Утром разобрались. Оказалось, нас загнали в отстойник небольшой станции, или полустанка, под названием Кола. Станционный начальник, которого мы нашли рано утром по услышанным крикам в одном из помещений с замком на двери, клялся и божился — он тут не причем. Сам пострадал, его избили и заставили перевести стрелки на запасной путь, и поэтому ответственности не несет за случившееся. А то, что тут оказались вооруженные люди и пытались ограбить состав, не видел, и не слышал.
Разбираться со всем этим нам не хотелось по понятным причинам, нас поджимало время, и поэтому принятое решение плюнуть на инцидент и выехать к месту назначения, было единогласным. До самой станции города Мурманска, наш поезд добрался быстро, расстояние от этой злополучной Колы оказалось небольшим. Здесь нам предстояло заниматься погрузкой своего корабля, и как нас проинформировал руководитель диспетчерской службы порта, времени для этого оставалось совсем ничего, так как необходимо управиться с работами к моменту выхода очередного конвоя. Он же предупредил — другого сопровождения можно и не дождаться в ближайшее время. Англичане притормозили до выяснения обстановки в России всякое морское сообщение, а военных судов и вовсе не предвиделось. Прибывший недавно крейсер "Аскольд" на замену крейсеру "Варяг" был последним военным кораблем в составе небольшого конвоя из Норвегии. Готовящийся выйти караван из порта будет охранять уходящий на ремонт крейсер "Варяг" и два английских эсминца. В составе намечающегося конвоя вместе с нашим лесовозом ожидается пять судов. Оказывается стоящее у стенки причала наше судно, единственное не готовое к отправке, так как находится в ожидании груза с прибывшего железнодорожного состава.
* * *
В Мурманске я еще не был, ни в будущем, ни в настоящем времени, и то, что предстало перед моими глазами, я бы охарактеризовал одним словом — кошмарный сон. Погода досталась нам.... Прямо скажем — неприятная, и это отрицательно влияло не только на нас, но и на местных жителей тоже. Утро приходилось встречать одетым чуть ли не в шубы, а к полудню уже можно и в рубашке ходить. Грязь под ногами, постоянная морось с моря, вечный день, по местному времени, как мы узнали, он наступил 22 мая, и продлиться должен примерно до 22 июня, все это раздражало и создавало впечатление — мы прибыли на край света. Неудивительно, что и дата выхода конвоя была именно на этот день, на 22 июня. Караван из двух сухогрузов и двух небольших грузопассажирских судов, имеющих на борту, как грузы, так и пассажиров, не сможет ждать нас, если мы не уложимся с погрузочными работами к этому времени. Слабо разбирающиеся в предназначении не только крейсера, но и любого другого судна наша команда была готова поверить, что все корабли, идущие в составе конвоя, имеют свое вооружение на случай встречи с немецкими охотниками за жертвами морской войны. На нашем лесовозе ничего подобного не было, как и достаточного количества кают, чтобы разместить более-менее всю нашу компанию хоть с какими-то удобствами. Команда лесовоза освободила принадлежавшие ей по праву каюты, и перебрались вниз, в трюм, к ящикам с грузом. Полковник посчитал, что всем мужчинам придется последовать примеру команды, а я добавил: — хоть и в тесноте, но зато не в обиде, и принялся обустраивать свой лежак в виде гамака, натянутого, как и остальные в этом неприспособленном месте, между стойками трюма. Сюда же предполагалось погрузить наше имущество.
Пришлось нанимать местных грузчиков для ускорения работ. Таких "свободных" граждан в городе было немало, вакансий, для устройства на работу в порт, новеньким рабочим выпадало крайне редко. Поэтому неудивительно, что здесь уже сложился определенный коллектив постоянных бригад, имеющих навыки портовых работ, которым не нужно объяснять, как производить разгрузку вагонов или кораблей. Погрузка груза на стоящее у стенки причала любое судно была хоть и сложным делом, но под руководством опытных стивидоров (лиц, имеющих опыт погрузочно-разгрузочных работ на причалах порта) все обычно шло заведенным порядком. Зная, что кроме этих сложившихся бригад никто не сможет быстро оформить судно, они выставили запредельные суммы в качестве премиальных. Даже посредник Ольги Владимировны, который не первый год занимался подобными делами, ничего не мог изменить. Мафия самая натуральная.
Неувязки же возникли, когда старший стивидор начал вести разговоры о денежных делах, в которых никто из нас естественно не разбирался. Всякие премиальные за обработку судна в срок, а тем более досрочную работу, при этом, как он заявил, нужно учитывать, что тут вообще почасовая ставка идет, поэтому оплату устанавливают сами грузчики. Короче, когда все это наш стивидор начал перечислять, то Денисов, и так бывший на взводе из-за гибели брата, вспылил и потребовал к себе начальника порта. Важному чиновнику громким ором пригрозили, что если все не будет сделано для нас вовремя и без всяких премиальных, то он как управляющий Сибирским банком поставит вопрос о прекращении сотрудничества с портом и поступление очередного транша в строительство попросту заморозит. А в случае, если грузчики забастуют, он пригласит других работников. Ему хорошо известно — работа докера в этом городе знакома всем жителям, и он уверен, безработные воспользуются моментом и с удовольствием займут места бастующих.
Рабочие не стали бастовать, они были в курсе — это, последний корабль в декаде, и попросту побоялись остаться без заработка. Тем не менее, мы решили, что и дополнительные руки рабочих нам не помешают, так как сроки, отпущенные на перевалку наших ящиков из вагонов в трюм корабля, были очень маленькими. Тем более нам предстояло, еще и закрыть эти ящики пиломатериалом, надеясь таким способом хоть как-то замаскировать свой груз от возможного досмотра корабля в море. Раскошелиться все одно пришлось, без "смазки" этого процесса было трудно договориться выполнять работы качественно. Нам недвусмысленно намекнули: — В открытом море может всякое произойти, особенно при нагруженном навалом грузе. Он должен быть закреплен по всем правилам, а их знают именно профессиональные грузчики. Понятный намек, ссора с ними нам ни к чему, и я принялся успокаивать разбушевавшегося Денисова. Посчитал: — договориться со старшим работ, и пообещать дополнительную сумму за срочность и качество погрузки будет лучшим выходом в создавшихся обстоятельствах.
* * *
Город Мурманск возник из поселков Семеновский и Кола — об этом нам с удовольствием рассказал управляющий делами, работающий на Ольгу Владимировну достаточно долгое время. Он сам жил в Архангельске, но частенько бывал и в строящемся Мурманске. Да и я немного знал историю возникновения северного города. Именно из-за незамерзающего Кольского залива и был заложен порт в этом месте, а война, начавшаяся в 1914 году, подтолкнула его развитие. Складских помещений по всему берегу было построено очень много, соответственно и количество материальных ценностей, закупленных на золото России и прибывающих с запада на сухогрузах тоже не мало. К концу 1917 года из-за плохо налаженной транспортной артерии вглубь страны здесь скопилось много разнообразного имущества и техники. Якобы для защиты ценностей, в городе высадился небольшой контингент английских военнослужащих, а в 1918 году дело дошло и до интервенции силами стран Антанты. Объясняли они свою аннексию возможной угрозой захвата, немецкой армией складов. Но увозили имущество к себе не немцы, а англичане и американцы, ну и мои любимые французы. Вывезли все, что можно было выгодно продать у себя.
Я это естественно знал, и даже немногое из рассказанного Павлу про такую заботу "друзей", заставило его скрипеть зубами в бессильной злобе на русских людей, столь безрассудно вступивших в разборки внутри империи и усердно принявшихся рубить сук, на котором сидели. Он просто не мог представить всей надвигающейся на страну беде, которую в свое время пролетарский трубадур, писатель Максим Горький совершенно неосознанно накликивал, проповедуя в написанной им песне о Буревестнике: — Буря! Скоро грянет буря! — И как любой непосвященный при сговоре с дьяволом, незнающий и не понимающий, что может из этого договора получиться, тут же просил: — Пусть сильнее грянет буря! И она грянула, да такая буря, что последствия пришлось расхлебывать не одному поколению потомков россиян.
Я боялся, что расстрел, а по-другому наша встреча с бандой и не квалифицируется, привлечет множество проверок и разборок со стороны местных властей. Ожидал, что неоправданные действия послужат вероятной причиной для задержки судна в порту, впредь до выяснения всех обстоятельств дела. Но все обошлось, неустойчивое положение властных структур города помешало принять хоть какие-то санкции в наш адрес. Как мне рассказали сами докеры, число претендующих на власть организаций и партий, как и в других городах России в этот период, в Мурманске резко возросло. Если военная власть все еще принадлежала Главнамуру, то революционная — Центромуру и ревкому, а гражданская — Совету депутатов. На прибывшем в порт крейсере "Аскольд" у власти были анархисты, и эсеры. Контр-адмирал Кетлинский, непосредственный командир корабля, активно сотрудничал с Центральным комитетом Мурманской флотилии, и без ведома последнего даже не пытался решать хоть какие-то вопросы. Все они, естественно, грызлись между собой, деля, власть, и привилегии. До нас никому дела не было, и расстрел нашей охраной непонятно откуда взявшегося отряда никого не заинтересовал. Уничтожили банду — значит честь и хвала вам. Нас тоже устроило, ни я, ни Павел даже не пытались что-то выяснять по этому поводу.
Делами нашего отбытия в составе морского конвоя занимались Денисов и Ольга Владимировна. Успели, и погрузиться, и встать на рейд досрочно, и что самое ценное смогли договориться с таможней. "Таможня дала добро" на выход, причем без портового досмотра груза.
Точность — привилегия не только королей, но и военных моряков. 22-го июня 1917 года мы покинули берега России. Нас ждала, вернее мы с нетерпением ожидали встречи с Францией. А сама дата выхода еще раз заставила меня вспомнить о Гитлере.
Глава 23
Если на всем пути нам не встретились немецкие субмарины, то вероятно за это нужно было сказать спасибо, патрульным английским кораблям. Два раза нам пришлось простоять под прицелом орудий их эсминцев, пока досмотровые команды шерстили наши суда. Причину пристального внимания к нам естественно никто не объяснял, оставалось лишь подчиняться их требованиям. Лесовоз особого никого не заинтересовал, в первый раз так даже никто и не подошел к нам, а во втором случае пришлось предъявлять документы. Капитан нашего судна посоветовал всем пассажирам укрыться в трюме и не показываться до тех пор, пока он не разрешит. Досмотровая команда ограничилась высадкой лишь одного старшего, он проверил документы и, спросив, нет ли чего неразрешенного на провоз, удовлетворенный ответом вернулся на свой корабль. Мы с облегчением вздохнули и поблагодарили капитана за совет не показываться на глаза проверяющим. Не знаю, повезло нам или просто никого особо не интересовал русский лесоматериал, которым был загружен весь корабль, но мы благополучно добрались до норвежского порта Вардё, где двое суток ждали подхода еще одного конвоя, но уже из Архангельска. После его прихода уже в составе восьми кораблей под охраной двух эсминцев, тральщика и крейсера вышли из порта в Англию. А вот здесь пришлось стоять почти пять суток. Ждали, когда будет сформирован очередной караван, идущий в порт Брест, уже во Франции.
Именно здесь на берегах туманного Альбиона нашего Денисова ожидали сотрудники одного из английских банков для совершения сделки по продаже его пакета акций. Он еще в Петрограде решил вопрос о своей отставке с поста, управляющего банком, и проинформировал акционеров, что продает свои акции всем известному финансовому магнату Ярошинскому. Уже тогда было понятно — этот человек действует в интересах финансовых воротил Англии. Каким бы патриотом себя Денисов не считал, но, тем не менее, деньги для него значили гораздо больше, чем любовь к Родине. Осуждать его было не с руки. Для меня важнее, чтобы он не отказался от договоренности, что станет акционером в будущем автопромышленном предприятии. Я был уверен — его участие в скором времени поможет нам облегчить судьбу тысяч солдат Русского экспедиционного корпуса. Почему-то мне казалось — используя лесовоз Ольги Владимировнны можно попытаться понемногу вывозить солдат на Родину.
Как провернуть подобное, а главное — убедить в необходимости подообной благотворительности обоих банкиров еще только предстояло продумать. Тут сложным моментом было получить согласие Временного правительства настроени ного продолжать войну. Без него никто из командования экспедиционных бригад не пойдет против прямого приказа правительства и не разрешит выехать русским солдатам домой. Посольство тем более не станет настаивать на подобном, все они надеялись — солдаты остануться верны присяге, и все также будут подчиняться приказам. Даже больше, я точно знал, с подачи Керенского, который желая подтвердить намерения правительства продолжать войну, Россия продолжит посылать во Францию подразделения русских солдат. Настроение их естественно никто не учитывал, и не спрашивал — желают или нет воевать где-то у черта на куличиках. Я тут помочь ничем не мог, хотя и знал, вскоре дело дойдет до прямого отказа солдат воевать во Франции, и послужит причиной к восстанию в лагере Ля Куртин, а потом и к расстрелу из орудий самого лагеря с восставшими солдатами. Предотвратить эту расправу стало одной из моих целей в этом мире на сегодня, все остальное посчитал как сопутствующие задачи. Намерение командования оставить все как есть, и было основной причиной, по которой я не мог сразу же приняться за вывоз людей в Россию. Были и еще несколько причин. Зная, что ожидает солдат по прибытию их на Родину, у меня возникло желание сохранить жизни солдат в дальнейшем, оградив тех от участия в братоубийственной гражданской войне. Кроме этого я знал, что французские власти, разочаровавшись в русском воинском контингенте, постараются рассредоточить по всей стране эту революционную заразу с целью снизить накал страстей, боясь чтобы этот настрой солдат не перекинулся и на самих французов. Правда и отношение французов к этому времени изменилось, русских здесь стали считать предателями и порой обзывали их бошами. Во Франции никто не сомневался в необходимости вести войну до победного конца и поэтому они не понимали желание русских солдат прекратить войну. В дальнейшем русских разгонят по провинциям страны и заставят вкалывать на непрестижных работах. Все это заставляло меня искать выход, чтобы не допустить подобного отношения к воинам, положивших тысячи жизней на полях сражений ради интересов чужой страны.
Организация автопромышленного акционерного предприятия как раз и должна была послужить в деле сохранения частичной целостности войсковой группировки русских солдат. Отпадала быи проблема с поиском людей на будущее предприятие. Все это пока лишь в моих планах, и для их реализации массу вопросов предстоит решить. Я знаю, что вскоре для Французского правительства наряду с множеством других важных дел появится еще одно — успокоить взбунтовавшихся русских солдат. Им придется тратить колоссальные деньги для легализации в стране тысяч бывших солдат требующих отправки на Родину. Боязнь заразительного примера неподчинения своим командирам толкнет их на применение чрезвычайных мер. В ход пойдут тюрьмы, высылка в Африканские колонии, где солдат насильно загонят в трудлагеря и даже казни применят для лиц особо не управляемых и ведущих агитацию за возвращение домой. Многие из бывших солдат так и не увидят больше России, тысячи могил останутся безымянными. Лишь в 1921 году остатки бригад смогут добиться отправки на Родину воинов и то лишь при обещании последних послужить белому движению.
