Полуночные тени (общий файл)

Я аж остановилась от удивления.

— Так он же уедет?

— В том и беда! Куда ему ехать, два шага сам пройти не может!

— Скоро встанет, — пообещала я. — Не так все страшно, из него просто силы выпили. Отлежится, откормится... До храмового дня всяко никуда не поедут, свадьба же, да и благословение в дорогу испросить...

К тому же Анегард вряд ли бросит отца в таком состоянии. Но это уже не для твоих ушей, капитан.

— А Азельдор — это сильно далеко?

Капитан задумался, шевеля губами.

— Боговорота два, пожалуй, от вас. Коли в дороге не задерживаться... а так и все три выйдет.

Три и выйдет, подумала я, скоро дожди зарядят, какой там "не задерживаться"!

— Капитан, — окликнул Аскола кто-то из псов, — там обозники...

— Иду, — отозвался Аскол. Сжал мою ладонь: — Так присмотришь? Чтоб поднялся до отъезда?

— Присмотрю, — пообещала я. — Все хорошо будет, не беспокойтесь.

— Храни тебя боги, девушка.

Аскол развернулся и умчал. Наверное, с обозниками разбираться. А я пожала плечами и отправилась на кухню. Отвар для Марти уже должен был настояться.

Король еще пировал, а телеги обоза, одна за одной, уже ползли со двора прочь. Скатертью дорожка. Во дворе было тесно, суматошно, я пробиралась к казарме по стеночке, прижимая кувшин к груди — не уронить бы! Может, стоило подождать, но кто их знает, вдруг тут до вечера такая кутерьма будет.

Возле казармы Аскол отчитывал кого-то из своих — тихо и вроде бы спокойно, но парень то бледнел, то краснел и явно готов был провалиться сквозь землю прямо к бесам в преисподнюю, лишь бы от капитана подальше. Спасать парня от начальственного гнева я не стала. Молча прошла мимо. Аскол заметил, дернулся было навстречу, но покосился на провинившегося, скривился и продолжил пропесочку.

Марти спал, и я замерла, разглядывая нахмуренное лицо. Ишь ты, и во сне озабочен. Или кошмары снятся, как мне? Ой... я вдруг поняла, что мне-то как раз ничего не снится. Кажется... да, с той самой ночи, которую я провела дома. Я поставила на стол кувшин с отваром; донышко тихо стукнуло о доску столешницы. Марти вскинулся — даже, кажется, еще не проснувшись. Вояка!

— Ну, выглядишь ты получше, — ободряюще сказала я. — Вот, я принесла, выпьешь. Лучше понемногу, но чаще. Понял?

Марти вздрогнул. Уронил тяжело, как кирпич на ногу:

— Понял.

Так говорят... ну уж точно не с теми, кто хоть немного нравится. Не больно-то и хотелось, напомнила я себе. Ты, вообще, лекарка или кто? А раз лекарка, делай свое дело и уматывай, не мешай больному спать. Во сне выздоравливать легче.

— Если сны плохие снятся... — я запнулась: уточнять, что именно ему снится, мне решительно не хотелось.

— Нет, — он мотнул головой. Сказал задумчиво: — Вообще ничего не снится. Хорошо так, знаешь...

— Знаю, — вырвалось у меня. Сьюз, опомнись, оно тебе надо, с ним откровенничать?! — В общем, к утру постарайся все допить.

Я развернулась к двери. Уши горели.

— Погоди!

— Вечером загляну, — не оборачиваясь, пообещала я. Должен же кто-то будет принести ему ужин...

— Сьюз!

Я остановилась. А вот не стану оборачиваться! Еще чего не хватало...

— Спи, Марти. Попей лекарства и спи.

— Сьюз, я хотел... Извини, а? Вчера... я тебя обидеть не хотел.

Спокойно, девочка. Он всего лишь больной. А ты лекарка.

Я медленно, сквозь зубы, выдохнула:

— Марти, я лекарка. А лекарки на больных не обижаются. Спи.

И вовсе незачем выдавливать из себя извинения по слову, как... как... выскочив за дверь, я фыркнула: сравнения в голову лезли исключительно неприличные. Пропесоченный Асколом бедолага грузил на телегу какие-то тюки, самого капитана видно не было, и я, все так же по стеночке, пробралась обратно в кухню. Выдохнула:

— Ну хоть здесь можно не бояться, что тебе или лошадь на ногу наступит, или бугай одоспешенный...

— А уж вечером как тихо будет, — толстуха Берта сдвинула чугунок с кашей на край печки и сладко потянулась. — Есть будешь, Сьюз?

— Спрашиваешь!

Кажется, думала я, отправляя в рот первую ложку щедро сдобренной топленым маслом каши, жизнь потихоньку налаживается.

Отъезд короля я не увидела. Готовила отвары для его милости. Бабушка забегала, брала то одно снадобье, то другое, говорила, что может понадобиться еще. Я искала. Вздыхала: куда уж тут Анегарду ехать. Счастье баронессы, что король ее увез. Здесь нашлось бы немало желающих придушить эту подлюку без особых затей.

Но, как ни крути, а жизнь и впрямь налаживалась. Бабушка твердо обещала, что его милость поправится, и Ульфара можно больше не опасаться, и король со своей сворой наконец-то убрался восвояси... жаль только, что Анегард уедет. Знать бы еще, что за нежить-нелюдь в том Азельдоре... Хотя, скорей всего, никакой нет. Раз там мятежник засел, все страшные слухи вполне могут быть просто затем, чтоб отпугивать любопытных. Иначе, уж наверное, королевский маг разобрался бы...

В кухне было теперь пусто и тихо: девушки отмывали и вычищали замок после нашествия гостей. Оставив готовые отвары настаиваться, я собрала ужин для Марти. Подумала: хорошо, что им всем не до меня. Даже бабушке.

Я так соскучилась по тишине.

Марти сидел с ногами на постели и правил нож, и лицо у него было — будто в храме. А я от этого ножа сразу вспомнила наше с ним первое знакомство, и разговор с Гарником, а после — с Колином, и то, как оба они советовали мне держаться от опасного бродяги подальше. Интересно, Гарник тогда уже знал, что Марти и не бродяга вовсе, а королевский пес? Знал, наверное. Не зря ведь его милости так хорошо его приняли...

"С королевскими псами лучше не связываться, они беспутные, кроме службы ничего и не знают..."

Прав был, наверное, усатый обозник.

И Гарник, наверное, что-нибудь вроде этого в уме держал.

Марти провел ладонью по лезвию — нежно, как приласкал. Поднял глаза. Улыбнулся:

— Сьюз...

Оживает на глазах. Совершенно зря Аскол так за него трясся.

— Ужин.

Я сгрузила на стол миску с кашей и мясом, хлеб, творог, мед, огромную кружку с укрепляющим отваром. Марти заглянул в кружку, хмыкнул разочарованно.

— Это лекарство, — объяснила я. — Вижу, что тебе лучше, но пару деньков еще потерпи.

— Я рад, что ты пришла.

— Ну, кто-то должен был... не голодным же тебя держать.

— Посидишь со мной?

— Только если недолго, — я присела на край свободного тюфяка, разгладила ладонью юбку. — Ты ешь, а то остынет.

Он уметелил ужин в один присест. Будто голодом парня морили. С явным сожалением отодвинул пустую миску.

— Может, тебе еще принести?

Качнул головой:

— Хватит, пожалуй. Меру знать...

Я невольно фыркнула. Меру! Да миска была — на троих точно! Другое дело, что ему и надо сейчас — много.

— Слушай, — Марти заглянул мне в лицо, — можно тебя спросить?

— Попробуй.

— Помнишь, я тебя встретил как-то... как раз после суда над Анегардом, кажется... с тобой был...

Да уж, не думала, что храбрые королевские псы могут так мямлить! Ладно, парень, пожалею тебя на первый раз. Я кивнула:

— Помню. Зигмонд.

— А он... кто? То есть, ты... Вы с ним?..

Ничего себе вопросики!

— Вообще-то именно он тебя спас, если ты не заметил, — я знала, что он и не мог заметить, не в том был состоянии, но очень уж захотелось уколоть. Какое его дело, с кем... — И вообще, он женится.

— На ком?

А то ты кого тут знаешь!

— На Ульфаровой дочке. Король велел, — я поглядела в ошарашенную физиономию Марти и вывалила на парня все пропущенные им новости. Пусть развлечется, оно полезно.

Новости парня не развлекли.

— Она же соплячка еще совсем! Куда такой замуж!

Я пожала плечами. Ну, соплячка, так что ж теперь? В девичий возраст вошла, а остальное кого волнует? Повторила:

— Король велел.

— А этот твой... Зигмонд, — Марти брезгливо поморщился, — небось и рад?

Рад, не рад... много знать хочешь, королевский пес! Я встала:

— Знаешь, если тебе так уж это интересно, сам у него и спроси.

Куда-то не туда у нас разговор зашел.

— И вообще, пора мне. Тебе точно добавки не надо?

Мотнул головой. Взглянул жалобно, псом побитым:

— Обиделась?

— Не знаю, — честно ответила я. — Но мне правда пора. Для его милости еще отвары готовить, и тебе на утро...

— Я тебя ждать буду, — сказал вслед. Тихо, вроде как сам для себя. Но я услышала.

Нет, наверное, все-таки не обиделась.

Я медленно шла по двору. Было... странно. Тишина, от которой успела отвыкнуть, новости, к которым не успела привыкнуть. И это "обиделась?" — между прочим, первый раз в жизни! Кто когда спрашивал меня, не обидел ли? Хотя, если уж честно, и не обижал никто. Во всяком случае, никто из тех, чьи слова имели для меня хоть какое-то значение. Сопливое детство не в счет.

Я остановилась, подняла лицо к темнеющему небу. Пахло скорым дождем, в прорехи облаков выглядывал круглый бок луны. Мелькнуло темное, и передо мной стал Зиг.

— От тебя пахнет счастьем.

— Правда? — я невольно улыбнулась.

— Если этот парень тебя обидит, только скажи. Вправлю мозги быстро и надежно.

— Да ладно, все равно он скоро уедет. Лучше скажи, ты-то как? Поздравлять с молодой женой или лучше только с баронством?

— Вообще лучше не поздравляй, — серьезно ответил Зиг. — Рано. Опасные это награды, что одна, что другая.

— Ты уже с ней... познакомился? Поговорил?

— Нет.

— Почему?

— Сьюз, — хмыкнул Зиг, — я ведь не расспрашиваю тебя о ваших девических ухищрениях?

Наверное, у меня на лице слишком явственно нарисовалось удивление. Зиг рассмеялся негромко, невесело.

— Ладно, Сьюз, только между нами, договорились? Перед королем девчонка держалась, нос задрав, но на самом деле она напугана до полусмерти. Я хочу... нет, мне нужно! Нужно посмотреть, как она дальше себя поведет. Так что ее поселили пока в комнаты баронессы и оставили в покое. Пусть отдышится. Первый ход за ней, понимаешь?

Да... кажется, да. Понимаю.

— Она тебе понравилась?

— Не знаю еще. Посмотрим.

— Не рассмотрел? — подначила я.

— Да уж нагляделся, — хмыкнул Зиг. — Лягушонка. Ты разве не поняла, Сьюз? Красавиц пусть молодые дурни выбирают. Вон, вроде как Эстегард когда-то выбрал.

И верно, припомнила я старые сплетни, его милость Иозельму любил без памяти. Поначалу. Пока зубки ядовитые не показала.

Зигмонд продолжал, медленно, задумчиво, словно не мне, а самому себе объяснял:

— Не знаю, любил ли ее отец, любила ли она отца. Если да — мне тяжко с ней придется. Да боги с ней, не так уж важны все эти нежные чувства. Еще неизвестно, смогу ли я... Но змея вроде Иозельмы мне и с приплатой не нужна. Не будет любить — хотя бы уважать должна и верить.

Как я.

Зиг поймал несказанную мысль, кивнул:

— Да, как ты. Беда только в том, что ей до тебя...

Я хотела спросить... ох, много чего на самом деле хотела спросить! Но Зиг вдруг насторожился, буркнул:

— Меня ищут, — и исчез.

Что ж, надо и мне идти. А то, дождусь, тоже искать начнут.

И вовремя же я успела! Бабуля как раз отцедила все те отвары, что я оставляла остывать, и, увидев меня, скомандовала:

— Бери, поможешь донести.

— Как там? — спросила я, подхватывая в каждую руку по кувшину.

— Ночь посижу, — неопределенно ответила бабушка. Мне такой ответ совсем не понравился. Нет, раз уж бабушка обещала, что его милость поправится, значит — поправится. Но...

Я споткнулась, чуть не выронила кувшин и, обругав себя растяпой, выкинула из головы дурные мысли.

— Да ничего, девонька, — бабуля, верно, поняла мой испуг. — Просто побуду рядом с его милостью. Чтоб спокойней было. Опять же, на кого это все добро оставишь? Поперепутают, что как пить...

— Давай я посижу. Ты и без того устала.

Хмыкнув что-то неразборчивое, бабуля заторопилась вверх по лестнице.

— Ну правда, ба! Ты, вон, весь день крутилась, не присела...

— Прекрати, Сьюз. Твоя очередь завтра.

Когда бабуля говорит таким тоном, и впрямь лучше прекратить. Вот только...

Нет. Никаких "только". Если бабушка считает нужным не говорить, насколько тяжело состояние его милости, — значит, так надо. Ей лучше знать. Может, он скорей поднимется, если будет думать, что болезнь не так уж серьезна. Может, это чтоб Анегард не тревожился и не заражал отца своей тревогой. Или чтоб Ланушка не плакала. Мало ли.

А замок есть замок, тут не угадаешь, кто и из-за какого угла тебя услыхать может. Так что лучше и не спрашивать лишнего.

— Ладно, — согласилась я, — завтра так завтра. Приготовить чего к утру?

Бабушка приостановилась, взглянула мне в лицо. Ответила почему-то сердито:

— Выспись. Давно на себя в зеркало любовалась? Покойники тебя краше!

Отвернулась и пошла себе. А я осталась стоять посреди коридора, пытаясь унять внезапно задрожавшие губы. Ну, спасибо, бабушка! Я, конечно, не красавица, знаю, но хорошее же ты нашла время, чтобы мне об этом напомнить!

Впереди отворилась дверь, сказал что-то Анегард, что-то ответила бабушка. Я тряхнула головой, заторопилась вперед. Еще не хватало... из-за всякой ерунды...

— Сьюз?

Кто-то забрал у меня из рук кувшины, чьи-то горячие руки обняли за плечи, нос уткнулся в зеленое сукно. Анегард? Я трепыхнулась, пытаясь высвободиться, но он в ответ крепче прижал к себе, широкая ладонь успокаивающе прошлась по волосам... и я заплакала. Тихо-тихо, аж сама удивилась. Боги великие, ну и денек, выплакаться и то сил не осталось!

— Ну тише, тише, — шептал Анегард. — Все хорошо будет, вот увидишь.

А мне ведь легче, чем ему. Я могу пореветь, уткнувшись в крепкое мужское плечо. Меня утешат. Мне пообещают, что все будет хорошо, и я поверю. Конечно, будет. А как же.

А он меня младше, и его обвинили в измене, и у него отец болен, а ему уезжать, и только боги знают, вернется ли.

И я заревела того пуще — уже от жалости к брату, а не к себе.

— Ну что ты, Сьюз, милая... успокаивайся...

Я стараюсь, хотела я ответить. Честно, стараюсь. Но получился только еще один всхлип, долгий и какой-то особенно жалобный.

— Разверзлись хляби небесные, — проворчала над ухом бабуля. — На, выпей.

Под нос мне ткнулся остро пахнущий мятой и кошачьим корнем стакан. Руки дрожали. Анегард так и не отпустил меня, придерживал за плечи, и от этого было хорошо, уютно и спокойно. Вот только зубы все равно стучали о край стакана, и хотелось свернуться клубком и повыть.

Отвар щипал холодом на языке.

— К тому и шло, — сердито говорила бабушка. — Сам посуди, господин, сколько человек может держаться, когда все плохо? А сколько у нас ни дня спокойного не было, ни ночи?

Анегард молча гладил мои плечи.

— Пойду я спать, — буркнула я.

— Проводить?

— Не надо.

Хватит того, братец дорогой, что я перед тобой нюни распустила. Тьфу, позорище!

Я брела по коридору к лестнице для слуг: через парадный холл, конечно, ближе, но там сразу вспоминается... лишнее. Наверное, бабушка права: слишком долго пришлось сдерживаться. Слишком много всего навалилось. Скорей бы домой...