Один человек и один город

— Ты... ты не прогонишь меня?

А смысл? Все равно будет болтаться неподалеку да мешаться под ногами в любой, особенно неудобный момент.

— Не прогоню.

Ликование в карих глазах. Совсем детское.

— Только учти, что у тебя появятся некоторые обязанно...

— Я все-все буду делать! Все, что скажешь!

Вот знает женщина, чем поймать мужчину. Любая. С младенчества, если не с рождения.

— Все не надо.

Сощурилась, растягивая губы в хищной улыбке.

— И этого тоже не надо!

— Ну совсем чуть-чуть...

— Брысь!

Она не стала испытывать судьбу дальше. Упорхнула, хихикая так гнусно, что заставила пожалеть о принятом решении. Глубоко и искренне, но недолго: солнце клонилось к закату, предвещая...

Ну да, новый день. Мой новый рабочий день.

* * *

Жизнь чужая/общественная?

* * *

Проектирование зданий и сооружений — какая-никакая, а все же наука. Прочность, надежность, долговечность, всякие инженерные заморочки на тему того, как бы потрать меньше, а получить больше. Эффективности, в первую очередь. Ну и денег тоже. Куда же без денег? Но помимо технических условий строение должно удовлетворять требованиям эстетики и... Этики. Обязательно. Непременно. А если последним пренебречь, может возникнуть весьма неудобная ситуация.

Для политика тактичность — средство производства, а не свойство характера или результат воспитания. Никто из людей, занимающихся государственными делами на высшем уровне, не страдает укорами совести на предмет подслушивания и подглядывания. Я тоже, хотя такого эффекта не добивался. Ни осознанно, ни подсознательно. Поэтому когда изгибы коридора донесли до меня эхо разговора, уши затыкать не стал.

— Что скажете, сеньора? Или следует представить это предложение руководству?

— Ну зачем же... Не стоит отвлекать занятых людей. Я вполне могу принять решение сама. Компетенции хватит.

'Сеньорой' была, конечно же, Долорес. Правда, с доселе незнакомыми мне интонациями. Смесь робости, гордости, осторожности и настороженности — не тот букет, которым встречают, к примеру, работников. Значит, в кабинете присутствовал гость особого свойства. Вот только голос этого человека уж слишком напоминал...

— Пока не могу гарантировать постоянный контракт, но думаю, и разовые заявки будут полезны вашей конторе. В плане набора репутации, прежде всего.

— О да, репутация! Она стоит дороже денег, в этом вы правы.

— Вот перечень объектов, которыми вы могли бы заняться. Если согласитесь, поставьте в известность. Нет, не меня, диспетчера: его номер указан в каждой заявке. Да-да, тут внизу.

— Но в случае необходимости я могу сослаться на...

— Это было бы нежелательно. Думаю, вы понимаете, о чем я?

— Разумеется. Никаких проблем! Но в самом крайнем случае?

Ответа не последовало. Наверное, собеседник подмигнул Долорес или сделал какой-то другой знак, потому что прощальные слова толстушки прозвучали вполне удовлетворенно:

— Всего доброго, сеньор! Как говорится, заходите еще!

Эстебану Норьеге понадобилось секунд десять, чтобы добраться до того участка коридора, где я подпирал спиной стену. И пройти мимо, сделав вид, будто мы не то, что незнакомы, а и вовсе живем в разных вселенных. Впрочем, и к лучшему: представитель муниципалитета в строгом костюме и при галстуке был совсем не похож на того бесноватого Эсту, который периодически донимал меня революционными идеями. Холодный, чопорный, глубоко чужой и чуждый человек...

Наверное, до сих пор дуется. Из-за своей подружки.

— К вам можно, сеньора?

Долорес подняла на меня взгляд от пачки листов. Видимо тех самых, врученных Норьегой. И посмотрела, надо сказать, весьма многозначительно. А потом откинулась на спинку кресла.

— Какие люди! Уж и не чаяла снова тебя увидеть, парень.

— Это еще почему?

— Думала, сбежал наконец-то. Не обижайся, но с твоими задатками работают не у мусорных баков, а в посте... Там, где чисто, мягко и жарко.

Ага. Раздевалка не прошла даром? Понимаю. И даже вправе оскорбиться, но... Имея в родословной такого человека, как мой отец, забываешь о стыде. Сразу и навсегда.

— Да мусор тоже скучать не дает, знаете ли. Жары и при нем хватает.

Справка из полицейского управления легла на стол перед Долорес и была изучена с неподдельным интересом. Впрочем, уточняющих вопросов не последовало: синяя печать вкупе с невнятным 'участвовал в следственных действиях' отбивала любопытство самым успешным образом.

— Так-так... Значит, не прогуливал? Славно. Дисциплинированный работник — мечта работодателя.

— Я хочу работать.

Хотя бы для того, чтобы быть сытым: возвращение домой в очередной раз поставило меня перед пустыми полками кухонного шкафа. И новой батареей опустошенных бутылок. А ведь теперь на моей шее висит еще и... Нет, пусть сама тоже зарабатывает. Чем-то же она жила до встречи со мной?

Стук пальцев по столу. Монотонный и слегка угрожающий.

— Сеньора?

— Помнится, я просила называть меня по имени... Ну да так даже лучше. Дистанция еще никогда и никому не вредила.

Это еще что за тема? От толстушки требовалось только принять к сведению полицейскую бумажку и отправить меня разгребать очередные авгиевы конюшни, а не сидеть вот так, с таинственным видом и не вести туманные разговоры.

— Я ведь еще тогда задумалась, в самый первый раз: что такому парню делать в мусорной конторе? И оказалась права.

— В чем, сеньора?

Она пододвинула ко мне стопку листов.

— Знаешь, что это такое?

— Не имею представления.

— Это взятка. Самая натуральная. Муниципальный заказ. За него обычно борются, а не получают в подарок.

Объекты, о которых говорил Эста?

— Это... — она снова постучала пальцами, только уже не по столу, а по бумаге. — Это — путь к новым вершинам. Для конторы, по крайней мере. И чтобы кто-то вот так просто, буднично, по-свойски вдруг пришел сюда с дарами волхвов... Уж извини, не поверю.

В этой сфере я всегда 'плавал'. Во время учебы, имею в виду. Мне никак не удавалось уяснить, в чем разница между правами и возможностями частных предпринимателей и государственных учреждений. Конституция Экваториального союза декларировала равенство и взаимопомощь, а в реальной жизни возникали невероятные, неестественные, но страстно любимые обеими сторонами переплетения интересов, вводящие меня в ступор на каждой лабораторной работе.

Есть закон. Есть правила, написанные на гербовом листе, одобренные и принятые к исполнению всеми участниками игры. Так почему же параллельно и перпендикулярно возникают все новые и новые игровые поля и фигуры? Так не должно быть. Любое усложнение процесса — лишний шанс краха системы.

— Не знаю, насколько мои догадки близки к истине, да и не хочу знать, но... Ты, парень, оказался здесь не случайно: это я буду помнить твердо.

И что делать прикажете? Развернуться и гордо уйти восвояси? Это было бы красиво. И правильно, наверное. Только жрать хочется сильнее, чем сохранять мнимое достоинство. А если усилиями Эсты я сегодня буду лишен законного обеда...

— Думайте, что хотите, сеньора. Я пришел работать.

— Я хочу много разных вещей, — сухо ответили мне. — И знаю, что если отказываться от всего, что предлагают, может быть, прослывешь святым. Но на небесах и без меня народу хватает.

Заманчивое предложение, да? И хочется, и колется?

— А поскольку от грешной земли до ада ближе, чем до горних дорог... Вот что я сделаю!

Ну, для начала она сделала все-таки паузу. Торжественную.

— Я возьму все эти заявки: негоже добру пропадать. И обеспечу их выполнение. Твоими силами!

Хм. Решение и впрямь удачное. Почти гениальное.

— Твой приятель из муниципалитета что-то затевает? На здоровье! Но пусть имеет в виду: ты всегда будешь рядом. В том же котле.

Эсту стоило бы убить. Самым жестоким образом. Чтобы больше никому и никогда не испортил жизнь.

— Завтра явишься утром, — от теории заговора Долорес перешла к делам насущным. — К девяти.

Это что же получается? Я ведь в шесть только закончу. Ни сна, ни отдыха?

— Сеньора...

— Я же сказала, что обеспечу выполнение. А вы после полной ночной смены ног таскать не будете, так что радуйтесь: сегодня отработаете только половину. До перерыва. И чем быстрее справитесь, тем раньше отправитесь отдыхать.

Стоп. Почему во множественном числе?

— Напарника своего не забудь порадовать тоже. Только учти: драк на дворе не позволю. За воротами сколько угодно, а тут ни-ни!

Насчет драк она была права. Скорее всего. Потому что когда я подошел к машине, Хозе непримиримо повернул голову в сторону.

— Как жизнь?

— Я тебя не знаю.

Следующие пару минут мы молчали. В принципе, я мог бы держать язык за зубами и гораздо дольше, а вот у напарника, видимо, за прошедшие дни накипело слишком многое: прошло еще секунд тридцать, и мне обвинительно сообщили:

— Ты предатель.

Громко сказано.

— Сбежал. Оставил меня одного.

Допускаю, что внешне все так и выглядело.

— Думаешь, эта толстая стерва кому-нибудь когда-нибудь делает поблажки? 'Ничего не хочу слышать... Вот пройдет положенный срок, тогда и пересмотрю график...'

Ясно. Парень делал двойную норму. Есть, с чего злиться. А когда услышит от меня новые 'благие вести', совсем расстроится. Главное, к кабине его не подпускать. К ящику с инструментами.

— Я справку принес. Долорес покажет, если хочешь. В полиции был. Слышал про аварию автобуса?

— Кто ж не слышал! Даже видел, что от него осталось: как раз когда на работу шел.

— Ну вот. А я в нем ехал.

На меня все-таки посмотрели. Соблаговолили.

— Прямо в нем?

— Ага.

— До последней остановки.

— И немного дальше. Мне, наверное, еще от врача справку бы дали, если бы попросил.

— Ого! А как там все было-то?..

Трепать языком всегда веселее, чем работать. А еще здорово помогает коротать время от одного мусорного короба до другого.

Хозе оказался вполне благодарным слушателем: подбадривал и воодушевлял рассказчика многочисленными, правда, не всегда внятными восклицаниями и наводящими вопросами. В какой-то момент история даже вышла за пределы достоверного, и, признаться, мне стоило трудов вернуться к действительности: сам не ожидал, что так увлекусь. Дешевая популярность, так ее называют? Ну, по крайней мере, достигается она и впрямь не самыми дорогими средствами.

Впрочем, в придуманных 'воспоминаниях' о произошедшем проскочило и одно вполне реальное. Тогда я принял его за обычные мурашки, взъерошившие волоски на теле, но теперь засомневался. Больше походило на прикосновение. Обволакивание. Омывание. Словно струи чего-то среднего между воздухом и водой скользнули по моей коже и, кажется, чуток под ней, а потом унеслись прочь. Все равно как пятно света от фонарика двигается по земле, на мгновение слепя всех, кто попадается на пути, но исчезает быстрее, чем успеваешь привыкнуть к новым ощущениям или возненавидеть их...

Машина остановилась, и Хозе показательно убрал руки с руля.

Я должен что-то сделать? Ах да, это же тот самый перекресток. Ведьминский.

— Пойдешь?

Как-то ничто меня туда не тянет. Ни рабочие обязанности, ни чувство долга, ни прочие предрассудки.

— А, понял, что к чему?

Признаться, не слишком.

— Это ведь все могли быть ее штучки. Она на такое мастерица.

Хорошо, что в друзьях у моего напарника не было никого из полицейского управления, иначе он наверняка был бы в курсе 'волшебной' версии несчастного случая. Вот тогда разговоры о сверхъестественном точно терзали бы меня каждую смену. С первой минуты и до последней.

— Ты мог ей просто не понравиться. И пиши пропало.

— Я нравлюсь женщинам. Большинству.

Он хохотнул:

— Ну, считай наоборот: что она тебя к себе приваживает. Только и так, и эдак, голова-то твоя болеть будет!

Святая правда. Сумасбродные желания Лил до сегодняшнего дня оборачивались трудностями моей жизни. Правда, если положить на чаши весов девчачьи старания и энтузиазм Эсты, неизвестно, кто ухитряется подгадить больше. Пока лидирует, кстати, бесноватый социальный инспектор.

— Значит, ну ее к богу в рай? — с надеждой спросил напарник, касаясь рычагов управления.

— Не так сразу.

Я спрыгнул вниз, на гулкую брусчатку.

— Уверен?

Хотя в голосе Хозе присутствовали нотки беспокойства, парню, похоже, было до смерти любопытно, чем закончится мое противостояние с мамбо. Кто кого переупрямит, например. И пожалуй, на его месте я бы тоже развлекался бесплатным зрелищем. Мог бы развлекаться. В должном состоянии духа.

— Я скоро.

В ответ ухмыльнулись. Мол, еще посмотрим.

А к чему мне задерживаться? Забрать мусор — дело нескольких минут, и то, если придется повозиться из-за чужой нерасторопности. И если хозяйка дома снова не...

Короб был девственно пуст.

Обычно так поступают из вредности или из намерения причинить дополнительные неудобства своему противнику. Элегантная месть 'за все хорошее'. С другой стороны, это ведь не в моем доме будет вонять протухшими потрохами и гнилой кровью? Не хочет, как хочет. Сама пусть справляется.

Крышка хлопнула громко. Гораздо громче, чем полагалось инструкциями и допускалось в ночное время в приличном обществе. Но я не успел испугаться, что кого-то разбужу: за плечом насмешливо вздохнули. И поинтересовались:

— Пришел за ответами?

На ловца бежит овца. Вернее, уже прибежала. Черная и курчавая.

— За мусором. А уйти могу с пустыми руками. На ваш выбор.

Мамбо улыбнулась во весь свой хищный рот.

— Молодой человек сегодня не в духе?

— Духи — ваша сфера, вам виднее.

— И то правда.

Она обошла меня со спины, от правого плеча к левому и снова спросила:

— Так ты ищешь ответы?

Не те, которые может дать ведьма. Разве что...

— Насчет той аварии. Ее причины. Если Лил и правда все это наколдовала, могла ли она сделать так, чтобы...

Нет. Не сейчас. Нельзя давать слишком много информации своему возможному противнику, особенно когда не предполагаешь, как он может ей воспользоваться.

— Чтобы что?

— А, ерунда. Забудьте.

— Как пожелаешь. Но на первую половину твоего вопроса отвечу: да.

— На какую еще первую половину?

— Не было ничего обыденного в том происшествии.

Согласен. Хотя бы потому, что оно случилось со мной. С моим участием.

— Папа еще ни разу не оставлял два следа разом.

Опять этот чей-то загадочный родственник? Ну, со следами ясно, почему два. И если следовать извращенной логике мамбо, водитель автобуса тоже кому-то указывает путь. Против своей воли, конечно, но это ведь мелочи?

— И для кого предназначен второй?

— Глупый вопрос.

— А все-таки?

— Ты движешься верно, в этом нет сомнений. Но то, что Папа не оставляет тебя... Могу предположить, что тебе нужно поторопиться. Нужно успеть что-то сделать, пока не стало слишком поздно.

— А поконкретнее он не может выражаться, этот ваш Папа?

Мамбо пожала плечами:

— Два мира не могут сойтись вместе без жертв. Кто-то принимает обет слепоты, переходя черту, кто-то отдает дар речи. Знаки никогда не бывают ясными, иначе...