— Присядьте, — мисс Дей указала на место Фредерики.
Не испытывая никакого энтузиазма, Хезер поплелась к парте Девис; леди подошла к двери и закрыла ее, а потом села рядом на соседний стул, где сидел Кроссман. Поттер удивленно на нее покосилась — происходящее становилось интересным.
— Я заметила, — начала учитель сдержанным тоном, — что у вас не сложились отношения с классом.
Хмыкнув, Хезер наклонила голову чуть влево, при этом немного отодвигаясь от леди. Черта с два интересным — показалось! Ничего занимательного в этом месте и быть не могло.
— И во многих конфликтах нет вашей вины, — все также спокойно продолжила говорить мисс Дей, — вас провоцируют.
Сжав под столом кулаки, Хезер начала разглядывать маячившую по правому флангу рейтинговую доску, ничего не отвечая. Видимо, переняв энтузиазм соседки, Киан тоже поднял голову и с ухмылкой начал рваться вперед, подвинув Мэйзи и заняв третье место. Еще немного усилий и он потеснит Изабель — "Ничего личного, Берч, мне нужны хорошие рекомендации для "Итона" и "Вестминстера".
После слов преподавателя в классе установилась напряженное молчание, и никто не спешил его прерывать. Хезер даже смутно не понимала, что на подобное ответить, а учитель, видимо, ожидала ее реакции. В конце концов, первой не выдержала мисс Дей:
— Я могу вам помочь. Если вы мне доверитесь, то вместе мы сможем найти выход из этой ситуации.
Оторвав взгляд от доски, Хезер медленно повернула голову и наклонила ее чуть влево, принявшись задумчиво разглядывать леди. Она была по-своему милой эта Хоуп Дей: пушащиеся волнистые волосы, убранные в пучок на затылке, несмотря на старушечью прическу, молодили преподавателя, создавая ощущение, что она буквально несколько месяцев назад сняла оксфордскую шапочку; взгляд ее карих глаз был серьезен и отчасти тяжел — чувствовалось, что непростой характер у их хозяйки, отнюдь не легкий; лоб немного нахмурен, а пухловатые губы плотно сжаты; фигура учителя была напряженной, застывшей в ожидании и волнении. Это и вправду слишком для их проклятой школы; такой очаровательной и искренней леди в ней однозначно не место. С одной стороны, Поттер отчаянно хотелось поверить мисс Дей, но в то же время...
Чужие слова в действительности ничего не стоили — иногда взрослым нужно было играть в такую игру "двуличность" и здесь важно: дать общение, ободрить, подарить надежду. Конечная цель?
Сломать.
Даже живя во мраке, можно привыкнуть, приспособиться — требуется время, терпение и сила воли. Но когда появляется луч надежды, и вдруг человек под него попадает и чувствует не только свет, но еще и тепло, то... У него появляются мужество, стремления, мотивация. И потом, когда во внезапный момент этот луч исчезает, то мрак становится еще темнее, еще холоднее, еще безнадежнее — потому что был контраст, уже известно, как это жить под светом. Возращение — мука.
И Хезер, и Гарри успели оценить интерпретации этой забавы от разных людей — каждый оказался неповторим и уникален. Многогранная и увлекательная игра с неожиданным, но предсказуемым концом — Поттеры рекомендуют!
— Нет, спасибо, — произнесла Хезер, поднимаясь на ноги и закидывая рюкзак на плечо. В таком положение голова ученицы находилась чуть выше, чем у сидящей леди, позволяя посмотреть на нее с другого ракурса. Та и вправду казалась слишком молодой, доброй, идеалистичной — везде излишне.
— Вы можете обратиться ко мне в любой момент, — уверенно произнесла преподаватель.
Вместо ответа Поттер, углубив ухмылку, направилась к выходу.
— Я буду ждать, Хезер, — не сдавалась мисс Дей, не обращая внимания на красноречивую реакцию ученицы.
Взрослые могли сколько угодно создавать вид добродетели, лицемерить и быть двуличными, но это не означало, что она должна повторять вслед за ними. Даже несмотря на всех их попытки втянуть в эту игру, у нее до сих пор существовала возможность быть верной себе — и не притворяться кем-то другим. По крайней мере, брат оставил ей это право — взяв на себя ответственность. Именно он лгал, выдавал то, что требовалось — не был собой.
* * *
Переминаясь с ноги на ногу, Хезер стояла у двери, ведущей в директорский кабинет, и не решалась постучать. Это следовало сделать еще несколько минут назад — а она все гипнотизировала створку, мысленно ставя новую задачу, после которой уж точно... Получалось как раз таки обратное: и после восстановления дыхания, и потом приведения мыслей в порядок, и последовавшей разминки затекших от напряжения плеч, и даже после повторного восстановления дыхания — все никак не возникала решимость постучать.
С какого черта мистеру Кингзману понадобилась именно она, еще предстояло выяснить — миссис Шортер выловила собирающуюся в библиотеку Хезер в опустевшей классной комнате и сказала немедленно пройти в его кабинет. Судя по непроницаемости лица преподавателя, как и потому, что она сразу же отчалила по своим делам, можно предположить, что ничего страшного ученицу не ожидало. По крайней мере, если вдруг нарисовался вопрос об отчислении, то Имоджен сопроводила бы подопечную и, скорее всего, при этом присутствовали еще и приемные родители — без них этот вопрос решаться явно не мог. Как, впрочем, и без социальной службы.
Закрыв глаза, Хезер в резком движении подняла руку и постучала. Дождавшись глухого: "Войдите", нерешительно надавила на ручку и открыла дверь. Помещение за ней разительно отличалось от других комнат школы — те были выдержаны в серой гамме и разбавлены цветными деталями: пастельно-голубыми стульями и мягкими оранжевыми креслами, желтыми кофрами на полках открытых шкафов, черными меловой и рейтинговой досками, да и просто большими мультяшными наклейками. И сами комнаты помимо парт — для первого по четвертый класс двухместных и соединенных как фишки в домино; в пятом и шестом дети переходили в другую комнату, где основное пространство занимали раздельные парты и стулья — были заполнены стеллажами, делящими пространство на зоны, детской мебелью, книгами, раскрасками, игрушками, канцелярией. А директорский кабинет оказался выполнен в классическом английском стиле: в градациях коричневого и темно-зеленого цветов. Было даже странно увидеть это помещение и поверить, что то действительно находится в "Начальной школе Литтл Уингинга", настолько оно выбивалось из общей стилистики.
— Слушаю вас, — произнес мистер Кингзман, отрываясь от бумаг на столе.
Хезер, рассматривая ковер под ногами, замялась на пороге, разом потеряв все слова и поражаясь, насколько в такие монеты голова становится пустой и легкой. Как будто она вообще не способна создавать мыслительные процессы.
— Здравствуйте, — наконец смогла выдавить она, быстро подняв и тут же опустив взгляд.
Мистер Кингзман выглядел солидно: модная прическа с пробором почти у виска, компенсирующая вытянутую форму лица и квадратный подбородок, однозначно была подобрана удачно; его небольшие чуть суженные глаза, под густоватыми светлыми бровями, смотрели с остротой и цепкостью; прямой нос еще сильнее заострял черты; а у тонких губ с правой стороны образовались мимические морщинки от частого искривления. Человеку с таким лицом и взглядом априори хотелось подчиняться и не возникало сомнений о том, что он ровно там, где и должен быть.
— Что вас привело, мисс?..
На директоре был синий костюм и бордовый свитер, из-под которого виднелась белоснежная рубашка и непонятных цветов галстук — то ли коричневого с синим, то ли с серым. Эта совокупность определенно ему шла — делала представительнее, строже — ясно показывая, что их обладатель нескромного полета птица.
— Поттер. Мне передали, что вы меня вызывали, — тихо проговорила Хезер, продолжая топтаться у входа, не решаясь отступить от створки двери и пройти внутрь, мысленно уговаривая себя не быть глупой и перестать нервничать. Хотя кабинет и был чист — никаких иных людей, кроме нее и директора — но, тем не менее, что-то в сидящем человеке настораживало, и приближать к нему совершенно не хотелось.
Губы мистера Кингзмана изогнулись, образую усмешку, но взгляд не изменился — все так же цепко держал под прицелом и заставлял невольно потеть.
— Мисс Поттер, — протянул он. — Хезер Поттер.
Непроизвольно передернув плечами, она чуть сжалась, уже полностью сосредотачивая внимание на джентльмене и боясь выпустить его из поля зрения, словно он через секунду-другую материализуется рядом и сделает что-нибудь нехорошее.
— Все верно, вызывал. Проходите.
Больше всего Хезер хотелось развернуться и бежать так быстро, насколько она может, чтобы потом резко залететь в дом ебанутой семейки и спрятаться в темном чулане — более безопасного места не существовало. Глубоко вздохнув, она заставила себя сделать несколько деревянных шагов к середине помещения.
— Помнится, годом раньше здесь учился ваш брат — Гарри Поттер.
Стоя в напряжении и боясь даже моргать, Хезер заторможено кивнула.
— Интересный мальчик, — усмешка на губах директора на мгновение стала шире, а взгляд приобрел странную глубину. — Как он поживает сейчас?
Сердцебиение непонятно отчего участилось и в ушах немного шумело — происходящее совершенно не нравилось Хезер и с каждым новым словом этого джентльмена становилось хуже. Хотя, казалось бы, он ничего такого не говорил, все в рамках нормы и дружеской беседы.
— Поступил в "Хогвартс", — после затянувшегося молчания тихо ответила она.
Правая бровь мистера Кингзмана изогнулась в удивлении, а сам он чуть подался вперед:
— Не слышал о таком учебном заведении.
Хезер очень не хотелось вообще что-либо говорить, и, тем не менее, она кое-как смога произнести:
— Школа-пансион для одаренных подростков.
Откинувшись назад на спинку кресла, директор то ли хмыкнул, то ли снова усмехнулся, при этом чуть приподняв подборок вверх.
— Одаренных... — тихо и с чувством протянул он. — Ожидаемо.
Сжав зубы, Хезер непроизвольно задержала дыхание. На любое упоминание о брате она реагировала со злостью, полностью теряя чувство адекватности — готовая вбивать свое несогласие собеседнику в глотку.
— В свое время мне довелось познакомиться с вашим братом поближе. На удивление умный ребенок.
Глубоко выдохнув, Хезер продолжала внимательно следить за мистером Кингзманом, боясь хоть на секунду выпустить его из виду. Пусть, он смотрелся представительно и внушительно — весь его вид так и говорил: я привык руководить, я — лидер, мне можно довериться; но с тем в нем присутствовало что-то такое неуловимое и подозрительное, что не хотелось поворачиваться спиной или упускать из поля зрения. Казалось бы, истинный джентльмен — как из книг, чтящий кодекс и воплощающий собой достоинство и честь. А нет, отчего-то свербело дурное предчувствие и никак не подбиралось точных и явных деталей, чтобы однозначно выразить то, почему он вызывает внутренний страх и желание держаться как можно дальше.
Мистер Кингзман поднял руки и, поставив локти на стол, соединил пальцы, образуя фигуру треугольника.
— Теперь и вы находитесь здесь. Довольно иронично, — директор снова на мгновение углубил усмешку. — Видимо, у Поттеров это наследственное.
Именно в этот момент Хезер вспомнила единственное слово брата: "Уничтожу" — произнесенное им сквозь зубы и с явной ненавистью после приватной беседы, случившейся в конце прошлого года. В тот день он не сразу пришел в себя, никак не реагируя на расспросы сестры, а потом и вовсе отмахнулся холодным: "Просто сделай все, чтобы с ним не пересекаться" — и отказался возвращаться к этой теме. Вот только причина ее вызова сюда до сих пор оставалась неясной — как ученица, она действительно не сделала ничего выходящего за рамки мелких нарушений, чтобы попасть на ковер главного в этой проклятой школе.
— Очень неразумно с вашей стороны.
Облизав пересохшие губы, Хезер спросила:
— Сэр, зачем я здесь?
От прозвучавшего вопроса взгляд мистера Кингзман снова приобрел ту странную глубину, а сам он подался корпусом вперед.
— До меня дошли слухи, мисс Поттер. Неприятные.
Хезер отвела взгляд в сторону, мельком пройдясь им по дивану и креслам, обтянутым темно-зеленой кожей. Что здесь сказать она даже не представляла — сплетни могли быть какими угодно: явно лживыми и в виде правдивых фактов, но под искаженным ракурсом.
— Так сложилось, мисс Поттер, что наше общество поделено на классы. И это деление, хоть и неофициальное, тем не менее, является важной и неотъемлемой частью жизни.
Директор ненадолго замолчал. А Хезер в этот момент попыталась перевести взгляд на то ли дубовые, то ли ореховые панели за его спиной — выдерживать чужую силу было просто невозможно, хотелось зашаркать ножкой и сжаться как можно сильнее — вот только он подневольно возвращался к лицу джентльмена, как намагниченный.
— Если проводить аналогию, то можно представить, что наше общество подобно маленькому морю и его обитателям: есть те, кто плавает у поверхности, а есть те, кто обитает на дне. Остальные же — самая большая масса находятся посередине, — мистер Кингзман наклонил голову чуть вправо, а его взгляд стал еще острее и тяжелее. — И у вас — юных дарований есть предназначенная глубина, на которой вы можете плавать. И это означает, что кто-то плавает под лучами солнца, а кто-то — во тьме на самом дне. Но вот в чем проблема: никому — совершенно, никому не хочется опускаться на дно по своей воле. А оно не может быть пустым — кто-то должен там находиться.
Поттер вытерла вспотевшие ладони об толстовку. Она в буквальном смысле покрылась холодным потом, находясь под властью чужого холодного взгляда.
— Только так остальные рыбы могут почувствовать себя спокойно — они знают, что дно занято, и под ними есть кто-то еще. Они чувствуют себя в безопасности — у каждого есть свое определенное место.
Сглотнув, Хезер до боли сжала зубы, ощущая, как начинают слезиться глаза, а в правый висок настойчиво ломится боль.
— На дне холодно, страшно и темно — и никто не хочет там быть. И что же произойдет, мисс Поттер, если вдруг существа дна заходят подняться выше?
Снова замолчав, мистер Кингзман чуть повел головой вверх. Больше не имея сил на него смотреть, она отвела взгляд в сторону, скользя им по окружающей обстановке. Не дождавшись ответа, директор продолжил:
— Тогда другие рыбы испугаются и поймут, что теперь дно — это они. Что под ними больше никого нет. И после этого начнут драться друг с другом, начнут уничтожать друг друга — дно не может оставаться пустым. И все вокруг будет в крови, чешуе этих маленьких рыбок, море станет грязным и непригодным для жизни, и рано или поздно кого-то сбросят вниз — и тогда море снова станет чистым, а жизнь вернется в привычное русло. Таков классовый строй нашего общества — это непрерывный и замкнутый цикл.
Голова Хезер болела уже вся, а тело немного перетряхивало. Вроде бы, этот человек не говорил ничего такого и не угрожал, но от его тона пробирало до самых почек — неудержимо хотелось в туалет. Взгляд ученицы продолжал скользить по кабинету, ни на чем не останавливаясь, и совершенно не видел окружающего — перед глазами стояла пелена. Во рту ощущался вкус меди, кажется, она прикусила язык или щеку — из-за боли во рту, было совсем неясно, что именно.
