Вдруг перед внутренним взором возникла кухарка. Вельма так четко увидела вскинутую руку, так явно услышала свист, с каким скалка рассекла воздух, что машинально присела. Не удержавшись на ногах, упала на острую каменную крошку. Приподняв подол уже не белоснежного платья, подула на разбитое колено. Разве не знак свыше? Мол, хватит вспоминать о былом!
Вельма посмотрела по сторонам. Эх! Порубежье — не Лэтэя. Обычный подорожник и тот редкость. Вздохнув, подхватила сверток и букет и, прихрамывая, пошла по тропинке. А хотелось бежать. Баба со скалкой разбередила память, и воспоминания неотступно шагали следом, заставляя вновь переживать события последних дней. Ведь самой страшной и тяжелой была вовсе не череда потерь: родных, родины, ребенка. В том возрасте, когда это произошло, еще не осознаешь в полной мере, чего лишился. Тогда душевные страдания не причинили столько боли, сколько причинило предательство маркиза Ларе.
Да, ее не любили женщины. Все, кроме супруги доктора. Красивая, добрая госпожа видела в исполнительной сиделке всего лишь несчастную девочку, как сиделка видела в Ярисе Ларе только благодетеля. Наверное, поэтому все кривотолки и пересуды, распирающие изнутри замок маркиза и его клинику, оставались без внимания знатной четы.
Вельма не считала себя виноватой. Да и в чем ее вина? Стоило ей пройти мимо слуг, как вслед несся игривый свист. Случайно брошенный ею взгляд то и дело сталкивался с похотливым взором. Любой, даже самый обычный разговор заканчивался непристойным намеком.
Внимание сильного пола льстило, и в то же время держало в постоянном напряжении. Многие служанки чувствовали себя обиженными, и кто их знает — что у них на уме? А когда старший сын доктора стал позволять себе некие вольности, Вельма испугалась по-настоящему. В одночасье она могла лишиться крова, работы и высокородных покровителей.
Вельма перестала гулять по парку, оставалась ночевать в клинике, а если все же случалось увидеться с молодым маркизом — прикидывалась наивной дурочкой. Но юноша день ото дня становился все более находчивым, назойливым и развязным, словно отказы еще сильнее раскаляли его влечение. Желая опередить грязные слухи, Вельма решила пойти к госпоже и попросить совета.
Маркиза посмеялась, а на следующее утро вдруг ни с того ни с сего уехала с сыновьями в Ларжетай. А чуть позже доктор Ларе уговорил Малику взять с собой сиделку, приказал Вельме собрать все свои вещи, выплатил жалование, дал еще денег на тот случай, если в замке правителя не найдется ей места, и она будет вынуждена вернуться в Лэтэю.
Вот так бесславно закончилась ее очередная полоса в жизни, вот так ее отблагодарили за преданность и честность.
Шагая между камнями, Вельма еще долго отгоняла бы воспоминания, если б не шум мотора. Оглянувшись, увидела автомобиль — внушительных размеров, кроваво-красный, как солнце на закате. Сердце забилось, словно птичка в силках, — а вдруг правитель?
Перехватив в одну руку сверток и букет, Вельма быстро пробежала пальцами по спутанным ветром локонам, расстегнула две верхние пуговицы на лифе платья, отряхнула подол и, забыв о боли в колене, плавной походкой продолжила путь.
Автомобиль обогнал ее. Немного проехав, затормозил. Сбоку глубокие царапины, дверца со стороны водителя перекошена, вдобавок неприятный слуху звук, будто кто-то елозит пемзой по железу. Вельма печально вздохнула — в такую машину правитель вряд ли сядет.
Досада быстро сменилась любопытством, когда удалось распознать сидящего за рулем человека. Маркиз Вилар Бархат! Вельма уже сталкивалась с ним в клинике, даже пару раз отвечала на его вопросы. И хотя маркиз не походил на правителя — ниже ростом, уже в плечах, с непослушными русыми волосами и слегка полноватым лицом, — в нем было нечто чарующее: бархатный голос и глубокий, окутанный тайной взор. Стоило Вилару взглянуть или что-то сказать, как все упущения в его внешности сразу становились невидимыми.
Маркиз предложил подвезти. Вельма с радостью забралась на заднее сиденье и приготовилась провести остаток пути за непринужденной беседой. Но Вилар уставился на дорогу и ни разу не повернулся, словно ехал один.
Автомобиль катил по пустоши, в окна врывался раскаленный ветер, а Вельма уныло смотрела на завядший букет.
— Не стоит расстраиваться.
Вельма от неожиданности вздрогнула. Она уже перестала надеяться, что маркиз вспомнит о ней.
— Это всего лишь ромашки, — вновь промолвил он.
Вельма вздохнула:
— Это подарок. Только пока мы доедем, дарить будет нечего.
— У кого праздник, если не секрет?
— У Малики. У нее сегодня день рождения.
— Я прикажу садовнику срезать все цветы, на которые ты укажешь, — после недолгого молчания сказал Вилар и до самого замка не обронил ни слова.
* * *
Сидя в кабинете с плотно зашторенными окнами и закрытой дверью (чтобы не отвлекал ни шум, ни вид), Адэр смотрел на два слова, начертанных на белом листе: "Котел" и "Провал". Сложись обстоятельства иначе, он ни от кого не скрывал бы существование этих месторождений. Тезар претендует на долю с прибыли шести приисков Бездольного Узла, и любые притязания на новые залежи драгоценных камней Великому придется четко обосновать. Конечно, отец, нет... скорее, его старший советник Трой Дадье — мастак на выдумки. Он с ходу назовет с десяток причин, но уже от Адэра зависит: рассмотреть их или пропустить мимо ушей.
Однако... если станет известно о "Котле" именно сейчас, многие, как друзья, так и враги Великого, увидят цепочку, которую протянул некто хитрый и дальновидный. Получается, что последний наместник был назначен с подачи Адэра (Черт! Откуда он взял это имя?), с его же подачи был создан лагерь смертников, и он же присваивал камни в обход казны Порубежья и Тезара. Нанести удар по чести династии Карро Адэр не мог, как не мог, сидя в замке, разобраться — кто же так умно его подставил.
Вдобавок ко всему тревожила сохранность сапфиров, добытых в "Котле". Слава Богу, хватило ума не арендовать сейф в отделении тезарского банка, доверие к которому ниже всяких отметок. Но прятать камни в сейфе прииска — огромный риск.
Адэр потер ладонями лицо. Облокотившись на стол, прижал сплетенные в один кулак пальцы к губам.
"Котел" приобретет официальный статус прииска лишь по истечении какого-то времени. И никого уже не будет волновать, кто на нем работает: смертники или простолюдины. Как бы могущественные владыки ни кричали с трибун о гуманности и человеколюбии, все они за спинами своих подданных финансируют смертоносные рудники и шахты.
"Провал"... С одной стороны, с ним намного проще — убрать ненужных людей и можно осваивать месторождение. Крикс будет молчать, и не потому, что Адэр вернул ему племянника, и не потому, что оплатил его лечение. Крикс Силар — офицер тезарской армии, этим все сказано. Анатан не проронит ни слова. Когда человек не представляет жизни без своей работы, его не надо подкупать. Ему достаточно дать немножко больше свободы и власти, что, собственно, и было сделано. Притом, Анатан до сих пор не знает, что инспектор Яр и правитель Адэр — одно лицо. Малика... А вот здесь смешалось всё: сомнения, страхи и необъяснимая вера в ее неспособность к низким поступкам.
Да... с "Провалом" проще. Но, с другой стороны, уголовники до сих пор там, а против них горстка бойцов во главе с Криксом.
Адэр разорвал лист бумаги на мелкие кусочки и вызвал секретаря:
— Вели накрывать на стол. И передай маркизу Бархату мое приглашение.
— Прошу прощения, мой господин, — промолвил Гюст, — но маркиз Бархат сегодня ужинает в саду.
— В саду? — переспросил Адэр.
— Да, мой господин.
— С какой стати?
Гюст пожал плечами:
— Не могу знать.
Отпустив секретаря, Адэр с нарочитой медлительностью надел пиджак. Стоя перед зеркалом, поправил манжеты, прошелся рукой по волосам. Окинув себя взором, изогнул губы. Вилар хочет опередить его? Что ж... пусть попробует.
Охранители распахнули перед ним массивную, обитую железом дверь. Сад мгновенно окутал благовонием цветов и трав. Даже удивительно, как быстро все зазеленело и расцвело. Совсем недавно садовники ходили по свежевскопанной земле, держа бумажные кульки. Взмах — и семена веером разлетались в воздухе. Теперь же трава с горьковато-пряным запахом пружинила под ногами, на клумбах пестрили цветы, на плодовых деревьях виднелись пока что крохотные яблоки и груши. А вот вишня еще немного и приобретет темно-кровавый цвет. Вспомнить бы о ней вовремя да наесться вдоволь, срывая кислые ягоды прямо с ветвей.
Немного пройдя по аллее, Адэр свернул под сень деревьев и направился вглубь огромного сада. Благо служанка подсказала, где маркиз Бархат велел установить столик.
Он еще не знал, что скажет Вилару и как себя поведет, но в том, что не станет сдерживать злость, был уверен. Слишком долго он не позволял ей вырваться наружу. А злило все: ожидание Крикса, затворничество в кабинете, загадки в каждом документе, бессонные ночи, холодная постель и отсутствие человека, который смог бы придать бодрости духа, надежды и уверенности в завтрашнем дне.
У Вилара отвисла челюсть. От души потешаясь над замешательством друга, Адэр сел на стул и осмотрелся. Пятачок изумрудной лужайки окружен высокими зарослями кустарника, под раскидистым кленом густая тень — более удачного места для тайной встречи не придумаешь. На столике бутылка, два бокала, ваза с фруктами и конфеты — а больше для альковной беседы и не надо.
Глядя на друга, Адэр налил себе вина, залпом опустошил бокал.
Видимо, не совсем оправившись от потрясения, Вилар хрипло произнес:
— Тебе лучше уйти.
— Забываешься, маркиз, — сузив глаза, промолвил Адэр и вновь наполнил бокал.
— Я жду даму.
Адэр вдохнул терпкий аромат вина:
— В этом замке нет дам.
Вилар стер с виска тоненькую струйку пота:
— Я просто хочу поговорить с ней. В этом нет ничего предосудительного.
— Среди белого дня?
— Вообще-то сейчас уже вечер.
— На глазах у всей прислуги?
— Нас никто не увидит.
— Ты в своем уме?
— Нет! — с непривычной резкостью произнес Вилар.
Адэр всматривался в золотистые глаза друга, пытаясь понять причину неожиданного возбуждения.
— Нет! — повторил Вилар. — Я не хочу здесь и сейчас жить умом, а потому прошу тебя: уйди.
— Если тебе плевать на свою честь, то я не могу позволить челяди обсуждать на кухне шашни моего высокородного поданного с какой-то девкой.
— Она не девка.
— А кто же?
— Ты не имеешь права вмешиваться в мою личную жизнь.
И тут Адэра понесло:
— Пока ты в Порубежье у тебя нет и не будет личной жизни. Втиснул меня в нелепое кресло правителя нищей страны, а сам хочешь жить, как жил раньше? Развлечения, девицы, ужины при свечах...
— Я никогда так не жил.
— ...бурные ночи, — словно не слыша друга, продолжал Адэр. — Пока я не сяду с достоинством на настоящий трон в настоящем дворце и не выгоню тебя к чертовой матери, ты не имеешь права думать о личной жизни!
Вилар побледнел, оттянул воротник сорочки.
Адэр опустошил бокал и уже спокойно спросил:
— Куда сегодня ездил?
— Хотел найти хоть одну нормальную дорогу.
— Нашел?
— В окрестности замка — нет. Дальше поехать не рискнул, в двигателе появился...
Устремив взор поверх плеча Адэра, Вилар умолк на полуслове.
Адэр оглянулся. Из-за кустарника на край лужайки вышла Малика. Ее лицо вытянулось, руки, приподнимающие подол, мелко задрожали.
— Прошу прощения, — после секундного замешательства пробормотала девушка и попятилась.
— У нее сегодня день рождения, — еле слышно прозвучал охрипший голос друга.
Адэр нахмурился. У Вилара свидание с Маликой? Ну и дела... Как же он, правитель, может уследить за всем, что происходит в стране, если не видит, что творится под самым носом?
— Малика! — позвал Адэр и вновь наполнил бокал.
Прошуршала ткань платья, сбоку замерло серое пятно.
— У тебя день рождения? — спросил Адэр, не сводя взгляда с Вилара.
— Да, мой господин.
— Сколько тебе исполнилось?
— Двадцать три, мой господин.
Адэр не мог взять в толк, почему друг так нервничает. Сидит мрачнее тучи, на скулах ходят желваки. И этот стол... вино, конфеты, фрукты... Неужели маркиз испытывает какие-то чувства к девице без роду без племени?
— Полагаю, нужен еще один стул, — произнес Адэр.
Вилар тяжело поднялся и побрел через лужайку.
— Сядь, — приказал Адэр серому пятну.
Немного помедлив, Малика опустилась на краешек сиденья.
Потягивая вино, Адэр рассматривал ее: идеально ровная спина, расправленные плечи, опущенный взор. Сама невинность. Артистка...
— В огромном саду, в одном и том же месте, в одно и то же время я, маркиз Бархат и ты... Не находишь странным?
— Вельма сказала, что в саду меня ждет сюрприз.
Сюрприз ждал, но только не ее. Из окна кабинета Адэр видел, как Вилар приехал с сиделкой Малики. Затем ввели в заблуждение слова Гюста и путаная беседа с другом. И теперь Адэр мысленно смеялся над своей невесть откуда взявшейся завистью к чужому успеху у какой-то сиделки. Ведь не что иное, как нежелание делить с Виларом свою избранницу на ближайшую ночь, заставило ринуться в сад.
— Но я не думала... — Малика заметно смутилась.
— ...что сюрприз — это я, — закончил фразу Адэр. — Ты ведь надеялась найти здесь одного маркиза.
Она зарделась:
— Я пришла сюда случайно.
— Неужели?
— Конечно! — с непонятной горячностью воскликнула Малика. — Вельма обманом выпроводила меня из комнаты. Она считает, что мне надо больше находиться на свежем воздухе. Но я люблю гулять рано утром, когда только-только встает солнце.
— Странная причуда.
— Это не причуда.
Адэр изогнул бровь.
— Вы вряд ли меня поймете, — тихо промолвила Малика.
— Все зависит от того, как ты объяснишь.
— Хорошо. Я попытаюсь. Моя жизнь идет по кругу. Днем, как любой человек, я допускаю промахи...
— Промахи в чем?
— В поступках, суждениях или мыслях, — сказала Малика и умолкла.
— Продолжай.
— Днем допускаю промахи, вечером о них жалею, ночью набираюсь ума, утром радуюсь новому дню и возможности исправить ошибки. Именно этот кусочек моей жизни мне нравится больше всего. Поэтому я люблю встречать рассвет.
Адэр допил вино, со стуком поставил бокал на стол:
— И странное мировоззрение. Впервые вижу человека, для которого восход солнца является символом каких-то сомнительных возможностей.
— А что для вас значит рассвет?
— Абсолютно ничего. На рассвете я сплю.
— Неправда. Каждое утро, возвращаясь из сада, я вижу вас в окне вашей спальни.
Адэр откинулся на спинку стула. Рассудок возмутился — плебейка уличила его во лжи.
— Я наблюдаю, как одна полоумная особа нюхает траву и обнимается с деревьями. И жалею, что не отправил ее вместе с Вайсом в психиатрическую клинику.
Малика улыбнулась.
Захмелевший разум заставил впиться глазами в девичьи губы. Совсем некстати вспомнился спор между сокурсниками. Одни утверждали, что пухлые губы у женщины — признак строгости и умеренности. Другие твердили о признаке истеричности и доминирования. Третьи говорили о страстных натурах, притом страстных до крайностей. Кто-то доказывал, что обладательница пухлых губок воспринимает окружающий мир только чувствами и только чувствами живет.
