Возможно, она и не стала выше, но она выросла, подумала Лиана, размышляя об уверенности в этом выговоре. Конечно, она ошибается... но она также права.
— Хорошо, Шарласса, — сказала она. — По крайней мере, когда мы наедине.
— Хорошо. — Шарласса слегка потрясла ее за локоть, затем улыбнулась. — В таком случае, я полагаю, твоя мать ждет в солярии.
* * *
— Посмотрите, кого я нашла, миледи! — объявила Шарласса, открывая дверь солярия и приглашая Лиану войти.
Хэйната Боумастер была высокой, хотя и отдаленно не такой высокой, как ее дочь, и ее спина была прямой, когда она опиралась на трость, несмотря на правую ногу, которая была искалечена много лет назад. Но в ее длинных черных волосах были серебряные пряди, поняла Лиана. Полоски, которых раньше не было, все еще достаточно крошечные, чтобы она могла их не заметить, если бы их мерцание не отражало солнечный свет, льющийся через окна солярия. И на ее лице появились морщины, которых не было до того, как Лиана сбежала из дома. Но ее глаза, эти зеленые глаза, точь-в-точь как у ее дочери, загорелись восторгом, когда она увидела Лиану за плечом Шарлассы.
— Лиана! — Хэйната было направилась к ней, но Лиана бросила свои седельные сумки и одеяло и пересекла солярий в три больших шага, прежде чем ее мать смогла пошевелиться. Ее руки обхватили Хэйнату в сокрушительном объятии, и она почувствовала острую боль, осознав, насколько стала выше. Ее щека прижалась к макушке матери, точно так же, как когда-то щека Хэйнаты прижималась к ее щеке, и она снова почувствовала, как эти надоедливые слезы жгут ей глаза.
— О, я так рада видеть тебя, любимая! — полушепотом произнесла ее мать, а затем ахнула, когда руки Лианы сжались еще сильнее. — Осторожно с ребрышками! — отругала она. — Твой отец уже однажды поломал их!
— Прости. — Голос Лианы был хриплым, и она откашлялась, отпуская мать и отступая назад. Она держала Хэйнату на расстоянии вытянутой руки, положив ладони ей на плечи, и немного туманно улыбнулась ей в глаза. — Он действительно это сделал? — спросила она через мгновение. — Сломал их, я имею в виду?
— Да, он это сделал, любимая. — Ее мать протянула руку, чтобы коснуться ее щеки. — В то утро, когда ты родилась.
Лиана с трудом сглотнула, на мгновение снова взглянув в лицо матери, а затем кивнула.
— Что ж, — сказала она более нормальным голосом, — я постараюсь не идти по его стопам, по крайней мере, в этом отношении. Но я тоже рада тебя видеть. — Она коротко сжала руки Хэйнаты, затем отступила назад. — Твои письма замечательны, но это просто...
Она замолчала и пожала плечами, и настала очередь Хэйнаты кивнуть.
— Я знаю, — согласилась она, — знаю. Но сейчас ты здесь, и это то, что действительно важно. — Она посмотрела мимо Лианы туда, где в дверях стояла Шарласса, улыбаясь им обоим. — Почему-то у меня такое чувство, что кто-то снова прогуливает занятия, — заметила баронесса, предостерегающе подняв указательный палец. — Однако, учитывая обстоятельства, я склонна пропустить это мимо глаз... на этот раз.
— Спасибо, миледи, — кротко ответила Шарласса... и на ее щеках появились ямочки.
— Ну, раз ты прогуливаешь занятия, и раз у нас гостья, почему бы тебе не попросить кого-нибудь принести легкий чай для нас троих?
— Конечно, миледи, — согласилась Шарласса, поворачиваясь обратно к двери, и Хэйната махнула дочери в сторону кресла у окна вдоль западной стены солярия.
Лиана начала наклоняться и поднимать свои седельные сумки, но Хэйната покачала головой.
— Для этого будет достаточно времени позже, — сказала она, подталкивая дочь к креслу у окна. — Не сомневаюсь, что ваш кодекс дев войны потребует, чтобы ты сама отнесла их в свою комнату, вместо того, чтобы полагаться на труд какой-нибудь незадачливой служанки, как подобает декадентской аристократке, но спешить некуда. Кроме того, как бы я ни полюбила Шарлассу, девушка неестественно аккуратна. — Она покачала головой. — Ты не можешь себе представить, как сильно я скучала по тому, чтобы вокруг был настоящий подростковый беспорядок!
— Я действительно была настолько плоха? — улыбнулась Лиана. — Знаешь, я старалась держать это подальше от твоих глаз в своей комнате.
— Да, ты была настолько плоха, — твердо сказала Хэйната.
Она устроилась в удобном кресле лицом к окну и несколько секунд пристально изучала свою дочь. Затем она кивнула.
— Это тебе идет, — просто сказала она.
— Прошу прощения? — Лиана выгнула бровь, и ее мать фыркнула.
— Лиана, мне почти пришлось связать тебя веревкой, чтобы ты надела платье, прежде чем убежала к девам войны. И хотя, наверное, с моей стороны крайне неприлично это говорить, на самом деле я всегда сочувствовала тебе гораздо больше, чем ты думала. Но это, — она взмахом руки указала на брюки, рубашку и дублет Лианы, — подходит тебе гораздо больше. И, по крайней мере, это не так скандально, как те чари и ятху, если я правильно тебя поняла!
Слова могли бы быть язвительными, но вместо этого они были почти дразнящими, и в глазах Хэйнаты вспыхнуло то, что определенно выглядело как неподдельное веселье.
— Я надеюсь, что они не слишком скандальны для тебя, мама, — сказала Лиана через мгновение более серьезным тоном, и Хэйната пожала плечами.
— Не буду притворяться, что на самом деле не хотела бы, чтобы ты не показывала свой пупок всему миру, моя дорогая, — сухо сказала она. — И, вероятно, для меня было бы также хорошо оставить при себе свое мнение о других аспектах традиционного наряда дев войны. Если уж на то пошло, я сильно подозреваю, что ты никогда не захочешь услышать всю реакцию своего отца, когда он впервые увидел тебя в этом.
Она закатила глаза, но затем выражение ее лица стало серьезным.
— Тем не менее, Лиана, это часть того, кто ты есть и кем ты стала, и я ожидаю, что ты будешь носить эти скандальные, чрезмерно откровенные, ужасающие одежды со стилем, изяществом и самообладанием. — Она расправила плечи, положив сложенные руки на трость, стоящую вертикально перед ней. — Сомневаюсь, что ты можешь по-настоящему понять, даже сейчас, как ужасно было больно, когда ты сбежала к девам войны, но большая часть моей боли была связана с тем, чего, я знала, это будет стоить тебе. Ни одна мать не хочет видеть, как ее дочь платит такую цену, особенно за то, в чем она изначально не была виновата. Но на что мне потребовалось довольно много времени, чтобы полностью понять из твоих писем и тех мимолетных визитов, так это то, как много ты от этого выиграла. Ты всегда была соколом, сражающимся со своими врагами, даже когда сама этого не знала. Теперь ты свободна летать, и я хочу, чтобы ты взлетела высоко, любимая. Расправь эти крылья и пари.
Лиана оглянулась на нее, затем с трудом сглотнула.
— Спасибо тебе, мама, — полушепотом произнесла она.
— Не за что. Хотя, судя по твоему послужному списку, ты, вероятно, действительно не нуждаешься в большом поощрении. Конечно, я бы не хотела называть тебя упрямой, хотя, теперь, когда я думаю об этом, я не могу подобрать более подходящего прилагательного, но у меня есть странное подозрение, что молодая женщина, которая сбежала, чтобы стать девой войны в четырнадцать лет, вряд ли начнет соглашаться с чьими-то чужими глупыми ограничениями на столь позднем сроке. На самом деле, в этом отношении ты необычайно похожа на своего отца. Хотя хочется надеяться, что ты, по крайней мере, немного умнее.
Последняя фраза Хэйнаты прозвучала с некоторой язвительностью, и брови Лианы поползли вверх.
— Я знаю этот тон, мама, — сказала она, откидываясь на спинку сиденья у окна, когда Шарласса вернулась со своего поручения и села лицом к ней и Хэйнате. — Признаю, что прошло много времени с тех пор, как я это слышала, но на самом деле помню. Так чем же занимался отец, о чем ты не упомянула в своих письмах?
Глава шестнадцатая
Чемалка не сотрудничала, размышлял сэр Трайанал Боумастер. Или, по крайней мере, пока нет, поправился он. У нее еще было время уладить этот беспорядок, и он послал ей срочный мысленный призыв покончить с этим. Кто знал? Это могло бы даже принести некоторую пользу, несмотря на ее заслуженную репутацию существа, полностью игнорирующего просьбы простых смертных.
Мысль была гораздо менее забавной, чем могла бы быть, и черный как ночь жеребец под ним топнул задним копытом, уловив настроение своего всадника. Боевой конь тяжело вздохнул, мотая головой, и Трайанал мысленно покачал собственной головой. У любого, кто хорошо знал Винди (иначе известного как Дующий Ночной Ветер), не возникло бы никаких проблем с определением настроения своего всадника по языку тела жеребца. Не то чтобы было очень вероятно, что Трайанал был единственным, кто думал о том, о чем он думал в данный момент.
— Никогда не любил туман, милорд, — непринужденно сказал сэр Ярран Бэттлкроу. Трайанал повернул голову, и старший рыцарь криво улыбнулся ему. — Похоже, мы с вами уже бывали в таком раньше, не так ли, милорд?
— Я сам только что об этом подумал, — признался Трайанал, вспоминая самую первую битву, которой он когда-либо командовал... и как утешал его сэр Ярран и в тот раз. Винди тоже был под его седлом в тот раз, теперь, когда он подумал об этом. — Но, по крайней мере, здесь нет проклятого болота, в котором они могли бы прятаться!
— Не знаю, насколько туман улучшил ситуацию, — философски заметил сэр Ярран, поудобнее устраиваясь в седле и оглядываясь через плечо на ожидающую легкую кавалерию. — По крайней мере, этого не было бы, если бы мы были теми, кому пришлось идти за ублюдками.
— Я бы предпочел, чтобы никому не приходилось идти за ними вслепую, — немного раздраженно сказал Трайанал. — И при такой видимости, как сейчас, нам придется подойти прямо к ним, если все пойдет по плану. Разве это не будет весело?
Сэр Ярран издал звук недовольного согласия и вытянул шею, вглядываясь вверх в надежде обнаружить, что солнце внезапно решило взойти на небесах и прогнать наземный туман. Вместо этого все, что он увидел, был еще один туман, холодный, влажный, густой... и совершенно не по сезону.
Он опустил взгляд на мокрые ветви кустарниковых деревьев, среди которых пристроились члены командной группы Трайанала. Они находились дальше от основного корпуса, чем сэру Яррану действительно нравилось. На самом деле, это заставило его позвоночник неприятно зачесаться, хотя его гораздо больше беспокоило то, что что-то случится с Трайаналом, чем то, что случится с ним лично. И, при нормальных обстоятельствах и против другого врага, он бы тоже не беспокоился так сильно о Трайанале, как он. Но упыри были ослепительно, невероятно быстры, и, несмотря на свои размеры, проклятые твари двигались как призраки. Потом у них было это острое обоняние. Говорили, что упырь может учуять пролитую кровь на расстоянии более лиги. Яррану было трудно в это поверить, но он был готов признать, что их обоняние соответствовало обонянию самой прекрасной охотничьей собаки, которую он когда-либо видел. Что означало, что вполне возможно, что один из них уже почуял присутствие сотойи, и в этом случае только боги знают, сколько из них может порхать в тумане прямо сейчас, вне поля зрения. И если одному из них взбредет в голову то, что сошло за ум упыря, начать атаку на молодого командира кавалерийских войск...
Прекрати это, твердо сказал он себе. Этого не произойдет. И даже если это произойдет, ты мало что сможешь с этим поделать, если только не хочешь, чтобы парень спрятался где-нибудь в задних рядах, и ты знаешь, как хорошо сработало бы это предложение!
— Боюсь, вы, вероятно, правы насчет луков в этом деле, милорд, — мрачно сказал он через мгновение. — Все равно и все такое, но это также уберет их дротики.
— Ты полон решимости найти светлую сторону, не так ли? — Тон Трайанала был кислым, но в довершение он одарил сэра Яррана улыбкой. Затем он посерьезнел и повернулся к одному из своих помощников. — Возвращайся вдоль колонны, Гартиан. Скажи им, что это будут копья и сабли, а не луки. И, — он поднял руку, останавливая, когда курьер начал разворачивать своего коня назад, в тыл, — скажи им, что любой, кого я увижу несущимся вперед без кого-либо, кто прикрывал бы его фланги, пожалеет, что родился на свет... при условии, что он, во всяком случае, проживет достаточно долго, чтобы я мог оторвать ему голову. Ясно?
— Как хрусталь, милорд! — Гартиан ответил широкой улыбкой.
— Тогда иди. И говори потише, пока передаешь сообщение.
— Есть, сэр! — Гартиан хлопнул себя по груди в знак признательности, повернул коня и быстрым галопом поехал назад вдоль конной колонны.
— Думаете, Юргаж и сэр Вейжон будут придерживаться графика, милорд? — спросил Ярран более тихо, когда затих глухой стук грязных копыт.
— Я уверен, что они это сделают, — ответил Теллиан. — Поверь мне, Ярран, — он повернулся и спокойно посмотрел в глаза своему подчиненному, — единственное, чего они не собираются делать, это оставлять нас болтаться здесь в тумане одних.
* * *
— Не могли бы вы перекинуться парой слов с Хранителем Равновесия по поводу этого тумана, сэр Вейжон? — проворчал Юргаж Чарксон, размахивая рукой перед лицом, как человек, пытающийся отмахнуться от мухи. Это заставляло его выглядеть немного глупо, подумал Вейжон, не то чтобы он собирался что-то говорить по этому поводу.
— Боюсь, погода находится в ведении Чемалки, а не Томанака, — ответил он.
— Жаль, — почти проворчал генерал из Кровавых Мечей. Он начал добавлять что-то еще, вероятно, что-то довольно едкое, подумал Вейжон, но остановил себя, и защитник криво улыбнулся.
Юргаж был одним из градани, которые все еще удивительно мало обращались к каким-либо богам, Света или Тьмы, размышлял Вейжон. Из того, что он узнал о борьбе градани за выживание в течение последних двенадцати столетий, Вейжон не мог по-настоящему винить их за то, что они придерживались мнения, что ни один бог не оказал им никакой помощи во время этого процесса. Томанак всегда пользовался среди них определенным неохотным признанием как единственный Бог Света, которого воин мог по-настоящему уважать, хотя (как бы ему ни было неприятно это признавать) Крашнарк пользовался почти таким же уважением. Чаша весов склонилась в пользу Томанака, когда Он раскрыл правду о Раже всем градани через Базела, но, вероятно, было бы слишком ожидать, что все градани повсюду немедленно примут Богов Света после стольких столетий.
Не то чтобы он мог не согласиться с горячим желанием Юргажа, чтобы какой-нибудь бог взял на себя смелость рассеять неожиданный туман. Если бы существовал какой-то способ сообщить об этом Трайаналу, Вейжон испытал бы искушение предложить им полностью отменить атаку, пока погода не прояснится. К сожалению, не было никакого способа передать сообщение сотойи, не рискуя, что какой-нибудь курьер собьется с пути и, вероятно, налетит на врага, в этом тумане, что означало, что их обнаружат.
И разве это не должно было быть весело?
Упыри были не теми, с кем любой человек в здравом уме, даже градани, хотел бы вступить в рукопашный бой. Они были конструктами из Войн волшебников, обрекших Контовар на гибель, и никто, казалось, не знал, как кто-либо из них добрался до Норфрессы. К сожалению, они были не единственными... менее чем желанными отголосками Падения, которое докатилось до Норфрессы. На самом деле, до недавнего времени ни один сотойи не делал большого различия между упырями и градани, и в некотором смысле, особенно учитывая то, как тайно порабощенные градани служили ударными отрядами поклонников Карнэйдосы во время Войн волшебников, это было не так уж трудно понять. Но даже сотойи в их худшем проявлении признали, что упыри были гораздо более опасны, чем градани, и не просто потому, что у них были еще более неприятные личные привычки.
