— Кстати, все хотела тебя спросить... — Кира сунула руку в карман халата и вытащила сложенную бумажку. — Посмотри, это не похоже на мамин почерк?
Стас прочел обрывок записки, вздернул брови и покачал головой.
— Ничего общего. Где ты это взяла?
— В бабкиной записной книжке.
— Жутковатое послание, — он протянул ей бумажку. — Наверное, бабуля Вера неудачно подработала у кого-то нянькой.
— Ты не злишься? — удивленно спросила Кира, принимая записку. Стас пожал плечами.
— Я уже устал злиться... А этот парень — чем он занимается?
— Пока это совершенно неважно. Знаешь, что не идет у меня из головы?.. — ее рука с вилкой на мгновение застыла над тарелкой. Стас посмотрел на кусок курицы на вилке, потом на отрешенное лицо Киры и кивнул:
— А как же! Слесарь, крадущийся в темноте... А не, не — окровавленная стена, вот что! Но я тебе уже говорил, что...
— Да нет! — Кира раздраженно отмахнулась, отчего курица слетела с вилки. Стас вскинул руку и поймал ее, после чего бросил обратно на тарелку.
— Ты, когда у тебя что-то в руках, лучше ими не разговаривай, ага?
— Во-первых, стена не была окровавленной, там были всего лишь брызги, капельки. Во-вторых, я уже про это почти забыла... Нет, я почему-то все время вспоминаю тот странный сон, который видела в ванне. Помнишь?
— Еще бы! — Стас отхлебнул чаю из своей кружки. — Какие-то там тени ходили... У-ужас!
— Никакого ужаса... Просто, это странно... — Кира тряхнула слегка влажными после душа волосами. — Странно, что это меня так задело. Я слишком атеистка, чтобы меня задевали такие глупости!
— Никогда не видел столь мнительных атеисток!
Кира сердито передернула плечами и поставила на стол пустую кружку.
— Хочешь еще чаю?
— Нет. Хочу спать, — она зевнула, запоздало прикрыв рот ладонью. — Ты был прав, мой график сместился очень сильно... А ты? Опять будешь сидеть допоздна?
— Не знаю, может быть. Я-то не танцевал.
— Тогда спокойной ночи, — Кира встала и потянулась. Стас помахал ей ладонью.
— И тебе. Иди, я уберу.
— Чýдно. Ты такой милый, — Кира повернулась и ушла в свою комнату. Стас некоторое время смотрел ей вслед застывшим, ничего не выражающим взглядом, потом закрыл глаза и прижал ладони к щекам. Потянул их ко лбу и обратно, сминая кожу, превращая лицо в гротескную маску.
— Я устал, — почти беззвучно прошептал он в ладони. — Так недолго, а я уже так устал...
Стас убрал руки и резко встал из-за стола. Несколько минут он стоял, озираясь, словно человек, не понимающий, где находится, потом начал быстро убирать со стола. С грохотом свалив грязную посуду в раковину, Стас зажег газ и открыл воду. Тотчас же в колонке бумкнуло, и вниз посыпались хлопья сажи. Он раздраженно смахнул их, потянул носом и подошел к окну, чтобы открыть форточку. Отдернул занавеску, поднял руку, но тут же опустил ее, глядя, как по дорожке мимо дома медленно идет, постукивая тростью, Вадим Иванович. Он смотрел прямо перед собой и на возникшего в окне Стаса не обратил никакого внимания.
— Проклятый старикашка — бродит тут, как привидение! — пробормотал Стас, наблюдая за ним. Князев, сгорбившись, как обычно, и прихрамывая, прошел мимо, и вдруг резко остановился, словно налетел на невидимую стену. Потом медленно повернул голову и устремил взгляд на соседнее окно, за которым была Кирина спальня, и даже в слабом свете, падавшем из этого окна, Стас отчетливо увидел, как на его лице появилось выражение боли.
— Что тебе надо? — зло прошептал он. — Что тебе от нее надо?!
Вадим Иванович стоял так почти минуту, слегка водя головой из стороны в сторону, словно пытался разглядеть получше нечто в окне, и стекла его темных очков тускло поблескивали. Потом губы Князева болезненно дернулись, и он отвернулся, одновременно закрывая лицо ладонью. И снова медленно повернул голову, убирая руку и сгорбившись еще сильнее, чем прежде.
— Ах ты сволочь! — прошипел Стас и, отскочив от окна, ринулся вон из кухни. Подбежав к закрытой двери в Кирину спальню, он бухнул в нее кулаком и чуть было не ввалился в комнату, но, вспомнив недавний разговор, сжал зубы и отступил на шаг.
— Кира! Можно войти?!
Наступила пауза, в комнате что-то зашелестело, и приглушенный голос Киры сонно ответил:
— Да. Входи.
Стас распахнул дверь, и Кира, стоявшая возле расстеленной кровати, недоуменно посмотрела на него, сунув руки в карманы халата. Он взглянул на окно — шторы были плотно задернуты.
— Этот хромоногий козел стоит и пялится на твое окно! — зло бросил Стас, подбежал к окну и резким рывком раздвинул шторы. Прямоугольник света перед окном был пуст, пустым казался и двор. Князев исчез.
— Никого нет, — заметила Кира из-за его плеча с удивившим его спокойствием.
— Он только что был тут! Стоял и глазел, как ты раздеваешься!
— Во-первых, я еще не раздевалась. Во-вторых, шторы закрыты, и с улицы увидеть ничего нельзя — даже тени, они слишком плотные, — нетерпеливо произнесла она, оглядываясь на дверь.
— Но он смотрел в твое окно!.. — возмутился Стас. Кира пожала плечами.
— И что? Никому не возбраняется смотреть в закрытые окна. Меня он все равно не мог видеть... Может быть, он задумался или еще чего...
— Он выглядел очень странно...
— Стас, мы все здесь выглядим очень странно — тебе не кажется? — она улыбнулась некоей потаенной улыбкой. — Извини, но я очень хочу спать.
— Неужели тебе все равно?! — изумленно спросил Стас. — Он...
— Стас, он милый старик и очень хорошо ко мне относится, — Кира хмыкнула, — за исключением тех случаев, когда он относится ко мне плохо. Может, просто хотел узнать, дома я или нет... В конце концов, пусть смотрит на мое окно, раз ему это нравится.
— Не так давно ты бесилась от того, что соседи заглядывают в твои окна!
Кира промолчала, вытащив одну руку из кармана и нервно теребя пояс халата, и Стас почувствовал, что ей не терпится увидеть, как за ним закроется дверь.
— Этот дед — ненормальный! — глухо сказал он и качнул ладонью перед ее лицом. — Держись от него подальше!
Стас вышел из спальни, оставив дверь чуть приоткрытой, и Кира, метнувшись следом, плотно закрыла ее. Подошла к окну, оглядела пустой двор и задернула шторы, потом прошлась по комнате ломанным зигзагообразным маршрутом и остановилась возле зеркала. Развязала пояс, сбросила халат, и на ее груди ярко засиял черный кристалл, чуть покачиваясь на тонкой цепочке. Она долго смотрела на него, ласково оглаживая пальцами, потом завела их за цепочку, чтобы снять, но пальцы застыли, приподняв цепочку с шеи лишь на несколько сантиметров. Затем бережно опустили обратно. Кира повернулась, подхватила с кровати ночную рубашку, надела ее и скользнула под холодное одеяло. Съежилась, сжалась в комок, постукивая зубами, протянула руку к выключателю бра и посмотрела на тумбочку, где лежали две семейные фотографии и сидел, насторожив длинные уши, маленький пластилиновый овчаренок. Улыбнулась и выключила свет.
* * *
Крика не было — только жалобное сипение вырывалось из судорожно разинутого рта, голос пропал, и легкие словно склеились, не впуская в себя воздух. Вокруг был тяжелый запах гари и темнота, и она билась в этой темноте, выгибая спину и суча запутавшимися в одеяле ногами, и ее руки прыгали по кровати, впиваясь в простыню скрюченными пальцами. В голове пульсировала одна-единственная нелепая мысль, что все это всего лишь сон и сейчас она проснется, вот сейчас, сейчас... Но ничего не менялось, и вокруг была все та же темная гарь, а еще была боль — дикая, сминающая боль, словно кто-то прокручивал в ее груди раскаленный стержень, медленно вонзая его все глубже и глубже. По телу пробегали судороги — такие сильные, что у нее хрустели суставы, и казалось, еще немного, и раздастся сухой треск ломающихся костей...
Я умираю... умираю... помогите... я не хочу умирать...
И вдруг все кончилось, и боль исчезла, оставив ее во мраке, измученную, все еще вздрагивающую, дышащую хрипло, с присвистом и постаныванием. И сквозь собственное дыхание ей послышался другой звук — легкий стук закрывшейся двери и слабый шелест бамбуковой занавески.
Кира расслабленно осела на подушку, потом ее левая рука поднялась и слепо зашарила в воздухе. Наткнулась на что-то, послышался слабый стук, но она упорно продолжала водить рукой, сжав зубы от напряжения, и, наконец, ее пальцы нащупали выключатель бра и нажали, и в комнате вспыхнул слабый свет. Еще никогда она не была так рада видеть обычный свет электрической лампы.
Кое-как Кира села на кровати, дрожа и глядя перед собой еще мутными от недавней боли глазами. Ее правая ладонь намертво прижалась к груди, словно пыталась что-то в ней удержать, мокрая от пота рубашка прилипла к телу, влажные волосы свесились на грудь неряшливыми прядями. С подбородка тянулась розоватая нить слюны, губу щипало, и, вытерев ее ладонью, Кира увидела на ней кровавые разводы. Вид собственной крови отчего-то перепугал ее до полусмерти, хотя в ней-то как раз сейчас не было ничего страшного — она всего лишь прикусила себе губу.
Она осторожно убрала ладонь с груди, потом оттянула вырез рубашки и заглянула внутрь, почти уверенная, что сейчас увидит страшную жженую рану. Но ее взгляду открылась лишь гладкая смуглая кожа, да старый шрамик на ней. Больше ничего. Лишь несколько едва заметных пятнышек крови на рубашке.
Кира бессильно рухнула на подушку, вытирая мокрое от слез лицо и жадно ловя холодный, пахнущий дымом воздух окровавленными губами.
Сердечный приступ?! Сердечный приступ в ее-то годы?! Не может быть такого!
Может, опять сон?
Нет, такая боль присниться не может.
Она потерла грудь и застонала, глядя в потрескавшийся потолок.
...умерла от разрыва аорты...
Бабкина наследственность? Вот уж действительно была бы ирония!..
Кира села и застыла, прислушиваясь к своему телу — не вернется ли боль. Но не осталось даже эха ее, и сердце под ладонью билось в привычном ритме. Единственным болезненным ощущением было пощипывание в прикушенной губе. Она осторожно наклонилась и подняла с пола сброшенный мобильник. Часы на дисплее показывали половину третьего ночи. Жалко всхлипнув, она положила сотовый на тумбочку, и вдруг застыла. На лице появилось встревоженно-озадаченное выражение. Кира снова оттянула вырез рубашки, потом приподнялась и встряхнула ее.
Кулон, ее чудесный черный камень исчез! Очевидно, извиваясь в судорогах, она порвала цепочку, и он куда-то упал.
Кира завертелась на постели, потом соскочила с нее, сбросила подушки, перетряхнула одеяло и матрац, заглянула под кровать. Внезапно пропавшее украшение стало занимать ее гораздо больше, нежели недавняя жуткая боль. Она огляделась, после чего, шлепая по холодному паласу босыми ногами, принялась методично обыскивать комнату, заглядывая во все щели. Вскоре она нашла под кроватью разорванную золотую цепочку. Но самого украшения нигде не было.
Куда он пропал?! Не мог же он исчезнуть сам по себе!
Остановившись посередине комнаты, Кира ошеломленно посмотрела на зашторенное окно. Какого черта?! У нее только что был сердечный приступ, а она беспокоится из-за какой-то стекляшки!
Но, может быть, это Стас заходил в ее комнату? Она же слышала, как стукнула дверь. Может, это он взял кулон?
Да нет, на кой черт ему это надо?! К тому же, он не станет бродить в ее комнате ночью. Стас давно спит.
Но почему так пахнет дымом в ее комнате? Она же не курит во сне! И не жжет свечей...
Свечей...
Стас, это ты?..
Если это ты, что ты здесь делал?
Если это ты, почему ты мне не помог?
Кира набросила халат, облизнула губы и осторожно открыла дверь. Темно и тихо было в квартире, лишь едва слышно жужжал электросчетчик, и слышалось отдаленное щелканье маятника настенных часов. Она раздвинула занавеску, та едва слышно зашелестела, но этот слабый звук грохотом отозвался в ее голове. Кира испуганно застыла, потом переступила через порог, придерживая занавеску, и медленно повела руку назад — до тех пор, пока разведенная занавесь не сомкнулась — практически беззвучно. В коридоре тоже ощутимо пахло горелым.
Стараясь бесшумно ступать по проседающему полу, она подошла к тумбочке, открыла ее и вытащила маленький фонарик, который купила давным-давно. Вскользь удивилась тому, что вспомнила про него сейчас, хотя обычно напрочь забывала, что этот фонарик вообще существует. При других обстоятельствах это показалось бы ей забавным.
Включив его и прикрывая свет ладонью, Кира медленно двинулась вперед, по запаху дыма, словно собака, идущая по следу. Прошла через пустую столовую. Неяркое световое пятно скользило перед ней, и мебель медленно выплывала из мрака, окруженная длинными угловатыми тенями и так же медленно и беззвучно уходила обратно в темноту, словно уродливые корабли-призраки. В горке на мгновение ожил хрустальный блеск бокалов и тут же снова погас. В столовой стояла тишина — тяжелая, гулкая, пустая, словно люди не заходили в нее уже много лет. Кира поежилась от холода, и отчего-то ей подумалось, что эти стены должны быть намного холоднее воздуха вокруг, практически ледяными. Даже захотелось подойти и проверить это, но она отвернулась, перешагнула порог гостиной и остановилась, обводя комнату взглядом и прикрытым лучом фонарика. Дымом здесь пахло сильнее, кроме того, здесь было намного холоднее, чем в других комнатах. Форточка была распахнута настежь, и занавесь вздувалась над ней, едва слышно хлопая бахромой по батарее. На диване под одеялом виднелись очертания человеческой фигуры, и слышался звук тихого ровного дыхания. Отвернувшись, Кира повела лучом света вдоль стен и остановила его на шкафу, в темноте казавшимся чем-то огромным и бесформенным. Подошла к нему и осторожно потрогала верхушку свечи, сидевшей в гнезде одного из канделябров. Свеча была теплой. Ее погасили буквально только что.
— Что ты делаешь?!
Вздрогнув, она развернулась, чуть не уронив фонарик, и прыгающий свет скользнул по дивану. Стас уже не лежал, а сидел, опираясь одной рукой на подушку.
— Что ты делаешь? — повторил он, потянулся и включил свет. Кира зажмурилась, потом открыла глаза и внимательно посмотрела на его встревоженно-сонное лицо.
— Ищу кое-что.
— Что именно? — Стас резко приподнялся на диване. — У тебя кровь на подбородке! Что слу...
— Ты сейчас заходил в мою комнату?
— Нет, с чего ты взяла?
— Я слышала, как закрылась дверь.
— Это мог быть сквозняк. У меня форточка открыта, — он пригладил взъерошенные волосы. — Кира, в чем дело?
— Ты действительно не заходил ко мне?
— Разумеется, нет! — Стас начал раздражаться. — И вообще я сплю! А ходить во сне привычки не имею!
— Свечи еще теплые. Ты лег в постель только что.
— Ну и что? Мне секунда нужна, чтобы заснуть, — Стас свесил ноги с дивана, скрестил руки на груди и поежился от холода. — Ты что — меня в чем-то подозреваешь?
— У меня пропала одна вещь.
— Ну а я-то тут при чем? Думаешь, я по ночам тырю вещи, да еще и у собственной сестры? Что у тебя пропало?
