдуна раскаленном воздухе.
Осознав, что еще мгновение — и схватка будет проиграна, из кустов на нас набросились устроившие засаду мятежники. Самая ожесточенная рубка разгорелась у кареты проповедника, но и к тайнознатцу устремилось сразу несколько человек.
Приняв на щит нанесенный сверху вниз удар моргенштерном, я рубанул рыжеволосого мятежника по бедру чуть ниже звеньев короткой кольчуги. Выпростал обратно окрасившийся кровью меч и тут же отшатнулся в сторону. Тяжелый боевой топор прошел мимо, и напрыгнувший откуда-то сбоку его бородатый хозяин слишком сильно подался вперед, пытаясь удержать оружие в руках. Я направил меч аккурат в промежуток между краем шлема и воротом кольчужной рубахи. Тяжелое и не слишком острое лезвие скорее раздробило, чем перерубило позвонки, а в следующее мгновение сзади кто-то попытался разрубить меня напополам. К счастью, нападавший немного промахнулся, и направленный вкось клинок соскользнул по спасшей мне жизнь кольчуге.
Я немедленно развернулся, подставил под летевшее в лицо лезвие меча верхний край щита и нанес ответный удар. Вот только опыта моему противнику было не занимать, и, сумев захватить мечеломом пехотный клинок, он вывернул его непривычную рукоять у меня из руки.
Опережая следующий удар, я отпрыгнул назад и неожиданно почувствовал, как что-то сдавило правую лодыжку. Опустил глаза и обмер: ногу обвил за считаные мгновения проклюнувшийся из земли черный росток. Выстрелившие из лопнувших почек шипы почти в мизинец длиной заскользили по сапогу, пытаясь проколоть толстую кожу, но шкура черной лягушки оказалась на редкость прочной и смогла защитить ногу от взбесившейся травы.
Понявший причину моего замешательства мятежник вновь замахнулся мечом, но вдруг, подавшись вперед, рухнул на дорогу с пробившим кольчугу промеж лопаток арбалетным болтом. Выбравшиеся из ельника на обочину дороги волонтеры разрядили в бунтовщиков арбалеты, и перевес вновь оказался на нашей стороне.
Озираясь по сторонам, я краем глаза заметил, как вылетевший из леса серебристый предмет размером с крупную шишку закатился под карету, и мгновение спустя ее подкинуло в воздух, а сражавшихся неподалеку бойцов раскидало в разные стороны. Разлетевшиеся осколки не щадили ни своих, ни чужих, и схватка на мгновение замерла. Несколько ударов сердца длилась короткая передышка, а потом оставшиеся в живых мятежники бросились в лес.
Услышав предостерегающие крики перезаряжавших арбалеты волонтеров, я развернулся к продолжавшему размеренно выжигать лес Бернарду и увидел вышедшего из леса невысокого худощавого бунтовщика, который из-за серо-зеленой куртки был почти неразличим в стелющемся по земле дыму. Не теряя времени, я выхватил из чехла на поясе метательный нож и швырнул его в зажавшего в руке серебряный шар коротышку. Тот хоть и заметил мой замах, но ничего предпринять уже не успел: лезвие ножа по самую рукоять вошло ему в шею.
Ни на мгновение не прекращавший движение вперед Бернард вдруг сцепил ладони, и с его задымившихся перчаток сорвалась тень призрачного огня. Серое копье, не встретив ни малейшего сопротивления, прошло сквозь сосны, до которых еще не успел добраться пожар, и почти сразу же где-то неподалеку в небо ударил столб ослепительного оранжевого пламени, а опутывавшие мою ногу ростки черной травы тут же увяли и рассыпались в прах.
Я с облегчением перевел дух, но когда ссутулившийся Бернард отвернулся от леса и посмотрел на меня, чуть снова не схватился за ножи — в зрачках тайнознатца огненным вихрем кружилось безумие, для которого не было ни малейшей разницы, кого жечь. Бледный как полотно Бернард очень-очень медленно зажмурился, а когда вновь открыл глаза, в них не осталось ни капли только что полыхавшего пламени. Справился...
Одержимый огнем медленно обвел взглядом пепелище и побрел прочь.
Первым делом я бросился к лежавшему на дороге Шутнику, но тот уже и сам пришел в себя. Закусив сложенный вчетверо плащ, он потянул засевшую чуть выше сердца иглу и, вырвав ее, отшвырнул в сторону.
Убедившись, что с ним все в порядке, а Арчи не только успел вовремя выбраться из кареты, но и выволочь оттуда всклокоченного проповедника, я поднял свой меч и направился к коротышке, который перед смертью успел-таки выдернуть из шеи мой нож. Что-то в его лице вызывало смутные подозрения, но, только стянув серый берет, сумел понять, в чем дело: по плечам рассыпались серебряного цвета волосы, а остроконечные уши были лишены мочек. Эльф. Или полукровка с очень небольшой примесью человеческой крови.
Вынув у него из руки тяжелую, словно отлитую из металла, кедровую шишку, я без колебаний спрятал ее в суму. Потом разбираться буду, что за чудо такое. Неподалеку валялся короткий лук с лопнувшей тетивой. Его брать не стал. Куда он мне? В сумку не влезет, а таскать его с собой — сплошная морока. Вот три стрелы с серебристым оперением и вырезанными из прозрачного кристалла наконечниками в висевшем на боку мертвеца колчане оставлять не стал. На таких диковинках можно неплохие деньги заработать.
Больше ничего интересного обнаружить не удалось. Короткий, слегка изогнутый в последней трети меч и прямой кинжал с лезвием чуть ли не в ладонь шириной меня, прямо скажем, не впечатлили. И качество так себе, и миниатюрные рукояти разве что подросткам впору придутся.
— Вот повезло так повезло, — с завистью протянул остановившийся рядом мертвенно бледный Шутник, которого весьма заметно покачивало.
— Ты о чем? — не понял его я.
— Это эльф? — непонятно зачем спросил об очевидном Габриель.
— Эльф, — согласился с ним я.
— А на голове у него что?
— Берет был.
— Дурак ты. На голове у него скальп! — поправил меня приятель.
— А! Вот ты о чем, — усмехнулся я. Действительно. За такой роскошный скальп можно немало золота выручить. Только возиться с ним... — Дарю.
— Вот спасибо! — обрадовался прекрасно понявший причину моей щедрости Габриель. — Сам, значит, пачкаться не хочешь? Ну ничего, мы не из брезгливых...
Я только пожал плечами и отошел к сгрудившимся в кучу волонтерам. К моему несказанному удивлению, все арбалетчики оказались живы и здоровы. А вот пехотинцы потеряли пятерых.
— С той стороны стрелков всего трое было, — докладывал капрал Линцтрог лейтенанту, замотавшему окровавленной тряпицей раненую руку. — Пока до деревьев, где они засели, добежать успели, их и след простыл.
— Чем по лесу за эльфами бегать, лучше бы нам помогли, — зло процедил лейтенант и, развернувшись, зашагал к лежавшему на сооруженных из еловых веток волокушах Брольгу.
Линцтрог только пожал плечами и пошел к пехотинцам. Про то, что нам просто повезло, он благоразумно говорить вслух не стал. Вон — телохранителей проповедника почти всех положили. А этот, тень его задери, святоша, вместо того чтобы драпать отсюда со всех ног, над ними погребальный обряд проводит. Идиот — неровен час еще какой отряд мятежников по наши души нагрянет. Хотя после устроенного Бернардом представления вряд ли на это кто-нибудь решится. И все же...
— Ты вот мне, Кейн, скажи, — все еще бледный после ранения Шутник опрокинул в себя стаканчик кишкодера, откусил от кральки кровяной колбасы и протянул ее мне, — в чем смысл жизни?
— Иди в жопу, Шутник. — Меня перекорежило от резкого вкуса настоянного на травах самогона, да и без того вести беседы на философские темы не было никакого настроения. — Допивай и пошли.
— Ты куда-то торопишься? — ничуть не обиделся на мое пожелание Габриель. — Дождемся Арчи и пойдем обратно все вместе.
— Ты Арчи не знаешь? Если он пропал, то ждать его можно и до заката. — Я оглядел кабак, в который мы с Шутником завалились почти сразу же после того, как прибыли в Старый Перент, и тяжело вздохнул.
Хорошо хоть командирам сейчас не до нас: Эмерсон поехал отчитываться перед бароном Анвольдом, а капрал Линцтрог помчался устраивать раненых в госпиталь. Остальным было велено дожидаться лейтенанта у восточных ворот. Надо ли говорить, что после того, как Шутник умудрился на блошином рынке прямо у въезда в город весьма выгодно пристроить скальп эльфа, мы плюнули на приказ и отправились промочить горло в ближайшее питейное заведение.
Вот только Арчи, сославшись на дела, сразу же куда-то убежал, а это самое питейное заведение с гордым названием "Золотой шлем" на поверку оказалось замызганным кабаком с сомнительной репутацией. И репутация его посетителей не была хуже только из-за того, что у них ее не имелось вовсе. Правда, за одним из столов гуляла компания солдат в кавалерийских дублетах, но нашитые у них на правой стороне груди эмблемы не с гербовым черным, а почему-то золотым единорогом нам ни о чем не говорили.
Другое дело, что я специально притащил Габриеля в "Золотой шлем" — как выяснилось, "Серые волкодавы" занимали казарму городской стражи на соседней улице, а значит, егеря просто не могут время от времени не заглядывать сюда напиться, пощупать разносчиц и набить морды солдатам из других отрядов. Остальные кабаки в окрестностях казармы я безрезультатно обежал, пока Габриель торговался с сомневавшимися в подлинности скальпа покупателями.
— Он обещал быстро — значит, быстро, — пожал плечами Шутник и забрал у меня колбасу.
— Мало ли, что он обещал, — скривился я в усмешке. — Кстати, ты как думаешь: почему Бернард с нами не пошел?
— Никак не думаю. Не пошел, и все. Его дело.
— Так-то оно так, — задумался я о захандрившем тайнознатце.
Хотя какая разница, из-за чего у него настроение испортилось? Просто, может, устал, и все дела.
— И вообще — не уводи разговор от темы, — попросил меня хитро прищурившийся Габриель.
— От какой такой темы? — не понял я.
— Ну о смысле жизни. Добро и зло. Свобода воли и предназначение. — Шутник разлил по стаканчикам остававшийся в графине кишкодер.
— Шутник, что с тобой? Мы и выпили-то всего ничего, а вон как тебя размотало.
— Не в этом дело, не в этом. Просто мы сегодня по самому краю прошлись, вот оно как. — Габриель потер грудь там, куда вонзилась заколдованная игла. — Помнишь, вы смеялись, когда я бригандину выбирал? А окажись железо чуть похуже — не сидел бы сейчас с тобой.
— Да ну брось. Что б тебе с одной иголки было?
— Что было? Да ничего хорошего! Видел, пехотинцу — как его, Билли? — в ногу игла вошла, так неизвестно еще — откачают целители или нет.
