На последних двух машинах, на обеих бортах, через трафарет был нанесен одинаковый тактический знак — Бык или зубр.
После такого обстрела, особо на трофеи не рассчитывал. Но документы, карты, несколько более-менее уцелевших блоков радиостанций, наушники, пару почти целых полотнищ синего брезента, боченок какого-то масла, пулемет с перебитым стволом, патроны, стереотруба, несколько пистолетов и пара автоматов, с десяток ручных гранат.
Когда закончили трофеить, связался и доложил о произошедших событиях, и получил категорический приказ любым способом превратить в полностью непригодный хлам подбитые машины.
Тут уже пришлось мне залазить внутрь самоходок и из уцелевших снарядов и ручных гранат мастерить незатейливые фугасы, заодно показывая и рассказывая обучать одного хлопца. Подрыв осуществили с помощью куска полевого кабеля вместо веревки. Осмотр взорванных машин показал практически уцелевшие: ходовую часть и моторные отсеки. Для уничтожения двигателей использовали 'Шилку'. Подъехав метров на пятьдесят, она в упор расстреляла двигателя через открытые люки, катки ходовой облили немецким же бензином и подожгли. Горящая резина густо чадила и ужасно воняла. Столбы дыма поднимались к небу практически вертикально.
На этом месте мы дождались остальных, что бы снова разделится. В 'Шилках' еще оставался хороший запас снарядов, и их решили отправить прикрывать полки 87 стрелковой дивизии. Так же разделились и ПРП с КШМкой.
На небольшом военном совете, наши артиллеристы решили, что 'Шилки' будут в первую очередь прикрывать каждая по артиллерийскому полку дивизии и одновременно поддерживать устойчивую связь с передовыми наблюдательными пунктами, в качестве которых будут выступать ПРП на базе БМП, и КШМ на базе МТЛБу. А я на БТРе буду вести разведку в северо-западном направлении, относительно места стоянки дивизиона, т.е. в направлении города Ковель.
Прежде чем разъехаться, нужно было вместе проехать пару километров до нужной развилки. После того как наша колонна разделилась, приказал загнать БТР под раскидистую иву, и отправив пару солдат наблюдать за местностью, разложив карты, принялся изучать маршрут движения.
В моем распряжении было несколько карт: наша генштабовская, но она сильно не соответствовала текущей обстановке, наша, которую удалось выцаганить у помощника штаба полка, это была карта составленная еще до первой мировой, с внесенной корректировкой сорокового года и трофейная немецкая. Сравнивая последние две, убедился, что трофейная карта составлена по материалам более поздним, чем наши, и следовательно намного точнее наших. Вот интересно, откуда немцы смогли получить такую точную информацию? Понятно откуда — аэрофотосъемка, зря что ли они перед войной в нашем небе делали вид, что заблукали! Взять любой населенный пункт, на нашей карте он обозначен условно, группой черточек, а на немецкой карте такого же масштаба, показано размещение всех зданий и сооружений, их истинная конфигурация, или вот здесь у моста три знака 'дерево', с точной привязкой к местности. Что самое смешное, что утром проезжая через этот мост, действительно видел эти три дерева. Ну что же, будем воевать по немецким картам. Почему то вспомнились рассказы деда о войне. Рассказывал он и о картах, и наших, и немецких. Запомнилось, что всю войну нашим командирам пользоваться трофейными картами запрещалось. Во-первых, потому что воевать нужно всем своим, во-вторых, они могут быть искусственно искажены, чтобы ввести нас в заблуждение. Трофейные карты у них отбирали, но все равно на фронте предпочитали пользоваться трофейными немецкими, достаточно точными, на них только надпечатывали русские названия. И лишь к началу 1944 года, по рассказам деда появились настоящие карты, выпущенные для районов боевых действий, а до этого те карты, что попадались под руку на фронте, далеко не отражали действительности: секретность зашла так далеко, что все изображения были изувечены до неузнаваемости, натуру показывали условно и были скорее туристскими, учебными, но не военно топографическими. А уж сколько из за отсутствия карт попало наших в 1941 году в ловушки, окружения, и чаще всего именно потому, что не было карт местностей, где разворачивались бои. Недаром была горькая шутка: сельские мальчишки разговаривают: 'Гляди, командиры понаехали, карты развернули, сейчас дорогу будут спрашивать!' Поскольку воевать собирались 'малой кровью, на вражьей земле', поэтому необходимых для военных действий карт нашей территории выпустить никто не позаботился.
Наметив по карте маршрут движения, двинулись дальше. Первым ориентиром было небольшое село. Точное название мне было непонятно, так как было написано по немецки. Нашу карту не доставал, потому что все внимание уходило на наблюдение за местностью.
Проехав по дороге несколько километров, сначала заметили облако пыли, подъехав ближе смогли определить что это небольшая колонна пехоты, которая почему-то расположилась на обочине дороги. Что бы не привлекать к себе лишнего внимания, мы съехали с на обочину, и двинулись в обход, в сторону села, срезая судя по карте хороший кусок. Не успели мы подъехать ближе к этому селу, и тут к нам обратились какие-то пехотинцы, хоронившиеся в кустах: "С церкви бьет пулемет, и мешает нашему продвижению!".
Подняв к глазам бинокль я начал рассматривать село, там на отшибе, действительно, стоит какая-то то ли колокольня, то ли часовня, и уже какие-то люди по полю бегают... Расстояние до неё с километр. Хотя она была и одна, все же уточнил, показывая на неё рукой:
— Эта?
— Эта, эта! — и мотая коротко подстриженной головой продолжил — идем, мы значится по дороге, а он как стрельнет по нас с палимёта, да не раз. Уж лежим все, голову прячем, а он все поливат, да поливат!
Дав приказ развернуть башню и открыть огонь по готовности. Первая очередь из КПВТ в три патрона прошла в стороне, затем внеся поправки наводчик опять открыл огонь, и со второй очереди он этот пулемет накрыл... Понемногу стрельба в селе стихла, и пехота начала строиться в колонну. Мы же не стали ждать, когда начнут выяснять кто подавил пулемет, двинулись дальше.
Судя по карте, после этого поворота, дорога дальше идет прямо несколько километров. Слева от неё протянулся обширный луг, задорно зеленея густой травой. Только внимательно присмотревшись можно заметить, что он колышется — болото. Зато справа, плавно уходя вверх расположилось ржаное поле, за которым зеленела небольшая роща.
Вдруг из ржи, росшей около самой обочины, точно спугнутая перепёлка, выскочила простоволосая женщина с ребёнком на руках. Дико крича, спотыкаясь на невидимых кочках, путаясь в длинном подоле юбки, падая и подымаясь, прижимая к себе дитё она бежала к деревьям.
Спрыгнув с БТРа, я быстро догнал её. Несколько мгновений она смотрела на меня широко раскрытыми, ничего не видящими глазами, в которых плескался животный ужас и вдруг, видимо, узнала во мне своего, и прижавшись к моей груди и долго молча рыдала. Я с трудом успокоил её.
— Ну все, все... — успокаивал её я, — что с малышом, пить будете?
Она молча кивнула несколько раз головой. Сняв с пояса фляжку дал ей напиться и умыть пацаненка. Со слов узнал, что она жена пограничника. Утром, когда началась война, она была на заставе. Муж прислал ей записку: 'Забери из больницы сына и как можно скорей уходи. Подожги канцелярию заставы'. Канцелярию она подожгла, потеряв при этом драгоценное время, потому что, едва выбежала на дорогу, как немцы показались у заставы. С трудом пробралась она в больницу, схватила на руки своего больного ребёнка и выбежала на окраину. Вот уже несколько часов она бежит полями на виду у немецких танков, унося на руках сына, худого, как скелет, в котором едва теплится жизнь. Она ничего не пила и не ела, щёки ввалились, глаза, как у безумной, но как загораются они, когда она смотрит на больного сына!
— Что с сыном?
— Воспаление легких.
— Ну ничего, все обойдется, вот отвезем вас к нашему врачу он вылечит! Все как рукой снимет.
Мелькнувшая в её глазах надежда тут же погасла.
— Ты что мне не веришь?
— Я сама врач, и все понимаю, ему нужна сложная операция, резекция легкого... — с горечью ответила она.
— Поживем, увидим сестренка... — встав с земли, я замахал руками нашим на БТРе. Через пару минут машина стала рядом и забрав нас заехала в рощу, в тенечек.
Перед тем как выйти на связь с дивизионом, опросил Ульяну, где и когда она видела немцев. Уверенно сориентировавшись по карте, она показала пальцем:
— Немцы в трёх километрах отсюда, в этом селе, я только-только оттуда...
Точно подтверждая её слова, где-то далеко ударили немецкие пушки. Доложив последние разведданные, доложил об Ульяне, её сыне и болезни малыша.
— 'Брикет', оставайтесь на месте, через пять минут выйду на связь, как понял?
Прошло буквально пару минут, как на нашей волне вышел на связь врач и выяснив, что мать мальчика тоже врач, задал ей несколько вопросов. Потом микрофон и наушники снова передали мне. Нам приказали ждать 'кукурузник' санавиации, который доставит больного на аэродром, там уже будет ждать врач. Было слышно как, с той стороны кто-то отдает приказ на вылет, уточняет наше местоположение и получает данные воздушной обстановки в нашем районе.
Минут через двадцать на поляну за рощей приземлился АН-2. Быстро приняв на борт Ульяну с сыном, самолет
лихо развернулся и взлетел.
У меня на душе ощутимо полегчало. Доложив об отправке борта, получил приказ на дальнейшее ведение разведки.
Солнце над шоссе уже стояло довольно высоко, и жарило немилосердно. Под редкими деревьями тени почти не было. Двигатели БТРа, надрываясь на подъемах, упорно толкали тяжелую машину вперед по дороге. Колеса поднимали с земли густые клубы пыли, которая хрустела на зубах, лезла в глаза, залепляла нос и рот. От зноя, пыли и чада выхлопа нет никакого спасения, и только запас воды в термосе спасал нас. Так в клубах этой надоедливой пыли, среди многочисленных западно-украинских хуторов и садов, без привала, километр за километром переносили мы этот марш, насквозь мокрые от пота, грязные и безразличные ко всему, мечтая только о привале и холодной речке. К двум часам дня мы с трудом преодолели лишь половину запланированного пути, и конца-края этому видно не было. Удивительнее всего было то, что немецкая авиация, активно проявившая себя утром, теперь затихла. Только три раза, над нами пролетали отдельные самолеты с крестами. За очередным поворотом дорогу пересекла быстрая прозрачная небольшая речушка, скорее даже ручей. Перемахнув ее вброд и взобравшись на крутой край обрыва, водитель БТРа вынужден был дать резко влево. И вовремя. Еще секунда-другая, и мы снесли бы с обочины в кювет
грузовик на трехосном шасси. Рядом на жухлой траве в разных позах расположились пятеро военных в комбинезонах.
Спрыгнув с брони, пока меня не накрыло облако пыли, подошел и поздоровался:
— Привет славяне! Чего стоим, кого ждем?
— Привет, коли не шутишь! Это кто же вы будете, такие красивые? — ответил один из них, внимательно и настороженно рассматривая меня и БТР.
— Разведка, а вы кто такие будите?
— А мы ремонтники.
— Загораете?
— Ага, как раз после немецкого налета! — со злостью ответил ремонтник, и сплюнул в пыль.
— Так вы же ремонтники, что починить не можете? Правильно говорят — сапожник без сапог!
— Такое не чинят, идем покажу. — С этими словами он подвел меня к капоту автомобиля и открыв заслонку показал причину остановки. Блок цилиндров был разворочен прямым попаданием чего-то крупного.
— Да... серьезно тут у вас!
— Слышь разведчик, а нам вроде с тобой в одну сторону? — начал ремонтник издалека.
— Ну...?
— Возьми на буксир, а? Сто пудов на дороге есть наша отставшая техника. Мы же в техническом замыкании были, как раз на такой случай! До первого обломавшегося? Мы его в чувство приведем, он нас и потянет, а ты по своим делам дальше поедешь! Давай выручай!
— Давай, черт с тобой! — махнул я рукой.
До этого только слушавшие наш разговор ремонтники, вскочили и начали доставать и цеплять к переднему фаркопу грузовика трос. Наш транспортер, объехав 'летучку', плавно сдал задом, и замер в паре метров от машины. Наш водитель помог закрепить трос на БТРе и, показывая пальцем на задние фонари, наверное объяснял когда надо тормозить.
Плавно тронувшись, БТР без особого напряжения потянул ремонтников за собой. Оглянувшись через некоторое время назад увидел что, несмотря на шлейф пыли тянувшейся за нами, ремонтники повеселели. Впереди был небольшой подъем. Поднявшись на взгорок, увидели недалеко внизу громаду танка, замершего на обочине, съехав левой гусеницей в неглубокий кювет. Впереди танка, метрах в двадцати, точно по центру, полотно дороги было полностью уничтожено бомбой. Уже подъехав ближе, в глаза бросилось, что танковая башня словно хороший дом, да и пушка совсем не детского калибра. Никого из экипажа рядом с танком видно не было. Аккуратно затормозив, мы остановились рядом. Хлопнула дверца ремонтной летучки и выскочивший ремонтник обрадовано крикнул:
— Что я говорил, обязательно кто-то обломается!
— Только танкистов не видно. — Не слезая с брони ответил я.
Видимо что-то случилось с двигателем, так как крышки моторного отделения были открыты, и рядом лежали какие-то железяки.
Обойдя застывший танк, ремонтник что-то говорил — было видно как шевелятся губы мужика. Услышать что он говорит мешал шум от моих движков тихо клекочущих на холостых оборотах.
— Ну-ка заглуши! — По ТПУ приказал водителю. Сразу стало слышно что говорит ремонтник.
— Странно, танк наш, из первого батальона восемьдесят второго полка, где же люди?
Подошедшие остальные ремонтники начали усиленно вертеть головами по сторонам. Один из них ловко забрался по приваренным к башне скобам, и сложив руки рупором крикнул:
— Мужики, есть кто живой?
Из дальних кустов отозвался хриплый голос:
— Старшина, ты штоль?
— Я-то старшина, а ты кто мил человек, что-то не признал.
— Сержант Варбанец.
— Ой не бреши, а то я Володькин голос не знаю, мы с ним в одной самодеятельности выступаем!
— Я это Лукич, я! Ранило меня в шею, вот голос и пропал. А кто это с тобой?
— Разведчиков встретили, помогли они нам. На буксире вот тянут. Выходи не бойсь.
Из кустов на обочину вышло шесть танкистов, у одного из них был пулемет, наверное снятый с танка.
— Володька, чо случилось?
— Во время марша налетели самолеты, стали бомбить колонну. Одна из бомб легла совсем рядом. — Он показал на большую воронку недалеко от танка. Мотор заглох. Пока пытались завестись, все наши ушли, а мы вас ждали.
— А у нас мотор пробило снарядом, теперь новый ставить надо, хорошо разведчики ехали, да мы уговорили их нас на буксир взять. Ладно мужики, лясы поточили, покурили, давай за дело!
Прошло минут пять, и Лукич вытирая руки куском рукава от гимнастерки, пущенной на тряпки, авторитетно заявил:
— Сварка нужна. Двигатель с места сошел, одна опора по пи...де пошла. У нас сварочного аппарата нет, надо в Ковель тянуть, там в передвижной мастерской и аппарат, и специалист по сварке есть. Только вот тянуть нечем, а его, — при этом он хлопнул по броне танка, — только 'Ворошиловцем' тянуть, а их даже в дивизии нет!