Никс все-таки обернулась. Барсы побеждали. Словно странная механическая бабочка, трепыхалось приколотое копьями к песку чудовище, ярилось и дергалось, не желая смириться с поражением. Из его рассеченных трубок-вен текла желтовато-черная жижа, подбираясь к золотистым водам Края Света и сжигая на пути траву. В его плоть вонзилось еще одно копье, и чудовище издало оглушительный рык, срывающийся на человеческий голос.
А потом на грани горизонта, за изломом сияющей дуги, прозвучал чей-то еще плач — тот самый голос, что пронзает морок насквозь.
Замерли барсы. Застыла черная тварь, которая не могла с собой ничего поделать, не могла совладать со своей яростью, и все застыло, ослепленное и оглушенное Зовом, и наступившая после него тишина стала невероятным избавлением от нестерпимых, чудовищных мук.
У того, кого увидел Оливер на холме той частью себя, которая еще сохранила остатки разума, тоже был меч, вот только кроваво-красный.
ГЛАВА 12
Первым, что она сумела разглядеть, был зевающий котик. Мелкое пузатое существо следило внимательно за пролетающими за стеклом снежинками. Его братья (или сестры) сладко дремали, повернувшись к окну спинками, и только этот серо-белый зверек пытался ловить снежных мух за стеклом.
Потом Никс увидела свое отражение. Затем оглянулась по сторонам и поняла, что находится в городе, которого не знает, и все вокруг запорошено снегом. Невысокие белые дома с характерными диагональными балками, так непохожие на те, что Никс привыкла видеть у себя на родине, укрылись толстыми белыми шапками. Из металлических труб наверху вовсю валил дым. В стрельчатых узких окнах трепетал приглушенно электрический свет. Вдалеке, в темно-синем небе, можно было различить, приглядевшись, узкую бледную полосу, похожую на силуэт высокого тонкого моста — но какой же он должен быть высоты?..
Никс оказалась стоящей перед витриной зоомагазина, причем одета она была в привычный комбинезон, футболку и летние босоножки. Проходящие мимо люди в темной зимней одежде косились на нее странно, но с вопросами не приставали. Внизу, у ног, Никс обнаружила полиэтиленовый пакет с едой. Батоны какие-то, консервы. А через мгновение она услышала знакомый голос:
— Куда ты делся? Керри...
Из-за угла зоомагазина вышел Тиха в шапке и серой куртке, с полными пакетами в двух руках. Вышел и как увидел Никс — так пакеты и опустил.
— Никс...
Он стянул шапку. Похватав ртом воздух, улыбнулся и радостно воскликнул:
— О, господи... Никс! Тебе же холодно! Откуда ты? И куда делся этот, красный?
— Да, это я. Кажется, я вернулась, — Никс шмыгнула носом, внезапно обнаружив, что готова вот-вот разреветься.
— Э-эй, ты чего! Радоваться же надо! — Тиха стащил с себя куртку, оставшись в сером свитере и поспешил укрыть курткой Никс.
Та отбивалась:
— Да не надо мне, мне тепло! Нормально!
— Какое нормально, давай надевай!
— Тиха, я... сам знаешь, кто я! Мне хорошо!
— А насморк у кого? Успела уже простыть!
— Это не насморк, — Никс, как любой, кого активно успокаивают и о ком совершенно внезапно искренне заботятся, не выдержала, и дурацкие слезы покатились из глаз. — Сейчас, сейчас я успокоюсь. Вот, видишь? Уже, — она вытерла щеки ладонями. — Рада просто, что вернулась.
— Я вижу, ага, — Тихомир тем временем принялся вытаскивать продукты из пакета, который был перед Никс, и раскладывать по двум своим. — Куда же при этом запропастился наш дурачок... Неужто на твое место исчез?..
Никс оглянулась.
— Я никого тут не видела. А что? Где мы, кстати? И где остальные? Мы на севере? Или я блуждала по мороку до зимы?
— О-о, — протянул Тиха, — да уж, ты многое пропустила.
Он поднял пакеты с едой и кивнул:
— Пойдем. Заодно все тебе расскажу. Короче, блуждала ты не долго — дня три-четыре-пять, но мы успели знатно продвинуться.
— Что это за город? — спросила Никс.
— Тасарос-Фесс. Вокруг ты можешь наблюдать одну из его окраин, сохранившуюся с давних времен нетронутой. Во-он там местная достопримечательность, — он кивнул на смутно виднеющуюся в ночи тонкую полосу высокого моста, — проходящая близко к городу старая магическая граница, ныне не действующая, почитаемая местными как страшный мифический артефакт прошлого. Хм, что еще... На улице минус, сейчас примерно шесть вечера, мы с Керри ходили за недостающими продуктами, потому как завтра рано утром, как только рассветет, мы преодолеем последний отрезок пути и остановимся у подножия Цинары, в поселке Лас. Оттуда есть пути наверх — сама понимаешь, куда.
Никс приостановилась. Тиха, пройдя немного вперед, обернулся:
— Чего?
— То есть... мы уже на севере и вам... вам пришли мои письма?
Тиха кивнул.
— Рейнхарду пришло. Письмо. Одно письмо. Если другие и были, очевидно, эта магия сработала как-то не так, — Тиха развернулся и пошел вперед. — Но, если ты говоришь... блин, я бы хотел прочитать то, что было адресовано мне.
Никс смутилась. Говорить, что писала всем, в принципе, одно и то же, почему-то не стала. Она прибавила шагу, чтобы не отставать.
Снег скрипел под тонкой летней подошвой, пальцы промокли. Снегопад усилился. Снежинки притаились в складках накинутой поверх плеч Николы куртки и заплутали в зеленых волосах Тихомира, который шел на пару шагов впереди.
— Тебе правда не холодно? — переспросил он чуть погодя.
— Не-а, — Никс покачала головой. — Все хорошо. Мне вообще хорошо. Все еще, правда, не верится, что я тут.
— Но тут ты пока неизвестно насколько, верно?
Тиха завернул за угол.
Они оказались перед стальными воротами с небольшой калиткой. Тиха набрал нужные цифры на кодовом замке и вошел в открывшуюся дверь. Никс, последовав за ним, обнаружила широкий, занесенный снегом двор и припаркованный в нем минивэн. Тиха стал разбираться с багажником и запихивать туда пакеты с едой.
— Чей это дом? — поинтересовалась Никс.
— Этот? Он принадлежит некой тетушке Сесиль. Рейнхард, Берса и Ирвис сейчас там, — ответил Тиха. — В кои-то веки нам хоть как-то помогли Риновы связи, будь они трижды неладны.
— А что с ними?
— В них сам Потерянный сломит четыре ноги, — Тиха захлопнул багажник. — Короче, это — гостевой дом. Тут недалеко есть горячие источники — ну, горы ж рядом, все такое. Сейчас еще не сезон, и посетителей нет. Принадлежит помещение местной какой-то общине, глава которой — женщина, которая, в свою очередь, Рейнхарду то ли приемная мать, то ли еще кто-то. То ли сиделка. Она его вроде как в детстве спасла, потом отдала в приют, потому что сама прокормить не могла, потом, через много лет, они как-то нашлись, и вот... девушки захотели в ванную и в тепло, а тут такая оказия, — Тиха задумчиво и неодобрительно посмотрел на большой трехэтажный дом, в котором в трех закрытых жалюзи окнах уже горел свет. — Вроде бы, все путем: напрямую мы к тетке врага не приведем, и отдых нам нужен, это факт. Но с этими тетками и их детьми, по-моему, что-то не так, вот только я в толк не возьму, что.
— Какого врага?.. — осторожно переспросила Никс.
— Точно. Мне тебе еще всякое рассказывать и рассказывать, — Тиха перевел взгляд с дома на Никс. — Слушай. А что, если... если тебе и правда не холодно, может, пред ясные очи других о тебе беспокоящихся ты явишься чуть попозже?
— В смысле?
— Ну, когда еще, в самом деле, ты доберешься до Северной Гавани, — Тиха пожал плечами. — Почему бы ее немного не рассмотреть?
— Но как же ты? Ты же замерзнешь.
— А у меня тут в машине толстовка есть, — Тиха наскоро разыскал где-то внутри безразмерного багажника синюю пайту. — Пойдем.
И когда за Николой захлопнулась железная дверь на воротах, она снова вспомнила по очереди все двери морока, какие прошла. Ей показалось, что очень может быть, будто в этот трехглазый дом она так и не попадет, но видеться с Рейнхардом после отчетливо стоящего перед глазами "концерта" ей все еще не хотелось. И нет в наготе и любви человеческой вроде бы ничего такого, но как же смотреть в глаза?..
И тут же, перебивая сладость морозного воздуха, стукнулись в ее сознание отчетливо яркие воспоминания об Оливере Вайсе, о его измененном лице, о безумной и беспомощной ярости, которая выплеснулась из него черно-бурой слизью.
Никс поняла, что морок изменил ее тоже. Не так кардинально и не смертельно. Но изменил. Спина идущего впереди Тихи казалась почему-то чем-то вроде камня, который огибают речные потоки.
Небо стало совсем черным, и снег роился вокруг фонарей беззвучно, будто бы мелкий пух.
Тиха замедлил шаг. Дождавшись, пока Никс поравняется с ним, начал рассказывать о странных химерах, что гнались за ними по трассе и полю; о Берсе, которая не нулевой элементалист, а поглощающий — и вроде бы как негильдейский, ведь женщин там все-таки мало, но кто ей уже поверит; про Ирвис и ее сожженный дом; про Керри, который на самом деле — Кровавый Рассвет, бессильный в реальности, влюбившийся в котиков и фастфуд; про то, как в последний раз пытались звонить домой — из придорожной телефонной будки, ведь здесь, на севере, без документов карточек не купить, и как в итоге вышли на связь с Эль-Марко сутки назад, добравшись до сети, и выяснили, что дома беда.
Скелет, в котором Никс нашла осколок зеркала Лок, оказывается, попросту перелез через забор, проявив немыслимую прыть. Заклинания Камориль на него не сработали, ведь поднят он был не чужой некромантией, а чем-то неведомым и совершенно неясным. Академию временно запечатали на карантин, мол, студентов косит какой-то суровый грипп. До Абеляра Никитовича не дозвониться. Вернувшаяся из путешествия Мари тщетно пыталась найти Николу во снах, но не смогла. Дом Эль-Марко и Мйаров подвал в немыслимом хаосе — туда тоже кто-то пробрался и произвел обыск. В общем, оставшиеся на юге немного в шоке, пытаются выяснить, что происходит и все собрать воедино.
— Ясно пока одно, — резюмировал Тиха, — убрались мы оттуда вовремя, и теперь нужно сработать четко. Верить нельзя никому. Как разберемся с тобой — будем решать, что делать дальше. Я пока, к сожалению, еще ничего не придумал. Да, кстати, смотри — порт.
К тому моменту они вышли на высокую набережную, с которой открывался вид на заснеженный, усыпанный разноцветными движущимися огнями залив. Сотни ярких светящихся точек отражались в черной воде, среди расколотых ледяных глыб медленно проходили тяжелые, крутобокие суда. Жизнь в порту не думала замирать ни на миг.
— Пойдем, может, где-нибудь посидим? — предложил Тиха. — Я тут почти ничего не знаю, так что можно выбирать наугад.
— А разве ребята не будут беспокоиться? — проговорила Никс. — Поесть бы я, кстати, не отказалась, но связи-то нет...
— Я не хочу сейчас возвращаться туда, — ответствовал Тиха. — Я ждал тебя, и мне повезло. Что это, если не судьба? Ты не подумай чего плохого, я сам в судьбу не верю. То есть не так. Я верю, что каждый из нас сам ее себе создает, а что ты сам сделал — то и твое, разве не так?
В теплой кофейне нашлось и меню для серьезно оголодавших граждан. Никс казалось, что это пир во время чумы. За окном валил снег и мир как будто кончался там, за последними видимыми снежинками, а тут горел очаг, немногие посетители в кои-то веки реального и самого что ни на есть настоящего заведения почти не обращали внимания на не по сезону одетых Николу и Тихомира. Скоро подоспевшее мясо с запеченными овощами было сладковатым и жирным, а глинтвейн — медовым, с достаточным количеством пряных яблочных долек.
— А знаешь, ты изменилась, — сказал Тихомир, отставляя полупустую кружку с сидром. — Выросла, вроде.
— Да ладно.
— Правду тебе говорю. Лицо будто вытянулось чуть-чуть, щечки ушли.
— Врешь.
— Нет же.
— Что за бестолковая болтовня.
— Это еще называют "общением", — Тиха очаровательно улыбнулся. — Может, еще глинтвейна? Пока что в бюджет влезаем.
— Нет, не хочу глинтвейна, хочу вон тот шоколадный тортик с четвертой страницы меню и тот, с вишенкой, что под ним, и чаю на молоке.
— Абсолютно поддерживаю тортики, — Тиха оглянулся в поисках официантки.
Пока он заказывал, Никс откинулась на мягкую спинку стула и стала смотреть в окно. В окне, правда, она видела отражение все того же Тихомира, но так его разглядывать было как-то проще. Вообще она почувствовала, что наконец, впервые за долгое время, ей удалось расслабиться. Наверное, алкоголь в крови делает свое дело. Наверное, этих моментов достаточно, чтобы набраться сил для очередной борьбы. Наверное, если ее сейчас опрокинет обратно в морок — где бы она ни оказалась, она встанет и пойдет снова искать Край Света или вершину Антарг, чтобы опять вернуться. Как мало нужно человеку... и как много это малое значит. И что-то еще неуловимое никак не удавалось понять до конца. Что-то еще в ощущениях хотело облечься в слова, но оставалось на грани, невысказанным и неосознанным.
Никс перестала смотреть в окно и посмотрела на Тихомира прямо.
В этот миг ей казалось, что она, пожалуй, всегда хотела быть здесь, сидеть в таком вот кафе, греть руки об чашку с чаем, и чтобы снаружи спокойно кружился снег, и чтобы было тепло и не ярко, и чтобы юноша был простым и понятным, таким, кому можно было бы доверять — хотя доверять ему нет никаких причин, ведь Тиха не так-то прост. И он явственно не из тех, кого надо бы было хотеть, он не для всех, и многие бы нашли его недостаточно... ну, недостаточно там каким-нибудь. Но он тут — как раз, да он как будто бы всюду — как раз, он этому миру идет. И странно, что то, чего так давно хотелось, находится не в фантазиях, не в Мире Снов, а тут.
— Ну что, расплачиваемся и идем? — спросил потом Тиха, когда с тортиками и чайком было покончено.
— Да, ведь нам, кажется, стоило бы поспешить, — не замечая, как серьезно у нее это вышло, проговорила Никс. — Мало ли, когда меня снова туда опрокинет.
— Что ж, — ответил Тиха, — рано или поздно мы тебя вытащим. А после у меня будет еще очень много времени. Я ведь, в отличие от тебя, не собираюсь никуда исчезать.
Тетушка Сесиль из прошлого всегда маячила где-то на горизонте моей сознательной жизни, словно светлое размытое пятно — даже когда она нашла меня в сети и стала слать письма с фотографиями себя и своей нынешней семьи, которая, надо признать, оказалась большой. Сыновья Сесиль обзавелись женами рано, а те, в свою очередь, стали рожать малышей, словно соревнуясь друг с другом. Малыши же принялись расти не менее азартно.
И вот теперь мы наконец встретились с тетушкой, хотя, конечно, никакая она мне не родня. Я смутно помню те два года, что провел в сиротском приюте. Я почти не общался ни с кем тогда, да и задирали меня там как-то без фанатизма, хоть и болезненно. Помню, тетушка Сесиль навещала меня, а потом познакомила с моим наставником по ремеслу. Дальше я жил уже у него, Сесиль заходила реже, а потом мы переехали в какой-то еще город, потом снова, снова и снова... казалось, связь полностью оборвалась. Но когда "Негорюй" стала набирать обороты, тетушка узнала меня — хотя, казалось бы, как можно?.. — и написала на коллективную почту. Так мы и нашлись. Многие думают, что нам пишут очень часто — но это не так. Сил разгребать письма вполне хватает, и особенно добрым и чистым признаниям фанатов мы всегда рады, а дурацкие письма обычно зачитываем коллективно и весело. Отвечаем только редко — Ари настаивает, что так правильней...
