В числе полковников особо выделялся один, в мундире Преображенского полка и с адъютантскими аксельбантами. Закревский Арсений Андреевич. Как я позже узнал, это был начальник Особенной канцелярии при военном министре Барклае де Толли и его личный адъютант. Соперник де Санглена на поприще разведки и контрразведки. Жутко язвительный товарищ. Но и умница большая. Но в тот вечер я этого еще не знал. Полковник и полковник... Хамил он спьяну довольно утонченно, налево и направо, хоть определенную границу не переступал.

С ним мы и сошлись на теме поэтической пикировки. Не люблю, когда меня безнаказанно поддевают. Вот и ответил.

Импровизировал полковник просто блестяще, меня же спасал огромный багаж стихов в памяти. Особо Филатовский 'Стрелец' пригодился и эпиграммы Гафта. Ну и Владимир Семенович, как без него...

На слово полковника у меня всегда находился рифмованный ответ. Короче вышла ничья, что полковнику весьма понравилось. Так что дальше мы с ним пили мы уже на пару. Ему я, под пунш и блиц партию в шахматы (как вам сочетание развлечений на не совсем трезвую голову?), рассказал, каким путем из запасного эскадрона угодил в ставку, о будущих предвоенных безобразиях вооруженной шляхты в наших войсковых порядках и моих планах, как с этой бедой бороться.

На де Санглена я, в общем-то, обиды не держал. Зато его за что-то очень не любил барон Корф младший. На полицию и на ее произвол барон, подключившийся к нашему разговору, метал громы и молнии. Как!? Офицера!? Поэта!? Друга!? В кутузку? И кто? Полиция? Пошли бить... А де Санглен ему, мол, еще в Санкт-Петербурге не нравился. Галлов надо бить, где поймаешь, а гасконцев — в обязательном порядке.

Не знаю, чем уж так зацепил русский француз Яков Иванович русского германца— кавалергарда Корфа, но морду ему набить тот рвался вполне искренне. Я так понял, что Сережа Горский был только повод.

Еле уняли барона.

Узнав о моих приключениях, полковник Закревский долго и ехидно подхихикивал, а после спросил, не желаю ли я устроить де Санглену пакость. Я вспомнил три дня губы и пожелал. А то — че он...?

М-да...Надо было меньше пить все-таки. Пунш порой неожиданные фортели вытворяет. Правда и образовалось все как нельзя лучше.

Так для меня разгульная пьянка в свите генерала Корфа окончилась приказом по армии за подписью Барклая, который к полудню следующего дня мне и доставили. Подсуетился-таки адъютант командующего полковник Закревский. И попал поручик Горский в распоряжение этого самого полковника в роли командира пробной 'партии' при Особенной канцелярии, которую сам и должен был сформировать из охотников офицеров и добровольцев-солдат. Инициатива, она, знаете ли, наказуема. С солдатами было легче — добровольцев по-простому назначали их командиры, а вот офицеров надо было еще подбирать.

А с Яковом Ивановичем де Сангленом мы все-таки побеседовали. Так как припахать меня к себе агентом Высшей воинской полиции уже не светило, поскольку адъютант командующего Закревский перехватил буквально перед носом перспективного кадра, его превосходительство решил меня задействовать как посланца доброй воли.

Аргументируя, что одно дело делаем, де Санглен любезно попросил не съезжать с пансионата и быть своеобразным мостиком между ним и полковником Закревским с коим у него пока не слишком хорошо складываются отношения. Взамен — все доносы на поручика Горского отправлялись в архив, и делопроизводство в отношении вышеуказанного поручика в полиции прекращалось.

Говорил он об этом легко и непринужденно, видимо создавшаяся в связи со мной ситуация его чем-то устраивала. Хотя мог и притворяться, затаив на меня злость. Де Санглен дядька хитрющий, умеющий любую ситуацию выкрутить к своей пользе. Да и Закревский ему под стать. Очень ехидный и умный дядечка, Барклай не зря называл его своим лучшим адъютантом и гениальным начальником собственной канцелярии. Трудоспособности полковника можно было только позавидовать, когда и спал только — непонятно. Вот под началом этого иронично-хамоватого трудоголика мне и предстояло служить. Что ж. Я и сам не подарок...

— Ну, наконец-то! Горский, вы, пожалуй, единственный офицер моего полка который уже больше года проходит по спискам личного состава и с которым я до сих пор не знаком. Нет, ну был бы какой растеряха от службы бегающий, так ведь нет! За год — два чина и два ордена. И все за дело. Ранения боевые, и тоже два. Пол армии его песни поет, а вторая половина его стихами развлекается. А командир в глаза своего героя не видел! Куда годится? Вздуть бы вас, Горский, да уж больно у вас заступников много. — Мой непосредственный командир, шеф Иркутского драгунского полка, генерал-майор Скалон Антон Антонович вполне справедливо вычитывал мне.

Ну, вышло так! Не виноватый я...

Как-то так все закрутилось, что кроме трех месяцев в запасном эскадроне я при полку и не служил. Вечно куда-то прикомандированный. Случай не такой и редкий, бывало и десяток лет люди служили прикомандированными, причем порой не по одному человеку, а целыми небольшими подразделениями, но все равно неловко как-то. Я с некоторой опаской представлялся по начальству, но именно здесь я рассчитывал на поддержку.

Мне было поручено сформировать команду или правильнее партию из охотников в количестве до усиленной роты и за основу я хотел бы взять именно Иркутских драгун. Это не оттого, что я к этому полку был приписан. Тут люд был особенный. Сибиряки. Кремень, а не люди. Я же в основу критерия отбора людей ставил основным требованием именно надежность.

Генерал Скалон, наш полковой шеф, получил в 1809 году приказ привести из Сибири пять линейных полков на Волынь, из них два кавалерийских и три пехотных. Он совершил этот беспримерный шести с половиной тысячеверстный пеший марш, не потеряв ни единого человека. Не было ни единого случая дезертирства, ни один не помер от болезни, ни одного не искалечило. Во где люди. Крепче стали, надежней скалы. Обстоятельны, как..., да как сибиряки, иной аналогии просто в голову не приходит. Именно таких солдат я и хотел в свою команду. Два взвода из старослужащих драгун прошедших марш от Иркутска до Луцка.

— Ваше превосходительство! Поверьте, где бы ни пришлось мне служить за это время, чести мундира Иркутцев не уронил ни разу. Порукой тому мое слово. — Я стоял перед генералом Скалоном смирно, но не особенно тянулся, знал от офицеров, с которыми служил в Ельне, что особо шагистику Антон Антонович не жаловал.

— Знаю, поручик, знаю. Все ваши наградные через мою канцелярию проходили, пусть уже и де факто. За своими офицерами я стараюсь следить. Ведь вы опять в охотники подались? Не служится вам в линии. Думаете еще один орден заслужить, гоняя шляхту по лесам? Писал мне полковник Закревский о вашей идее. Так это работа для казачков да для внутренней стражи. Ну и де Санглен пусть Высшую воинскую полицию к делу приставит. Разбойников гонять, не велика заслуга. К лицу ли линейным солдатам...? — Генерал, до того вышагивающий по ковру заложив руки за спину резко повернулся всем корпусом ко мне. Светлые волосы чуть шевелил сквозняк каминной тяги, а пронзительно синие глаза требовательно смотрели на меня.

— Не разбойники это будут. — Возразил я. — Хотя и они тоже, как проводники и вообще на подхвате. В основном же воевать придется с партиями таких же охотников из польских улан, как та, которую я хочу создать из драгун. С офицерами, подготовленными и снаряженные для похода людьми, со всяким нужным оружием, базами для отдыха и пополнения, сменным конным составом. Не удивит, если и пушки будут. Единственно, что без мундиров по форме. Поляки мастера таких войн, всю жизнь наездами на соседей промышляли, по нашим тылам хорошо гуляли при Костюшко, а недобрую память о полковнике Лисовском до сих пор хранят. (В первой четверти семнадцатого века отряды шляхты под командованием Александра Юзефа Лисовского казацко-татарского типа активно воевали в Речи Посполитой в многочисленных рокошах. Позже лисовчики отметились в Московии при Лжедимитрии II, а также на полях Европы в первой фазе тридцатилетней войны. Славились высочайшей мобильностью, искусством скрытного перемещения и отменными боевыми качествами. При этом вполне заслуженно слыли непревзойденными мародерами. Отличались жестокостью, причем, как к чужим — так и своим.).

— Какова численность таких ээээ..., скажем отрядов, предполагается, поручик? — Скалон смотрел уже с явным интересом.

— Исходя из тех задач, которые предположительно могут поставить им их руководители — до эскадрона. Таким числом можно захватывать и сжигать продовольственные и фуражные магазины, громить обозы, перехватывать высших офицеров с небольшим конвоем сопровождения. От полусотни до полуторосотенного состава. Крупнее будет уже сложно скрываться, да и прокормить такое количество народа труднее. Против отрядов профессиональных рубак внутренняя стража не устоит. А и устоит, то ни преследовать, ни разбить врага не сможет. Сил мало, да и не та у них задача. То же и полиция. Выследить могут, а нанести вред такому отряду уже нет.

— Я дам вам людей, поручик. Выделю взвод сибиряков, но только один, и добавлю взвод из вашего же запасного эскадрона. Только сегодня прибыла маршевая команда из рекрутского депо. По повелению государя во всех драгунских полках армии прибавляется шестой линейный эскадрон, составленный из рекрутов запасного эскадрона, а к лету в запасном эскадроне обязаны подготовить в резерв еще один полный состав, люди, стало быть, есть в достатке. Даже в избытке. Мы одни из первых, если не первые, сможем исполнить монаршую волю, благо славно вы все в Ельне потрудились. Командира эскадрона к награде за старательность предоставлю. Сами вы людей учили, и как мне докладывали, учили совсем неплохо, выходит, и возьмете из своих. И еще... — генерал приблизился почти вплотную и протянул руку, — удачи вам, Горский. Есть у вас способность оказываться в самом горячем месте в самое нужное время. Дар! Дар истинного воина. Вам многие завидуют за это, не понимая тяжести такой ноши. Видят ваши награды, предпочитая не замечать ран. Но уж коль он вам дан свыше, пусть и драгуны моего полка будут иметь возможность себя проявить лишний раз. Надеюсь на вас!

Мне оставалось только поблагодарить генерала. Но на этом благодеяния его не ограничились. Мало того, что теперь я в соответствие со своим чином являлся командиром полуэскадрона в составе двух взводов, мне были приданы из полкового тележного парка еще и три повозки. А пищевое и вещевое довольствие, выделенное из складов полка, забили эти фургоны под крышу. Когда я увидел короткий караван крепких военных фургонов запряженных четверней отличных тягловых лошадей, моему удивлению не было предела. И как дополнение к фургонам моим подчиненным добавились еще шесть солдат из пешего состава Иркутского полка. Итого — шесть десятков драгун. Половина состава партии есть. За остальными пошел на поклон к полковнику Закревскому. Без его помощи — никак. Мне требовалось не менее сотни человек, причем конников, для повышенной мобильности. Полковник поспособствовал, рассчитывая на сознательность генералов.

Ага, щас...

Таких генералов как Скалон больше не делают, остальным было глубоко по барабану фантазии какого-то там поручика, делились солдатами со скрипом и только под давлением адъютанта командующего. Сперва мне пообещали полсотни казаков, потом полуэскадрон улан, но, в конце концов, выделили лишь полуроту егерей. Правда, еще три фургона дополнительно мне удалось вырвать у тыловиков. Не верхом, так на фургонах, но мой отряд мог преодолеть за день довольно значительное расстояние. Будет мотопехота или как там правильно в отношении телег... Партизаны Ковпака таким способом свои стремительные рейды устраивал, а мы чем хуже?

Кстати, случайно узнал значение слово 'партизан'. Произошло оно как раз от таких отрядов-партий охотников-добровольцев как у меня, именно от слова 'партия'. Вот ведь...

А я-то думал, что это понятие подревнее и относится к народным вооруженным ватагам. Нет, вполне армейский термин оказался.

Все дни такой долгой недели, пока формировался мой отряд, или 'партия' был в сплошной запарке. Кто участвовал в формировании команд или частей знает эту суету. Пять дней. А в шестой день на меня напали...

Нет, но это наглость!

Напасть на офицера на территории армейской ставки, словно на каком-то отдаленном хуторе. Не пуганные здесь террористы. И нахальные. Почти как я...

После памятного первого посещения Толика я зарекся сидеть спиной к двери, даже если эта дверь закрыта. Вот и сейчас, сидел у стола, скрепя пером и зарывшись в ворох бумаг. Формирование, чтоб его. Сколько крови оно у меня выпило, и сколько я при этом чернил извел! Литры! И перепоручить некому. Чином еще не вышел все на подчиненных перекладывать.

Так вот, сижу за столом в одной сорочке, мундир давно на плечиках развесил, чтобы не стеснял, пишу очередную писульку казенного образца. Спать охота — сил нет, свет от двух огарков тусклый, глаза болят, пальцы ноют. Очередную кляксу посадил и понял, что на сегодня с писаниной — все. Пора спать. Застыл на несколько секунд в сладком предвкушении подушки. Потянулся, уже ощущая блаженную мягкость походной койки. И кто сказал, что жесткая? Усталость делает мягким любое ложе. А кроме того роль походной койки у меня пока исполняет роскошная кровать, в пансионе пани Златы.

И тут как-то неправильно заскреблась мышь.

Мыши в избах шуршат частенько, привыкаешь, но тут звук был несколько иным. А может, сработала моя паранойя на тихий скрип? Не важно. Вдруг все в середине заорало — Алярм! Ахтунг! Атансьон! Тревога! Шухер! Атанда робя...!

Тело моментально переходит в боевой режим. Ладони и лоб стали влажными. Время словно замедлилось. А чувство опасности уже буквально ревет паровозным гудком.

Где скрипит?! Где?!

Засов, тетеря! Разве не понятно?

И верно. Засов в пазах медленно двигается вбок, открывая запор моей двери. Скажите, откуда у меня такое острое зрение вдруг стало, в полутьме все разглядеть? Чудеса творит впрыснутый в кровь адреналин с человеком, права наука!

Пани Злата, и что у вас за гости ночью бродят? Это такие товарищи, что нам, товарищи, совсем не товарищи. Замашки у них, как у моего Гаврилы. Тот тоже все крючечками двери запертые открыть норовит. Но это — не он. Нехорошим из-за дверных досок веет. Смертушкой.

Рука сама ныряет под столешницу, где у меня закреплена полочка, на которой мирно дремлют близнецы, пара двуствольных пистолетов подаренных мне Анной. Испытанный и надежный фокус со скрытым оружием. А если испытан, зачем еще что-то мудрить?

У каждого — пара стволов расположенных вертикально, замки давно переделаны под капсюль. В стволах добрая порция пороха и полновесная пуля. Заряд тщательно запыжен, капсюли под курками. Взводи и пали! Ох, и надымлю сейчас!

Дую на огарки, убирая свет. Я ведь давно уже должен был спать.

Встали...

Щелкнул взводимый один на правом близнеце. Пока хватит и одного.

Блин! Клацнуло-то как громко.