Получив задачу, мы писали докладную записку для офицеров-планировщиков, которые были в основном капитанами 1-го ранга. Это были старшие сотрудники, те, кто рискнул бы отправиться на трех— и четырехзведочные небеса, чтобы доложить олимпийцам. Иногда младших тошнотиков вроде меня приглашали нести чей-нибудь портфель, запустить слайд-проектор или взять в руки указку. Но общее правило заключалось в том, что оперативные офицеры редко — если вообще когда-нибудь — встречались лицом к лицу с адмиралами. Так обстоят дела в сети.
Если мы их не видели, то они видели наши документы: мы предоставляли практически все справочные записки для начальника военно-морских операций, когда он присутствовал на заседаниях ОКНШ. Мы, конечно, не докладывали главкому ВМФ — он получал информацию с ложечки от вице-командующего ВМФ или одного из многочисленных заместителей, помощников, или помощников заместителей главкома. Они, в свою очередь, получали доклады от офицеров-планировщиков. Мы докладывали офицерам-планировщикам. Это было что-то вроде детской игры в "глухой телефон".
Когда главком задавал вопрос, он падал на нас, как глубинная бомба. Мы должны были провести исследование и составить ответ. Наши начальники "рубили" или одобряли нашу работу и передавали ее наверх по служебной лестнице. На каждой ступеньке докладная записка или отчет получали новое согласование. Если они его не получали, то их отправляли обратно, для дополнительной доработки или изменения тона, или содержания.
Однако, я наслаждался двумя невероятными росчерками удачи, которые подняли меня выше и быстрее, чем я мог ожидать. Во-первых, мне посчастливилось работать на капитана 1-го ранга по имени Эйс Лайонс. Эйс был выпусником Академии, с бочкообразной грудью и тонкой талией, офицером с мостика лет сорока с небольшим, который три года проработал старшим адъютантом заместителя начальника военно-морских операций (по текущим планам и политике). Он был одним из золотых мальчиков флота — на быстром пути в адмиралы.
Но, в отличии от большинства тех, кто поднимал флаг на флагштоке, Эйс мыслил как воин и часто ругался как матрос. Я нашел обнадеживающим то, что он называл меня "жопа с ручкой" и понял, что делаю успехи, когда это прозвище изменилось на "дерьмоглава". Мне не раз приходило в голову, что Эйс каким-то образом родня Эву Барретту.
Второй момент наступил примерно через пять месяцев службы, когда мне дали дополнительное портфолио — разведданые. Офицер разведки уходил; он знал, что я был атташе, а это означало, что я знал о разведывательной работе. Более того, как оперативник спецназа, я понимал, насколько ценной может быть "горячая" разведка. Эйс дал мне свободу расширить операции спецназа в планах ОКНШ. Мне удалось познакомиться с большинством ключевых игроков на уровне четырех звезд. Работа в разведке дала мне настоящий ключ к власти в Пентагоне — закрытую информацию.
Теперь мне разрешили читать материалы, которые не мог видеть никто, кроме главкома или его заместителя. Это давало мне много времени для общения с ними обоими.
Каждое утро я приходил на работу на два часа раньше и читал телеграммы, просматривал сообщения ЦРУ и Разведывательного управления Министерства обороны и проверял перехваты АНБ. Затем я выделял наиболее важные разделы, поправлял галстук, надевал тужурку и шел на доклад к заместителю главкома по планам и политике, прямолинейному трехзведочнику Уильяму Кроу, который позже стал председателем Объединенного комитета начальников штабов.
Мне нравился Кроу — крупный, дружелюбный, похожий на медведя человек, имевший репутацию первоклассного, хотя и несколько книжного, администратора. В 1946 году он окончил Военно-Морскую Академию, получил степень магистра в Стенфорде, степень доктора философии в Принстоне и образование в качестве советника ВМФ Вьетнама. Несмотря на его учтивые манеры с подчиненными и мягкий кентуккийский акцент, он был одним из тех адмиралов, которым я мог сказать "твою мать". Его кабинет на четвертом этаже кольца "Е" был огромен, и полки за его столом были заполнены огромной коллекцией шапок — от старых пожарных касок и французских беретов до шлемов английских "бобби" и клетчатых кепок для гольфа.
Прошло не более нескольких месяцев, прежде чем Кроу начал звонить мне каждый раз, когда ему было что-то нужно из разведывательных лавочек. Я стал псевдо-офицером антикризисного управления, имея дело с оперативниками из ЦРУ, АНБ, РУМО, НСБ — целым алфавитным супом шпионов. Мои допуски были астрономическими — кодовые слова, буквы — что позволяло мне видеть все — от спутниковых фотографий высокого разрешения до подводных перехватов.
Конец семидесятых был временем перемен в разведывательном сообществе. Директор ЦРУ при президенте Джимми Картере, адмирал Стенсфилд Тернер, переориентировал приоритеты с агентурной разведки — HUMINT, как ее называют на сленге, на перехват сигналов, сбор технической информации и электронное наблюдение, которые известны как SIGINT, TECHINT и ELINT соответственно.
Безличная природа этих видов разведки, вероятно, понравилась удаленному Тернеру, подводнику-атомщику, который был одним из тех людей шаблона Хаймана Риковера, которые предпочитают статистические модели реальной жизни, потому что они аккуратнее и не жалуются. Но тут есть одна проблема: война не подчиняется никаким статистическим закономерностям. Война совершенно непредсказуема. Это непрерывная серия неудач, каждая из которых хуже предыдущей.
Даже самые нижние из солдат Второй мировой знали это. "Как дела, солдат?" — SNAFU, ответят они. Ситуация нормальная, все хреново. Или TARFU — все действительно паршиво. Или FUBAR — все безнадежно развалено. Но детишки Тернера не знали ни что такое SNAFU, ни TARFU, ни FUBAR, потому что они никогда не потели, лежа в засаде и ожидая появления Чарли, наблюдая, как ситуация превращается в дерьмо.
Самый большой недостаток разведки техническими средствами заключается в том, что она опирается на статистические модели. Допустим, у США есть шпионский спутник в воздухе. И допустим, что объект наблюдения скрыт от его камер низкой облачностью. Тогда чаще всего — потому что вам нужны немедленно разведданные — вундеркинды берут кадры из предыдущих проходов и разрабатывают симуляцию.
— Так было раньше, — говорят они, — так же должно быть и сейчас.
Кроме того, вундеркинды — математики, аналитики и профессора, и они никогда не были под обстрелом. Они не понимают приманки и обмана; они не понимают воли противника к победе или гения одного конкретного командира. Они не могут сказать вам, выдержит ли пористость песка, на который вы смотрите, вес самолета С-130 или только "Арава" с укороченным взлетом и посадкой. Или песчаный участок в двухстах милях внизу — это на самом деле бассейн с зыбучими песками, образовавшийся всего две недели назад.
Поэтому, передавая краткие сводки разведданных Кроу и его группе, я часто добавлял свои собственные идеи — собранных из других источников — давая им лучшее представление о доступных альтернативах, добавляя как оперативники спецназа могли представить информацию, которую не могли дать ни спутниковая система, ни высоколетящий "Блэкбирд" SR-71. К концу 1978 года мы с Биллом Кроу стали называть друг друга по имени: он называл меня Диком, а я его адмиралом.
4 ноября 1979 года иранские боевики захватили посольство США в Тегеране и взяли в заложники весь его дипломатический персонал. Восемь дней спустя Объединенный комитет начальников штабов поручил генерал-майору Джеймсу Воту сформировать оперативную группу — она называлась ГАТ — группа антитерроризма — которая должна была разработать военный вариант спасения заложников. Я был назначен в ГАТ как один из двух представителей флота.
Мне инстинктивно нравился Вот. Это был медленно говорящий, хладнокровный южнокаролинец, костлявый, с подвывающим акцентом десантник, бывший стрелок, служивший во Второй мировой войне, Корее и Вьетнаме. Он никогда не чувствовал себя комфортно в костюме или парадной униформе, но носил полевую форму, будто она была специально для него сшита. Вог выглядел и говорил, как мои старые парни из восьмого взвода во Вьетнаме — Фрэнк Сколлиз или Хосс Кучински — люди, которые, казалось, всегда испытывали боль, но просто продолжали идти и идти.
Чтобы возглавить спасательную операцию был выбран полковник Чарли Беквит, которого я впервые встретил во Вьетнаме. "Заряженный Чарли", как его часто называли, был одним из лучших воинов Армии в нетрадиционных боевых действиях. Матерщинник, растягивающий слова ветеран сотен операций сил специального назначения, Чарли понял, что существует потребность в элитном, мобильном, хорошо обученном подразделении для борьбы с терроризмом, проведения хирургически точных операций в тылу врага, сбора разведданных и предоставления нетрадиционных сценариев конфликтов с низкой интенсивностью. Подразделение, которое он задумал и создал для выполнения этой работы, называлось SFOD-D — оперативный отряд "D" сил специального назначения или, чаще, отряд "Дельта".
Председатель ОКНШ, генерал ВВС Дэвид Джонс был совершенно неподходящим человеком, чтобы отвечать за любую миссию, требующих использование возможностей спецназа. Он обладал личность, которая гарантировала бы ему успех в любой крупной корпорации. Он был высок, хорошо сложен, ярок — даже ученый, и по слухам талантливый, хотя и холодный, менеджер. Однако никто и никогда не называл его харизматичным лидером.
Генерал Джонс любил обсуждать варианты. Бесконечно. В какой-то момент он приказал нам написать и кратко изложить ему сорок два отдельных варианта спасательной операции, каждый из которых был более неправдоподобен, чем предыдущий. Один из его вундеркиндов придумал вариант с вертолетом, в котором заложников освобождал отряд, совершивший аварийную посадку на крышу посольства. А как они смогут эвакуироваться? Ага — ты только что нашел один маленький изъян в плане!
Как и большинство военных аппаратчиков, Дэйви Джонс брезгливо относился к мысли о потерях. Я обнаружил это, когда мы планировали операцию по проникновению, чтобы проверить пористость песка на посадочной площадке, которую мы называли "Пустыня Один". Это испытание было необходимо, чтобы проверить, выдержит ли грунт вес полностью загруженного С-130.
Кто-то задал очевидный вопрос:
— Что произойдет, если пара иранцев появится, когда вы будете проводить испытания?
Без раздумий я сказал:
— Вы убиваете членососов.
В комнате воцарилась тишина. Лицо Дейви Джонса окаменело.
Он бросил на меня свирепый взгляд и если бы только взглядом можно было привлечь к судебной ответственности, я был уже сидел в тюрьме Ливенворта, приговоренный к каторжным работам.
— Как ты мог даже подумать об этом?
Как же я мог не подумать об этом? Я попытался отвлечь его.
— Извините, генерал, но если там кто-то есть, то он нарушает иранский комендантский час, и поэтому все, что я сделаю — это выполню волю Аллаха.
Председатель не счел меня забавным. Но я видел, как Джим Вог подавил смешок.
Джонс отменил мою диверсионную схему, потому что он считал, что это вызовет слишком много жертв среди иранцев. Одной из потенциальных проблем, с которыми столкнется "Дельта", будут иранские ВВС.
План спасения предусматривал доставку заложников вертолетом из Тегерана на неиспользуемый иранский аэродром Манзария, расположенный примерно в получасе лета от Тегерана. "Дельта" и заложники были уязвимы — во время посадки, полета вертолета и пересадки — для ударов ВВС. Моя идея состояла в том, чтобы разбомбить тегеранский аэропорт — который использовался для военных вылетов, чтобы "Дельту" и заложников нельзя было преследовать. Я разработал удар с воздуха одним самолетом, который назвал "Атака деревянных солдат".
Это была настоящая операция БПД (Будь Проще, Дурачок): С-130, с которого я и двое других бойцов SEAL сбрасывали десятки снаряженных взрывчаткой железнодорожных шпал, прикрепленных к парашютам. Деревянные солдатики должны были взорваться при ударе. Десятифутовые воронки, которые они оставят на взлетно-посадочных полосах, выведут объект из строя.
Будут сброшены и другие, более мелкие заряды — трубы, набитые пластиковой взрывчаткой, которые могут уничтожить любой наземный личный состав. Трубы будут обмотаны цепями, которые разорвутся и разлетятся, когда взорвется С-4, как великанская картечь, совсем как огромные мины "Клеймор". Раскаленные звенья цепей могли повредить вспомогательное оборудование, пробить и поджечь топливные баки, а также вызвать всеобщий хаос. У другой группы деревянных солдат будут прикреплены связки петард, так что когда они будут спускаться, они будут это делать со звуком бр-р-р-р-р-р, как будто высаживаются десантники с автоматами "Томпсон".
Доставленная должным образом посылка выведет Тегеранский аэропорт из строя. Не менее важно было и то, что это послужит отвлекающим маневром, пока Чарли и его парни из "Дельты" будут врываться в посольский комплекс в центре города.
А если иранцы нас собьют, ну что же, тогда мы потеряли бы один С-130, пятерых пилотов и трех бойцов SEAL — не о чем говорить.
По соображениям безопасности — например из-за того, что Советы постоянно прослушивали большой объем сообщений в этом районе — Чарли Беквит перевел "Дельту" из ее штаб-квартиры в Форт-Брегг, недалеко от Файеттвилла, штат Северная Каролина, в меньшую и более безопасную тренировочную зону — "Дельта" звала ее Кэмп-Смоки, хотя на самом деле это был Кэмп-Пири, огромный полигон ЦРУ для подготовки шпионов, лазутчиков и оперативников под прикрытием. "Ферма", как ее называют в мире шпионов, представляет собой участок земли площадью 25 квадратных миль, к северо-востоку от Уильямсбурга, штат Вирджиния, между федеральным шоссе N64 и Джеймс-Ривер. Именно там ЦРУ построило для Чарли и его людей макет здания посольства в Тегеране, чтобы они могли отрепетировать каждый свой шаг, как только перелезут через стену.
Тем временем я совершенствовал свой проект деревянных солдатиков. После работы в Пентагоне я садился за руль или улетал, встречался с бойцами SEAL, которых отобрал себе в помощники — с парой рядовых из Второго отряда, по имени Ларри и Боб — и мы принимались за работу, часто на всю ночь. В "темную сотню" я улетал обратно на север — чтобы успеть прочитать и уточнить ежедневную разведывательную сводку для адмирала Кроу до начала официального рабочего дня в 08.00.
Чарли Беквиту понравилась идея деревянных солдатиков. Девиду Джонсу — нет. Чтобы покончить с этим — и с чем-нибудь подобным — председатель издал нелепое постановление: "Вы не должны убивать", сказал он своим солдатам.
Второй — и более значительный — провал был в части агентурной разведки. Короче говоря, ее просто не было. Насколько я могу судить, в Иране у ЦРУ не было ни одного оперативника на месте. Мы смогли получить фрагменты информации через иностранные посольства, и в Иране еще оставался большой контингент иностранных граждан — турки, немцы, французы, ирландцы, канадцы — но не было организованной сети, и никто не поставлял "горячую" информацию, необходимую команде оперативников спецназа для проведения спасательной операции. Поэтому одна из целей ГАТ состояла в том, чтобы внедрить в Иран как можно больше операторов, чтобы иметь по крайней мере несколько активных на местах. Каждый вид вооруженных сил был проинструктирован искать говорящих на фарси и, учитывая требования безопасности спасательной операции, я был выбран в качестве "выключателя" от ВМФ для всех потенциальных лазутчиков. Моряков, говоривших на фарси, отбирали с помощью компьютерного поиска. Им было приказано оставить свои подразделения — без объяснения причин — и лететь в Вашингтон. Более десятка моряков появились на различных столичных аэродромах. Я встречался с ними, приводил их к себе домой, приводил к клятве — и подписи под обязательством хранить тайну, а затем передавал их раздельщикам мяса из штаба Вога.
