Звезд в чаще почти не видно, и по пути сюда удавалось свериться с направлением лишь на полянах ночью — благо, еще не полили дожди, завесив все небо тучами. Но в основном он шел по каким-то неосознаваемым приметам. И вот...
Мальчик бродил, трогал то обломок доски, то обод колодца, пытаясь вспомнить, понять, что сам он здесь делает. Порой на досках и бревнах попадались следы огня, иногда древесина была обуглена так, что при нажатии палец проваливался в черную пыль. В паре мест среди досок он заметил человечьи кости.
Значит, когда-то здесь погибли люди. Сколько их было? Полных скелетов он не отыскал. Вряд ли умерли мирно, в своих домах, а кости растащили звери... звери не приносят с собой огонь.
Почти утонув во мху, мимо него смотрел череп. Мальчик присел наземь, рядом, протянул руку, но так и не коснулся. Не было страха, только жалость и недоумение. Что-то неправильно...
По обломку доски проползла сколопендра, направилась к босой ноге — вот-вот и заберется на нее, обожжет кожу ядовитыми щетинками. Но передумала: живой человек, видно, был ей не по нраву.
Он все еще не знал, зачем он здесь и ходит по этим развалинам, но медлил, не мог покинуть их, словно именно сюда и стремился и теперь не понимал, что делать дальше. Потом стемнело — стремительно, будто вылили ночь из бочки. Ночные птицы закричали на все лады, и между ними послышались голоса, тени зашептались, поднимаясь между бывших стен. Тени гнали его, обвиняли — но в чем, он осознать не мог.
"Все из-за тебя", "Они пришли из-за вас", "Это ты должен был тут лежать, а не мы", — шептали беззвучные голоса. Голоса гнали мальчика прочь.
Ему пришлось уйти в лес, искать себе ночлег там, хотя он больше желал остаться здесь. Мертвых он не боялся, напротив, казалось, они способны что-то важное рассказать ему.
Но ослушаться не решился.
Развернувшись, он пошел прочь, туда, откуда пришел. Там тоже оставалось нечто важное.
**
Астала, настоящее
Рана вела себя странно: вроде затягивалась, но от любого напряжения, иногда и вовсе сама по себе, открывалась. Кайе злился. С каждым днем ему становилось лучше, еще бы он не рвался тут же проверить, действительно ли все уже в порядке. Два раза попытки закончились плачевно.
Держать его в постели никто не пытался, но из дома не выпускали. Благо, он и сам понимал, что заметно ослабел и что, окажись он в луже крови посреди Асталы, только порадует сплетников.
А сплетничать и без него было о чем.
Смерти в далекой долине Сиван обсуждали по всей Астале, от последнего мусорщика до Восьми Родов. Всех интересовало, случайны ли эти смерти, и чем же ответит Юг. Из Долины сюда отправили сообщение с птицами... теперь его содержание знала не только Астала, но и ее окрестности.
Отряд, приехавший за добытым Солнечным камнем, не нашел живых в лагере, но на телах — тех, что не тронули хищники — не было следов насилия. На полу хижины-времянки нашли нацарапанную запись про ядовитое дыхание земли, только ведь написать это мог кто угодно.
А Солнечного камня оказалось добыто подозрительно мало... или северяне из соседнего лагеря поживиться успели?
Некоторые боялись, что начнется война, другие ее желали. Третьи пытались все-таки оправдать северян — зачем им действовать столь бессмысленно-нагло? Да еще их мальчишка в Астале, хоть сестра и сбежала. Соглашались в одном — заложника в живых не оставят.
Айтли хотелось, чтобы все наконец кончилось. Ему еще не сравнялось шестнадцать — около полугода оставалось до совершеннолетия, но он чувствовал себя стариком, уставшим от бесконечных пустых весен и засух. Здесь ведь день шел за год... нет, не день — час. После визита Къятты он, к большому своему сожалению, выжил и даже поправился. Верно, тот не хотел, чтобы для северянина все закончилось слишком быстро и силу ударов соизмерял. Айтли не понял, чем вызвал подобную ярость, но какая, в сущности, разница. Сперва младший его ненавидел, теперь вот от старшего перепало. По-настоящему плохо было одно — он не ощущал сестру. Давно уже. И что с ней, неизвестно.
А теперь-то я кто? — думал юноша, глухо думал, тоскливо. Лачи взял или возьмет, что хотел — наверняка, чем бы это ни оказалось. И даже не справился о племянниках... или только об Айтли? Сестра уже должна быть в Уми, если ничто ей не помешало. Может, и границу Тейит уже пересекла, приближается к дому. Ей повезло покинуть южные леса до ливней; на плоскогорьях погода сейчас сносная. Знает ли Этле о том, что произошло в Долине Сиван? Вряд ли...
Иначе он ощутил бы ее тревогу. Наверное. Теперь уже не проверить, они не увидятся больше.
Так недостойно жить, думал юноша. Словно обмотал огромный паук клейкими нитями и позабыл в углу, и виси, гадай — вспомнит и сожрет или так и задохнешься постепенно от нитей-удавок, или просто умрешь от жажды... от затхлого воздуха.
Шмель разорвет паутину... или убьет паука. Но я просто болтаюсь тут...
Снаружи окликнули. Айтли постарался выбраться из оцепенения. От чекели остались темные полосы подживших ожогов. Со временем наверняка сойдут... сошли бы, но вряд ли успеют. Но не хотел показать их, и потому надевал шионте, стоило подумать, что кто-то идет — со стороны, верно, выглядело, что его знобит от бесконечных дождей.
Гость не стал заходить без приглашения, дождался, пока Айтли разрешит войти. Надо же, будто на севере, где у племянников Лачи было высокое положение...
Руки гостя были открыты, хотя сейчас, в дни начала дождей, многие надевали шерстяные туники с рукавами до локтя. Айтли сразу бросил взгляд на знак и напрягся — Род Арайа, один из тех, от кого заведомо не жди ничего хорошего.
Этого человека раньше не видел. Нет... видел однажды, мельком, когда вся Астала наперебой рвалась поглядеть на заложников. Приятная внешность, и заметно было, что ему нравится это подчеркивать. Но даже по северным меркам его нельзя было назвать разряженным попугаем, как некоторых тут. Разве что волосы убраны чересчур прихотливо. В нем не было никакой угрозы, не то что в Къятте. Только вот знак на плече — пятнистый ихи.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил гость.
Айтли не ответил. Об этом наверняка нашлось кому рассказать.
— Я хотел просто с тобой познакомиться, — продолжил гость, не обратив внимания на молчание. — Мне жаль, что все так получилось.
— Ты пришел мне выразить сочувствие?
— Нет. Даже искреннее было бы... издевательством.
— Тогда о чем ты хотел побеседовать?
— Сейчас это не имеет смысла, а раньше — о севере. То, что вы здесь, могло действительно стать каким-то мостиком между нами и Тейит. Мы ведь плохо знаем друг друга, а что надо — придумываем себе сами.
— Почему же не раньше?
— Пока ты был у Шиталь, не видел смысла спешить. А потом и меня не было в городе, и твоя сестра... Я вернулся накануне праздника.
А потом уже мне не было ни до чего, подумал Айтли. Да и сейчас... Не было желания ни отказывать в разговоре, ни соглашаться, всё не имело значения.
— Я бы согласился, — честно ответил Айтли. — Но сейчас мне уже не до этого.
— В моих силах тебе помочь.
— Мне не нужна помощь, — сказал юноша. Все эти, с золотыми знаками, словно выстроились вдоль стен и сливались с орнаментом, по кругу двигались, указывали на него. То высвечивался, открывая пасть, золотой ихи, то ибис распахивал клюв — кажется, и такой знак у кого-то видел, только линии были темными.
Человек рядом то сливался со змеей орнамента, то вновь из нее выступал; он какое-то время смотрел на Айтли, потом на стену — и тому показалось: он тоже их видит. Человек что-то еще говорил, но Айтли не способен был это разобрать, и тот наконец ушел.
Очень болела голова, и хотелось спать, спать, спать. Поэтому о госте Айтли тут же забыл.
Скоро настал день, когда прислали второе, подробное письмо свидетели из Долины — обо всем, что смогли разузнать побывавшие там следопыты из ближайшего лагеря. Теперь уже пора было принять решение.
Совет собрался в тот же день, но сперва еще раз прочли — вслух, на ступенях Дома Звезд — послание, как свидетели осматривали мертвый лагерь и окрестности, как говорили с рабочими Тейит. Эсса заверили, что не имеют отношения к смерти южан. Объяснили, что узнали о происшествии чуть раньше прибывшего отряда — по гомону птиц и отсутствию дыма костров. Поклялись, что близко не подходили — остановились, убедившись, что лагерь пуст, и пребывали в неведении, люди погибли или просто ушли. А что Солнечного камня мало... видно, столько добыли.
Стих звучный голос человека, читавшего письмо. Затем распахнулись двери в главный зал Дома Звезд. Сегодня, впервые за долгое время, здесь было больше народу — на Совет пришли по три члена каждого Рода, и третий стоял за креслами двоих других. На сей раз ни одно лицо не улыбалось и ни одно не выглядело равнодушным. Первым с согласия Ахатты заговорила Кети Инау, вертя браслет на запястье:
— Эсса врут как плешивый акольи. Чтобы они и не сунулись в подозрительно пустой и тихий лагерь? Спасибо хоть не стали делать большие глаза — мол, мы ничего и не знали. Их допросить бы как следует. Но разве они допустят настоящей проверки?
— А теперь время упущено, — негромко сказала мать Иммы, Улине. — На месте некому было как следует расспросить, даже если бы и решились. Теперь нам никто и на трехдневный полет стрелы не покажет виновников... если они еще живы сами.
— Перед тем, как погибнуть, наши разведчики нашли еще два колодца Солнечного камня... о них эсса не знают, — сказал Тарра.
— Или успели узнать, только думали, мы еще не получили известия. И убили всех в лагере, пока они не отправили доклад о новых месторождениях. Что ж, это все объясняет, — вскинул голову Наста Кауки.
— Значит, люди погибли напрасно, — возразил Ахатта. — Сейчас разрабатывать эти колодцы для северян было бы самоубийством — и признанием. Разве что через несколько весен... если мы позволим им там остаться.
— А мы позволим? — искривив губы, спросила Кети.
Глава Совета — сегодня он пришел не только с постоянным своим родичем-напарником, но и с Къяттой — смерил ее оценивающим взглядом. Кети настроена воинственно, как и половина в этом зале. В самом деле, Север все больше себе позволяет, пробует Юг на прочность и при этом все громче твердит о том, сколь опасна и неудержима Астала. Юг верит и похваляется сам перед собой — ух мы какие!
— Говорите по движению солнца, по очереди, — велел Ахатта. — Каждый может ответить предыдущему или предложить что-то свое.
— Нам дали повод к войне, — задумчиво проговорила Шиталь. — Либо мы обвиняем их — и наносим удар, либо молчим... и дальше нас считают просто мусором.
— Мы обвиним их, и что? Чего мы можем потребовать? Расследования? Кети верно сказала — исполнителей нам никто не покажет. Подсунут невинных и незнающих, а с них что взять?
— Потребовать, чтобы они убрались из Долины.
— Это бессмысленно — Долина ближе к северу.
— Она ближе к Чема. Мы давно ни к чему не обязывали тамошних, пусть платят за долгие годы нашей поддержки.
— Но они и так платят положенное. Стоит ли прижимать наших союзников?
— Еще как стоит. Угроза всегда доходит быстрее.
— Нет, лучше дать Чема послабление в обмен на помощь. Пока они считают себя "младшими братьями", а не нашими слугами и придатками, нам не приходится тратить силы на подавление недовольства.
— Что ж, допустим, Чема даст нам своих людей, чтоб нам не тратить лишнее время на поход из Асталы, а если Север не согласится уйти из Долины Сиван? Все-таки их страна во многом держится на Солнечном камне, а он не валяется на дороге.
— Тогда можно потребовать с них другие земли, которые выберем мы.
— Но на южную половину Долины все равно надо будет привести сотню-другую айо.
Голоса стихли, и Ахатта понял, что слушал с закрытыми глазами — да и говорили собравшиеся длиннее, он лишь отсеял самое главное. Наконец его родич взял слово; редко высказывался публично и, похоже, считался просто тенью Ахатты:
— Мы решаем, как поступить с ворами и убийцами, хорошо. Но все же — зачем Тейит понадобилось это убийство, если это и в самом деле оно? История про чужие колодцы любопытна, но одно дело украсть не тобой открытое месторождение, другое — убить рабочих. А вдруг это все же случайность? Или даже подстроено намеренно, с далеко идущими планами? Иначе... нет смысла. Вряд ли северяне рассчитывали, что после этого могут полностью у нас выкупить месторождение, если не смогли это сделать раньше миром.
— Надо все-таки допросить мальчишку, — поднялся Наста Кауки, нарушив порядок речей. — Сбежала девчонка, и брат ее чуть не удрал... они знали все, я не сомневаюсь. Что они задумали еще, эти крысы?
— Юноша-северянин ничего не знает, — Шиталь посмотрела на говорившего очень приветливо, но тот сел. — Нет смысла спрашивать его о чем-то. Если план и был, то у сестры.
Она перевела извиняющийся взгляд на Ахатту — мол, вас я не обвиняю в сговоре, но... Глава Совета кивнул:
— Я подозревал что-то... Не знал, что именно произойдет.
— Потому что слишком стар, — сказал Хатлахена Арайа.
— Без Ахатты мы бы даже сегодня тут передрались, — раздался негромкий голос Ийа, и замолчали все, даже перешептываться перестали. Племянник, затыкающий дяде рот — зрелище не самое частое, но прилюдно возразить члену своего Рода, когда тот готов нанести серьезный удар по давнему противнику? Так не бывает.
— Что случилось, то случилось. Впереди — долина Сиван, и это куда важнее, — продолжил Ахатта будто ни в чем не бывало. — Мы должны направить туда кого-то из нас, а не отделываться простыми разведчиками. И потребовать, чтобы Север прислал равных нам. Подумайте, кого стоит направить. Послезавтра соберемся снова и назовем имена. Двоих Сильнейших будет достаточно. И еще — подумайте, на что готова пойти Астала, если Тейит не уступит. На что в самом деле готова — не ради красивых слов, перья топорщить мы все умеем. Наши посланники должны будут верить в нашу готовность и силу.
Он готов был распустить Совет, но вмешалась Кети, на сей раз гладившая пальцами золотое кольцо сережки:
— Это еще не все. Решайте, что делать с мальчишкой.
— Северяне нарушили соглашение, зная, что будет. Мальчишка не нужен ни нам, ни северу, — сказала Улине.
Наста Кауки снова поднялся — острый, с голодным взглядом, чуть не облизнулся.
— Круг.
— Я не думаю, что стоит, — задумчиво проговорила Шиталь. Наста обернулся к ней:
— Держать его под стражей — лишние хлопоты. Эсса показали, насколько он нужен им. Почему не поступить так, как разумно, сестра?
Сестра. Примирительно... А Наста продолжил:
— Его можно отдать Хранительнице, но кровь северной крысы... я бы не предложил ей такое блюдо.
Смех прошел по залу.
— Он может умереть в Круге — или его выиграет кто-то из нас.
