— А кто он — этот Седой?— спросил Сергей. Колоритная была личность и в чем-то загадочная. По крайней мере, в Игре такого не было.
— Он основатель и командир группы Щит. Он работал в этих краях еще до того, как все началось, и своими глазами видел, как появлялась Зона. Мало кто знает о ней столько, сколько он...
Пока шли в сторону сухогруза, Кузьма думал, что именно там их разместят на ночь. Сапожков вырос на Волге и видел подобные корабли, но на борт не поднимался. Впрочем, дело в другом. Это был ТОТ САМЫЙ корабль, из Игры, только настоящий. И раз появилась возможность прогуляться по его палубе, то почему бы и нет?
— Откуда он здесь?— спросил Сапожков, даже не заметив, что перебил говорящего Егора.
— Давно уже здесь стоит,— вяло ответил Егор. Наверное, часто приходилось отвечать на этот вопрос.— На нем, сразу после аварии на ЧАЭС, вывозили радиоактивный мусор. По окончании работ он фонил, как реактор, поэтому его загнали в заводь ниже по течению и бросили до лучших времен. Со временем протока в Заводь заилилась. Сама она пересохла, а радиационный фон уже после первых Выбросов стал более-менее приемлемым, но жить в нем я бы не советовал.
Егор остановился перед бытовкой, в которой вместо стекол были наварены стальные листы. Дверь была заперта на навесной замок. Егор снял его, распахнул дверь и вошел первым.
— Побудете здесь до утра,— сказал он, зажигая керосиновую лампу, стоявшую на столе.— Поесть вам сейчас принесут.
Парни неуверенно вошли в бытовку, которая больше напоминала тюремную камеру. Слева вдоль стены две панцирные койки с матрасами и подушками, но без одеял. Между ними вытянутый стальной стол с такой же лавкой — и тот, и другая были прочно приварены к полу. В дальнем углу стояло ведро. Даже не заглядывая в него, можно было смело предположить — это параша. Но ничем непотребным не воняло, что само по себе хорошо.
Подарив "гостям" свет, Егор вышел, не забыв запереть дверь на замок.
— Попали...— пробормотал Сергей и тихо подошел к двери. Хоть и слышал скрежет замка, все же решил проверить. Так и есть — их заперли.
— Да вроде нормальные люди,— сказал Кузя. В отличие от Уфимцева, он не видел повода для беспокойства. Седой показался ему добрым, а главное, рассудительным человеком. Он точно во всем разберется. Да и вообще, "татарину" было с чем сравнивать. Нынешняя тюремная, по сути, камера выглядела номером-люкс по сравнению с подвалом, в котором его держали бандиты. Да и обращение совсем иное.
А Сергей не унимался, прихватив лампу, прохаживался по бытовке в поисках способа обрасти свободу. Увы, сплошная сталь — на окнах, на стенах, на полу. Тут даже у крысы не было ни малейшего шанса. Поняв это, Уфимцев вернул лампу на стол и опустошенно уселся на кровать.
— Что делать будем?— спросил он Кузю.
— Не знаю, как ты, а я хочу есть и спать.
— Вот-вот, тебе лишь бы брюхо набить да покемарить. Как баран, которого специально откармливают на убой.
— Скажешь тоже,— нахмурил кустистые брови Сапожков.— Я же говорю: люди адекватные, разберутся.
— Мне бы твою уверенность... Седой этот... какой-то он... мутный... Когда он смотрел на меня, казалось, будто рентгеном просвечивает — аж мурашки по коже. А глаза такие добрые.
— А может, они правы, и Храмовники эти на самом деле за нами охотились?
— На кой мы им?
— Не знаю. Для опытов, например. Мы ведь необычные.
— Ага, супермены на минималках... Да и откуда им было знать о том, что мы... необычные?
— Есть много, друг Горацио, на свете, что и не снилось нашим мудрецам,— неожиданно блеснул эрудицией Сапожков.
— Вот сейчас ты меня удивил. Но не убедил... Рвать когти отсюда надо.
— Из этого железного ящика?— усмехнулся Кузя.
— И из него, и из Зоны этой проклятой.
— Да ладно тебе! Все будет хорошо, вот увидишь.
И это говорил человек, который боялся даже собственной тени. По идее это именно он должен был паниковать, оказавшись в частности взаперти, а в общем — в сложившейся ситуации. Или ему даже на это ума не хватало?
Лязгнул замок, открылась дверь и в бытовку вошла женщина лет тридцати в кожаной куртке, с платком на голове и с кобурой на ремне. Точно комиссарша из далекого прошлого. Отчего-то недовольно глянув на обоих, она поставила на стол термос с едой, состоящий из трех контейнеров. Потом грохнула о стол ложками, которые достала из кармана куртки, и пошла на выход.
— А компот?— брякнул Кузя.
Она даже не обернулась, вышла, заперев за собой дверь.
Кузю ее молчание ничуть не расстроило. Потерев в азарте ладони, он раскрыл верхний контейнер с кусочками хлеба, снял его и с наслаждением вдохнул потянувшийся к потолку парок.
— Греча с тушенкой,— облизнулся он.— Обожаю!
Вторую нижнюю часть термоса он придвинул Сергею:
— Налетай!
Как ни хотелось есть Уфимцеву, голод затмевала не покидавшая его тревога. Он долго ковырял ложкой горячую и на самом деле вкусную пищу, но думал все время о насущном.
Сапожков же, не останавливаясь, заглотил всю гречку, сытно отрыгнул и погладил животик.
— Хорошо-то как!
Заметив, как жадно он смотрит на ополовиненную тару Сергея, тот молча сдвинул ее в его сторону, а сам встал с лавки.
— Спасибки!— Кузя не стал отказываться от добавки и схватил со стола уже начисто облизанную ложку.
Сергей же вернулся на кровать, улегся, закинув руки за голову, и под звонкий стук ложки по дну контейнера неожиданно для себя отрубился...
Сон, длившийся по внутренним ощущениям мгновение, был прерван оглушительным взрывом, раздавшимся снаружи. Эхом прозвучал дробный стук по стенам комьев земли и чего-то более прочного, мелкого и звонкого. Бытовка вздрогнула так, что Кузя выпал с кровати, перевернулся, да так и замер встав на карачки — от неожиданности и ужаса конечности отказывались подчиняться. Тело сотрясала крупная дрожь, сердце готово было выпрыгнуть из груди, а в голове металась всего одна мысль: пусть это будет страшный сон. Но нет. Приглушенно, словно издалека, раздались выстрелы — одиночные и короткими очередями. В ответ прозвучали такие же, но уже гораздо ближе, редкие и нестройные вначале и постепенно нарастающие со временем. А потом снова прилетело совсем рядом, и опять бытовку тряхнуло, как картонную коробку.
Серега тоже проснулся от первого взрыва, скинул ноги с кровати и замер, прислушиваясь и пытаясь понять, что происходит снаружи. Когда зазвучали выстрелы, он инстинктивно вжал голову в плечи и посмотрел на "татарина", стоявшего на карачках и дико озиравшегося по сторонам — благо керосинка по-прежнему горела на столе. Глаза у Кузи были безумные от страха. Да и самого Уфимцева изрядно трясло, и чем дальше, тем сильнее. Хуже некуда — оказаться в ограниченном пространстве, не понимая, что происходит вокруг, и не имея возможности маневрирования.
Или?
Он встал с кровати и направился к выходу. В этот момент рвануло во второй раз. Серега сжался, как пружина, готовый в любой момент распластаться на полу, но снова бытовка стойко выдержала ударивший по ней град осколков. Обогнув приходящего в себя Сапожкова, он приблизился к двери, подергал за ручку.
Заперто.
Уфимцев стукнул по ней пару раз ладонью, потом начал колотить руками и ногами.
— Эй, там, есть кто живой? Выпустите нас отсюда!
Находясь в бытовке, он не чувствовал себя в безопасности — чай не бункер какой, прямого попадания снаряда не выдержит,— ошибочно полагая, что снаружи его шансы уцелеть значительно выше.
А снаружи творился настоящий Адъ и Израиль — как любил говорить один знакомый Уфимцева. С обоих сторон гулко работали пулеметы, автоматные очереди не смолкали ни на мгновение, как будто имели нескончаемый боезапас, на их фоне все еще можно было различить одиночные винтовочные выстрелы и раскаты чего-то мощного — как будто кто-то сваи забивал редкими ударами. Взрывались гранаты, туда-сюда прилетало что-то более весомое. Время от времени щели дверного проема четко очерчивались рвущимся внутрь бытовки ярким светом запускаемых осветительных ракет.
— Откройте, сволочи!— срывался на визг Серега и долбил в дверь всеми конечностями.
И она открылась — Уфимцев даже не услышал привычного скрежета замка. На пороге стоял Егор, в штанах и майке, покрытый свежими царапинами и потеками крови, с автоматом в руке. В свете перемигивающихся и медленно падающих на землю элементов осветительного снаряда его лицо выглядело инфернальным.
— Выходите и быстро за мной!
Сергей, только что рвавшийся наружу, замер, глядя на рассекавшие местность трассеры, дульные вспышки, ослепительные взрывы гранат и снарядов. И грохот — давящий на уши, разноголосый грохот всевозможного оружия. Только сейчас он понял, что бытовка была не самым плохим укрытием.
Но у Егора было иное мнение. Он схватил Серегу за рукав и выдернул наружу. Сделал шаг в бытовку, чтобы помочь второму пассажиру, но Кузя более-менее оклемался и не стал дожидаться применения к себе насилия:
— Я сам.
Правда, увидев происходящее снаружи, он метнулся было назад, но Егор пришел ему на помощь, протянув крепкую дружескую руку, схватившую "татарина" за ворот и выдернувшую из уютного домика.
— За мной!
Егор пытался расшевелить парней, находящихся в ступоре от происходящего. Сергей впервые оказался в подобной ситуации. И то, что в Игре выглядело обыденным, в реальности оказалось жутким до усрачки. Он понятия не имел, как вообще можно выжить, когда все вокруг горело и взрывалось?
Кузе же довелось уже побывать в схожей передряге, когда они с Саньком выбирались с бандитской Базы. Но легче от этого ему не стало. Наоборот, воспоминания о том, как они тогда чудом выжили, делали ноги ватными, а тело неповоротливым. Впрочем, ТОГДА все происходило будто в тумане. Это уже потом, переваривая случившееся, он ежился, не представляя как уцелел. Сейчас же, находясь в трезвом уме и твердой памяти, страх сковывал и парализовал.
Егор злился. Он то подталкивал одного, то тянул за собой другого, рычал от собственной беспомощности и тупости "гостей". Потом, когда они добрались до ближайшего укрытия и спрятались за бетонными плитами, он попытался объяснить парням ту задницу, в которой они оказались:
— Это Храмовники, они пришли за вами. Понятия не имею, что им от вас нужно, но Седой считает, что вы ни в коем случае не должны попасть к ним руки. Эти черти прут со всех сторон, они как с цепи сорвались. Ситуация хреновая, но не безнадежная. Я помогу вам выбраться отсюда. Слушайте меня, и останетесь живы. Наверное...
Сергей слушал его рубленные фразы, а сам смотрел на застывшее под ногами тело вчерашнего знакомца, который засыпал парней вопросами. Пуля прилетела ему в глаз, разворотив пол-лица. Кроме него были и другие жертвы. Скользнув взглядом по сторонам, он насчитал шестерых погибших. Страшнее остальных выглядел труп неизвестного, вернее, его верхняя часть, лежащая на краю воротки, которую быстро заполняла вода. После того, как его разорвало пополам, он был еще жив и пытался выбраться из ямы, да так и застыл, продолжая цепляться за землю.
А бой все не умолкал, хотя интенсивность его немного спала. Жители Заводи отстреливались из укрытий, перемещались короткими перебежками, стреляли в темноту по вспышкам, а то и наугад. Седой был еще жив. Он расположился в пулеметном гнезде и, время от времени поглядывая в прицел, посылал пулю за пулей. Еще один пулемет стоял на крыше палубной надстройки сухогруза. Но ему не повезло. Снаряд гранатомета выбросил стрелка из укрытия — Сергей видел, как, кувыркаясь словно тряпичная кукла, полетело вниз разбитое тело. В смотровую вышку тоже прилетело что-то мощное, но случилось это раньше. Теперь на ее месте торчали лишь огрызки опорных свай.
Впрочем, и Храмовникам доставалось неслабо. Один из бэтеэров, пытавшихся прорваться в Заводь, был то ли подбит, то ли он подорвался на мине — не разглядеть. Но чадил он знатно. Другой все еще вертелся на границе света и тьмы. Ухнуло совсем рядом, с резким шипением к цели устремилась ракета. Летела она не по прямой, а как-то затейливо, непредсказуемо. Водитель бронированной машины заметил выстрел, дал по газам так, что БТР дико взревел, но расстояние было не особо большое — метров двести,— и ракета прилетела аккурат в бочину. Машина продолжила движение, но, скорее, по инерции, даже успела частично укатить за кусты, где и увязла с заглохнувшим двигуном.
А потом Серегу накрыло так, что он схватился за голову, которая готова была лопнуть изнутри. Резко заткнулся Егор и тоже согнулся в корчах. Кузя держался за голову и выл выпью. Да и остальным досталось неслабо. Побросав оружие, люди стонали, извивались и кричали от боли. Правда, недолго. Громко прозвучала короткая очередь из пулеметного гнезда, и тут же наступило облегчение.
Догорев, погас осветительный снаряд. Стрельба стихла окончательно. При свете полыхавших тут и там очагов возгораний было видно, как уцелевшие вставали с земли и поднимали оружие. Встал и Егор. Уфимцев увидел, что у того из ушей текла кровь. У него самого кровоточил нос, да и голова все еще кружилась.
И в этот момент из темноты прозвучал зычный громкий голос:
— Не стреляйте! Давайте поговорим!
Выстрел все же произошел — кто-то запустил сигнальную ракету. Благодаря ей Сергей увидел, как из темноты вышел человек в странном, но уже знакомом защитном костюме, похожий то ли на космонавта, то ли на робокопа.
— Не стреляйте!— повторил он. Его голос из-за маски на лице, усиленный техническими средствами, звучал неестественно, но разборчиво.— Меня зовут Агдал. Вы знаете, кто я, и знаете, что значит мое слово. Вы окружены, сопротивление бесполезно. Довольно смертей! Отдайте нам тех двоих мальчишек, которые вчера пришли в ваш дом, и мы уйдем. Седой, пожалей своих людей! Ты ведь знаешь, чем все это закончится. Как знаешь и о том, что смерть — не самое страшное, что их ожидает в случае отказа. Будь благоразумным! И еще... Подойди ко мне!
Говоря последнюю фразу, он слегка обернулся назад. Из сумерек вышел человек, выглядевший на фоне Агдала маленьким и немощным. Висевшая в небе ракета светила достаточно ярко, чтобы Сергей его узнал.
— Антон?— узнал его и Кузьма, но не поверил собственным глазам. Он-то считал бульбаша погибшим еще там, в Долине Аномалий. А он, оказывается, жив. Но что он делает среди Храмовников?
Кузя высунулся из укрытия. Да и Серега не сдержался, показался на глаза старому знакомому. Их тут же загнал обратно Егор, но Антон успел заметить обоих, приветливо улыбнулся и пробормотал:
— Ребята...
То, что случилось с ним за последние дни, он помнил более-менее. А вот прошлое всплывало в памяти фрагментами. Как будто КТО-ТО подавал ему разрозненные страницы, вырванные из книги жизни. И именно ОН решал, какие именно страницы нужно прочитать Антону. Этих двоих он хорошо знал, но не помнил, когда и как он с ними познакомился. С ними было связано что-то светлое, теплое, домашнее, но что именно, Тышкевич не знал. И, тем не менее, он был рад их увидеть. И он помнил о том, что им нужно было сказать. А если бы и забыл, время от времени звучавший у него в голове ГОЛОС напомнил бы об этом.
