Третий шаг. Книга 3. Очарование Ремиты

А потом Олмир вспомнил про показанный Эсом Мерлиным мультфильм. И размышлял о его тайном смысле, пока не уснул.

Победа

В странном помещении, стены которого скрадывал горизонт, потолок давил на голову, а на полу толстым слоем лежал скрипучий красный песок, сидел на корточках Леон Октябрьский, склонившийся над каким-то бочонком. Олмир подошел и спросил, что происходит. "Я играю, — ответил Леон и зажег бикфордов шнур, — мне интересно, успею ли добежать до укрытия, прежде чем эта штука взорвется. Бежим!" Олмир понял, что сейчас будет взрыв, и надо изо всех сил убегать от бочки, к днищу которой неумолимо подкрадывался огонь. И он бросился прочь, чувствуя, что уже не успевает спрятаться. Песок противно скрипел под ногами. Сзади блеснуло, затем в спину ударил нестерпимый жар. Леон, бегущий чуть впереди, упал и покатился колобком. Горячий воздух, режущий крупинками песка как наждаком, подхватил Олмира, понес... и он проснулся.

Надо же, сны какие дурацкие! Откинув одеяло, он потянулся, собираясь с мыслями.

Пока еще неосознанно пользовался он медленно раскрывающейся способностью предвидения будущего. Он знал, что уже можно не опасаться избрания герцога Кунтуэского королем. Соотношение сил в Коронном Совете сегодня изменится: Дом Павлина потеряет, а Дом Медведя приобретет в нем сторонника. Через несколько часов будет избран новый председатель профсоюза творческих работников, до этого много лет просидевший в безликих заместителях барона Кима, но имеющий одно полезное качество — быть старинным товарищем Бориса Краева и верным вассалом герцога Сеонского.

В достоверности этого знания Олмир не сомневался. Внутренним зрением он увидел, как барон Ким, проснувшись в холодном поту, смотрит утренние выпуски новостей. Сгорая от стыда, узнает себя в луже экскрементов митов, слышит свои вчерашние крики. И понимает, что с этого момента что бы он ни делал, с кем бы ни говорил, все окружающие, с трудом сдерживая снисходительную улыбку, будут вспоминать его стоящим в этой луже.

Не в силах перенести открывающийся кошмар, барон бросится в фехтовальный зал, чтобы зарезать себя, как барана. Но там его подкараулит жена, верная боевая подруга, его настоящая "половинка", ибо после двадцати лет счастливого брака они бесповоротно превратились в единое целое. Совершать самоубийство на ее глазах покажется барону совершенно невозможным, тем более что она на коленях будет умолять его подать в отставку и уехать куда-нибудь далеко-далеко, вычеркнуть из памяти прошлую жизнь. И барон последует ее мольбам.

Олмир увидел также, как занервничал граф Бюлов: по представлениям Предводителя Дворянского Собрания, подобный позор хуже любой, самой мучительной смерти. Увидел, как граф Мирков, отец пропавшей Вари, в задумчивости склонил быстро седеющую голову. А Виктор Луонский с перекошенным от бессильного гнева лицом с такой силой ударил по столу, что сломал ноготь на большом пальце. Лишь Александр Кунтуэский, выпучив рыбьи свои глаза, не выказал никаких чувств.

А ведь сон-то послал напоминание: не опоздай!

Вскочив с кровати, Олмир забегал по безбрежной спальне. Приняв решение, метнулся в кабинет. Созвонился с дежурным по дворцу и приказал передать Кокроше, что сегодня у него нет времени для утренней зарядки. Да и вообще в ближайший час пусть его никто не тревожит: он будет "работать с документами". После этого, наскоро одевшись, закрыл изнутри все двери, ведущие в личные королевские покои, отодвинул заднюю стенку одного из шкафов в гардеробной и по потайному ходу спустился этажом ниже. Так он оказался в секретной комнате, принадлежащей Тайной службе. Шерлок не заставил себя ждать, почти сразу оказавшись там же.

— Как вы почувствовали, что я хочу с вами встретиться? — удивился Олмир. — Я полагал, что у меня будет время подумать до вашего прихода.

— Разве Вы, мой герцог, не догадались еще, что все помещения дворца, кроме Ваших личных покоев и комнат королевы, находятся под наблюдением? Везде установлены телекамеры и микрофоны.

— Если откровенно, я как-то не думал о такой возможности.

— Это не возможность, а реальность.

— Но дворец же очень большой. Сколько надо людей, чтобы просматривать записи...

— Отбор информации осуществляется автоматически.

— Так, погодите. Ваши камеры стоят везде? В туалетах, в душевых, в спальнях? — Олмир почувствовал себя крайне неуютно. Словно он муха под стеклянным колпаком: кто-то может видеть каждый взмах крылышек. Его личная жизнь — это одно, скрывать ему особо нечего, но у взрослых столько своих тайн!

— Вся первичная информация обрабатывается компьютерами. Мои агенты могут увидеть только то, что действительно вызывает определенные подозрения в плане государственной безопасности. Они дали клятвенное обещание в том, что все ставшие известными им сведения умрут вместе с ними. Вы, мой герцог, обещали выкроить время, чтобы ознакомиться с организацией моей службы...

Уместное напоминание насчет времени.

— Я обязательно сделаю это, как только завершу все неотложные дела, так как понял, что есть в чем разбираться. Но сейчас займемся другим. Я хочу привлечь вас к поискам пропавших обитателей школы.

— Не уверен, смогу ли оказаться действительно полезным, в моей ли это компетенции.

— Наверняка в их исчезновении замешаны противостоящие нам спецслужбы. Поэтому это напрямую касается вас как контрразведки.

— Слушаю, мой герцог.

— Будем исходить из того, что все пропавшие живы и удерживаются в плену одним Большим Домом. Наверняка в этом каким-то образом участвуют герцог Кунтуэский и регент Цезийский. Возможно, и Шойский с ними. Участие Луонского крайне маловероятно. Все пленники — за исключением, конечно, Георгия Цезийского, до сих пор скорее всего спящего в негэнтропийной капсуле, — находятся в сознательном состоянии. Вероятно, они заперты в каком-то помещении, почти не имеющем связи с окружающим миром. Тем не менее им удалось послать тайную весточку о себе.

— Вы говорите о том мультфильме Эса Мерлина?

— Да, о нем, — ответил Олмир, лихорадочно соображая, откуда Шерлоку об этом известно. В самом деле, надо срочно разобраться с Тайной службой. — Так вот, передавая весть о себе, они постарались, чтобы сам факт этого остался неизвестен их тюремщикам. Вероятно, они боялись, что их могут куда-нибудь перевезти или сделать с ними что-нибудь нехорошее. Есть достаточные основания полагать, что помещение, где содержатся пленники, находится в каком-то крупном городе или вблизи него. Одним словом, вблизи большого скопления людей. А охраняют их, видимо, слуги Цезийского. В этой связи у меня возникает один вопрос... Может ли один Большой Дом временно передавать своих служащих в распоряжение другого Дома?

— Подобная практика существует. Дом Петуха, кстати, славится школой разведчиков-диверсантов. В былые времена герцог Цезийский часто предоставлял своих орлов другим Домам, зачастую даже не зная, в каких специальных операциях они будут задействованы.

— Значит, можно предположить, что и сейчас, скажем, Кунтуэский похитил ребят, а для их охраны попросил стражников у регента Цезийского. Тот откликнулся на просьбу, а сам ничего не знает. Да и тот лазутчик, прокравшийся на территорию нашей школы и погибший от нападения летучих мышей, тоже был слуга Цезийского...

— У меня сомнения насчет сознательного состояния пленников, — осторожно встрял Шерлок, — их могли усыпить с помощью какого-нибудь медицинского препарата.

— Могли, конечно. Но с момента моего прибытия в Мифополь пошли уже пятые сутки. А Варя, миссис Макгорн и... Георгий удерживаются в плену более девяти суток. Вряд ли кто будет рисковать их здоровьем, все это время применяя сильнодействующие лекарства. При поимке, чтоб не брыкался, — пожалуйста. Но не столько же суток подряд.

— Существует много видов психотропного оружия, полная информация о котором на Ремите доступна только Служителям. Какой-нибудь из Больших Домов мог тайно закупить его в Содружестве...

— Про пропавших взрослых ничего не могу сказать, а что касается детей — Кокроша научил нас противостоять любому гипнотическому воздействию, — ответил Олмир. Вспомнив поведение Варвары в медицинском изоляторе, продолжил: — Я склоняюсь к мысли, что пленников заперли в таком помещении, чтобы надежно пресечь все их непосредственные контакты с надсмотрщиками. То есть в каком-то полностью автономном бункере. Негэнтропийная капсула предъявляет особые требования к системе энергоснабжения. Следовательно, искомый бункер должен иметь сложную систему обслуживания. Существуют на Ремите подобные строения?

— Да сколько угодно! Каждая крупная биологическая лаборатория снабжена такими боксами. В Институте космических форм жизни Академии наук есть целые подземные города, полностью изолированные от окружающего мира и позволяющие имитировать какие угодно условия окружающей среды. В Институте генетики, что рядом с резиденцией Верховного Служителя, также построены совершенно уникальные лаборатории. Потом, в Сельскохозяйственной академии...

— Вы можете найти все подобные помещения? А из них выбрать то, которое охраняется слугами регента Цезийского и расположено в населенном пункте или вблизи него?

— Поищем.

— Бросьте все силы. Время не ждет. После завтрака жду вас с докладом.

Поднявшись к себе, Олмир позвонил Кокроше и попросил сделать то же, что поручил Шерлоку.

До завтрака, на который сегодня было приглашено руководство Экологической службы, оставалось еще много времени. Олмир предвкушал, что просто проваляется на кровати. Но мечтам не суждено было сбыться: позвонила Селена, самый близкий сейчас ему человек, единственный, с кем он мог от души пообщаться. Говорить не то, что нужно в данный момент, а то, что думаешь. Поистине светлый лучик в темном царстве.

И они проболтали столько, сколько было возможно. Посетовали, что никак не находятся другие ребята. Перемыли косточки всем своим новым знакомым. Пришли к единому мнению о том, что Баба Аня стала "какой-то не такой, как раньше", постоянно на "что-то" намекает. Осудили Юлианну, закатывающую один бал за другим и абсолютно ничего не рассказывающую о подробностях встречи с отцом. Последнее обстоятельство донельзя раздражало Селену. Под конец разговора Олмир спросил:

— Слышь, Селенка, почему твой отец против признания меня королем?

— Папа говорил, что у него какие-то обязательства перед Луонским.

— Какие же, интересно?

— Он не сказал. Я ему рассказала, как по хамски вел себя Луонский в Конде, и стала убеждать, что с этим гадом вообще нельзя иметь ничего общего.

— А он?

— А он сказал, что и от тебя не ждет ничего хорошего. Король-де должен быть для дворян примером во всем, а от двенадцатилетнего мальчика, по его мнению, нельзя этого ожидать. Подумаешь, совершил побег из-под стражи! Вот если бы ты, как он обмолвился, прокатился бы на Змее, то...

Интересно, можно ли вообще летать на Змее, подумал Олмир. Отец пытался, значит, по всей видимости, можно. И следуя внезапному порыву, сказал:

— Скажи ему, что я полечу на Змее!

— Ой, да ты с ума сошел! Это же опасно. Змей так сильно бьет своими щупальцами, что от человека остается одна лепешка...

— Скажи ему, что я полечу на Змее перед заседанием Коронного Совета, на котором меня будут выбирать королем.

— Нет!

— Селена, я принял решение. Ты можешь сделать то, о чем я тебя прошу, а можешь и не делать. Ничего от этого не меняется. Только мне будет обидно, что ты не захотела мне помочь.

— Я устрою папке такой скандал, что он проголосует за тебя без всяких Змеев!

Граф Адольф Бюлов, Предводитель Дворянского Собрания, считался настоящим джентльменом и очень мужественным человеком. Специализировался он в чрезвычайно опасном виде спорта — бодифлае, в прыжках без парашюта с большой высоты в костюме изменяемой парусности. Неверный расчет — и ты либо не в силах погасить скорость падения, либо не успеваешь сделать это. Минутное замешательство, испуг — и ты в свободном полете, заканчивающемся верной смертью при соприкосновении с землей. Олмир подумал, что такой человек выдержит любые слезы обожаемой дочери, и сказал:

— Не надо скандалов, Селенка. Я мужчина и отвечаю за каждое свое слово, где бы и как бы оно ни было произнесено. Сказанного не воротишь, тем более если говорит человек, претендующий на титул короля. Я сейчас же распоряжусь подготовить все необходимое для моего полета и дать информационное сообщение в средства массовой информации.

Селена притихла, пораженная серьезностью Олмира. А также тем, сколько "взрослых" слов появилось в его речи — "средства массовой информации" и прочие. Стараниями Сани, а потом Лоркаса они знали великое множество чрезвычайно умных слов. Но то были чисто теоретические знания: общаясь между собой, они всегда предпочитали говорить как можно проще и понятнее. Как изменился Олмир за последние несколько дней!

— Хорошо, я передам папе твои слова. И пусть только он не проголосует за тебя! Я... я... в общем, скажу ему, что готова на все. Да он и сам, мне кажется, сильно переживает, что связался с Луонским. Ты знаешь, что этот паразит убил своего служащего за то, что тот позволил тебе убежать? Папа считает, что дворянин и тем более герцог не вправе совершать такой поступок. Люди клянутся служить верой и правдой, не жалея здоровья и самой жизни, и подло пользоваться своим высоким положением...

Леон, принесший ему "объективки" на экологов, на удивление спокойно воспринял решение Олмира повторить попытку отца лететь на Змее. Посокрушался, поохал, но обещал сделать все приготовления, которые требуются по такому случаю.

Олмир, впрочем, уже сам немного раскаивался, что поддался минутному порыву в разговоре с Селеной. Он ведь подумывает о том, чтобы отменить наиболее опасные виды спорта, запретить дуэли — и тут же сам подает отрицательный пример. С другой стороны, после полета — если, конечно, все закончится благополучно — он сможет сказать, что лично подвергал себя смертельному риску и понял, что ничего хорошего в этом нет... Чувствуя, что запутывается в своих рассуждениях, сказал:

— Я предполагаю, что в ближайшее время мне придется связываться по телефону с регентом Цезийским. В королевстве принято, чтобы главы Больших Домов просто так, без предупреждения звонили друг другу?

— Да, такая форма дипломатического общения допускается.

— А если я потребую его немедленного прилета ко мне?

— Между собой герцоги общаются как обыкновенные люди. Единственное — все их личные разговоры записываются и хранятся как материалы официальных переговоров государственной важности.

— Через какое время они поступают в общепланетный архив?

— Как правило, на следующий день.

— А можно ли на всякий случай устроить так, чтобы о содержании состоявшегося разговора другие Большие Дома получили бы возможность узнать только через два-три дня?

— Ну, это чисто техническая задача.

— Мне бы хотелось, чтобы то, о чем я буду — если буду — говорить с регентом Цезийским, не сразу поступило в общий архив.