1. Лёхин с Шишиком на плече

Оба Шишика недоуменно столпились на правом плече Лехина, попробовали подсмотреть его сны. Не получилось. Человек провалился в такой глубокий сон, что не стоило даже пытаться разобрать что-либо из смутных теней, мелькающих в этой пропасти.

Некоторое время Шишики таращились друг на друга, а потом принялись играть на Лехине. В "кошки-помпошки". Играли в догонялки долго, пока в очередной раз Ник не вкатился на плечо хозяина и не заметил клад. Пискнув, он понесся вперед по вытянутой руке Лехина, Профи — за ним. Почти одновременно оба свалились в урну "Чистый город", где с восторгом принялись за обыск.

Один раз Ник обеспокоенно выскочил на край урны, но, приглядевшись, приветливо присвистнул — этого свиста человеческое ухо не расслышало бы — и вновь юркнул к Профи.

Сейчас шелест звучал гораздо отчетливее, чем раньше его слышал Лехин. Шелест приближался к скамье кругами, невидимки крались неумело...

Постепенно шорох затих, а из куста сирени высунулась собачья башка. Затем пес вылез полностью, за ним — еще один. Оба — те самые "доберманы", которых Лехин видел на рынке и которые показывали ему невидимую стену.

Первый подошел к человеку, осторожно обнюхал лицо и лег под скамейкой. Второй последовал его примеру.

Если б кто бродил вокруг скамьи по стриженым кустам, обнаружил бы здесь целую свору.

Псы молча укладывались спать, сторожа своего недавнего спасителя. Они бы это сделали и раньше, просто не знали, что и как делать. Но сейчас человек в личном пространстве нес определенную информацию, которую псы легко считывали и следовали своеобразной инструкции. Елисей мог быть доволен: маленькое вмешательство в личное пространство хозяина дало великолепный результат — сильных и благодарных телохранителей.

А Шишики наткнулись на скомканные чертежи какого-то агрегата и с упоением плавали в них. Ничего, что бумага мятая, главное — можно растечься по всем линиям и испытать настоящее блаженство, подобное тому, что испытывает кошка, поедая сметану. Блаженство "помпошки" испытали еще и оттого, что Ник сообщил Профи о наличии в доме хозяина большого атласа автомобильных дорог. А еще — школьного географического. А Шишики всегда радуются факту, который есть, и не думают об ожидающей возможности. Возможность — она неинтересна, ведь никто точно не скажет, сбудется она или нет.

43.

Проснулся Лехин оттого, что его собственное бедро начало коротко подвывать, нудно и даже с определенной претензией.

Все кусты и деревья облепила сероватая дымка, зелень стояла неподвижная и странно замковая: так бы выглядел тронный зал в предутреннем замке — тишина, изысканный покой, предугадывающий суету и движение дня. И небо — косо взлетевшее, накренившееся на запад темной густой синью и исчезавшее на высоте востока в нежно-голубой лазури... Лехин даже сквозь листву еще посозерцал бы мяг-кие переходы оттенков синего, если бы не настырное бедро, которое, ко всему прочему, еще и мелко дребезжало. Еще ничего не соображая, вырванный из крепкого сна, Лехин сел. И мгновенно проснулся.

Вся земля вокруг скамьи пропала под собачьими телами. Собаки спали почти друг на друге — во всяком случае, многие воспользовались оказией и блаженствовали, уткнув носы в теплую шерсть соседа. Некоторые, разбуженные непривычным занудливым звуком, подняли головы и зевали.

Не глядя похлопав по бедру, Лехин вытащил из кармана тоскующий на вибрации мобильник. Глянул на экран. Олег? В четыре утра?

— Алло, Олег!

— Лексей Григорьич, Елисей это, — бодро сказала трубка. На заднем плане послышался возбужденный голос: "И мне! И мне поговорить? Хоть разочек алекнуть!" Елисей, кажется, повернулся к просящему и важно сказал: "Не до того сейчас, Касьянушка. Опосля, ладушки?" И уже Лехину: — Лексей Григорьич, поспал маненько — пора и в путь-дороженьку. Можешь и приехать на чем-либо. Время к утру. Зверюги-го, чать, в свою нору забились. Так езжай, времени не трать!

— Не вредничай, Елисей, подержи трубку Касьянушке, — улыбаясь, предложил Лехин, все еще слыша, как канючит привидение. — Я все равно сейчас встану и пойду, на ходу и поболтаем. Кстати, как ты узнал, что я сплю?

— А Шишики на что?

Ага, Елисей и остальные уже в курсе ночных бдений и приключений. Ну и хорошо — рассказывать не надо...

Лехин осторожно встал. Зачем здесь все эти псы? Кажется, не злые, бросаться на человека не собираются. Что за причина заставила их переночевать в сквере, именно вокруг спящего на скамейке? Может, просто наткнулись и?.. Лехин сам наткнулся. Взглядом. Два "добермана" и псинка в кудряшках, слишком приметная, чтобы забыть ее, уже сидели — не лежали — рядом с урной и внимательно следили, как Шишики носятся по краю урны, играя в азартнейшие догонялки.

— Старые знакомцы, — пробормотал Лехин.

— Ой, кто эт там? — заволновалась машинально прижатая к уху трубка тенорком Касьянушки. — Ой, что эт там у тебя, Алексей Григорьич?

— Да ничего особенного. Собаки. Они всю ночь за мной крались, а я все никак понять не мог, почему их не разгляжу.

— Ой, собаки, говорит, там! — завопил Касьянушка в сторону. — Всю-то ноченьку за ним гонялися!

Обстоятельный голос Елисея пояснил паникеру, что собаки безопасны и даже наоборот — всю ночь охраняли хозяина; что пора бы разговор закончить, а то у телефона могут денежки кончиться; и захотят они снова до Лексей Григорьича дозвониться, да не смогут, а где ж другой телефон найти?

— Ишь, какой рачительный домовой у тебя, Лексей Григорьич! — уважительно пропел Касьянушка. — Все-то он знает, обо всем-то он позаботится. Что ж, Лексей Григорьич, доброго здоровьичка тебе да скатерочкой мягкой-гладкой дорога!

— Спасибо на добром слове, Касьянушка, — посмеиваясь, ответил Лехин.

Он почти проснулся , поэтому, разговаривая, настороженно наблюдал за собачьей сворой.

Охранная команда полностью проснулась и постепенно исчезала. Сначала ушли в кусты "доберманы", за ними поплелась белая псинка. Примерно так же расходились и остальные: поднимались, зевали, иногда потягивались и, встряхнувшись, уходили в кусты. Лехин невольно подумал, что уходят они не в одну сторону, а на все четыре. Соберутся ли еще в стаю? Если он сейчас двинется к остановке, последуют ли за ним? Почему Елисей так уверен, что они безопасны? Может, именно он с ними что-то сотворил, отчего они шли за человеком, охраняя?

Последний пес, хромая, удалился.

Лехин присел около урны, приложил к краю ладонь.

— Господа, карета подана. Не изволите ли занять места?

Господа изволили: первым на ладонь скатился Профи и сразу удрал на левое плечо; Ник чуть-чуть не догнал его. Оба без конца хихикали, а на Лехине затеяли вокруг шеи увлекательную игру: надо было выглянуть, заметить противника и спрятаться, пока противник не засек.

— А грязные-то! Слушайте! Вы же в приличных домах живете, хоть бы почистились немного!

Шишики вняли призыву к интеллигентности, степенно уселись каждый на своем месте и принялись за чистку лохмушек, измазанных какой-то слизью и забитых сухими травинками и мелким сором.

Пока Лехин шел из сквера к дороге, "помпошки" пару раз откидывались назад переглянуться за его затылком и вновь хихикали. Так задорно, что и Лехин все время улыбался и старался не думать, что через несколько часов, возможно, придется пожертвовать одним из забавных пушистиков.

... Призраки и домовые с умилением созерцали, как завтракает Лехин. А он не давился под взглядами лишь потому, что ел медленно — в полусне. И есть-то не хотел — уговорили. Глаза закрывались, и Лехин еще про себя удивлялся: так крепко спал в сквере — и снова спать хочется!.. Найти смог только одну причину — "расслабон". Расслабился дома среди сладкоголосых вроде Касьянушки, среди нянек вроде домовых.

— Я... щас... мордой в эту... тарелку...

— Ну что ты, что ты, Лексей Григорьич! — засуетился Елисей, на всякий случай оттаскивая от хозяина тарелку с недоеденной картошкой. — Вставай! Ляжешь в зале на диване, пока дружок твой не проснулся...

— Он еще дрыхнет?!

— Помилуйте, Лексей Григорьич, время-то — шестой час! Пусть спит. Надо б было на работу — давно бы разбудили. А сегодня смена не его. Вот Касьянушка песенок и напел ему колыбельных. Вот и ты сейчас поспишь, силенок наберешься... Давай-давай, вставай. Письмецо дружку напишешь, чтоб не уходил, пробудившись, — и баиньки.

Лехин долго шел по коридору — шесть шагов до двери, — помнил он. Коридор шатался, пол плыл под ногами. Вошел в комнату — и проснулся. Крашеные доски. Надо же. Выглядит сиротливо.

— А палас где?

— Где ж ему быть? На помойке, конечно, — отозвался Елисей. — Все до крошечки собрали, пол всяким средством вымыли-натерли, чтоб духу его здесь не было.

Уточнять — чьего, испорченного паласа или зверюги в образе человеческом, — Лехин не стал. Начал снимать рубашку — вялые пальцы не могли выковырять пуговицы из прорезей. Пришлось снимать через голову. На полпути вспомнил одну думушку. Нет, две. Запутался в мыслях: то ли спрашивать, то ли делиться открытием. Пока путался, застрял в полуснятой рубахе. Плечи дыбом, зато определился.

— А ведь зверюг на одну меньше стало. Уже легче, да, Елисей?

— Какое там, Лексей Григорьич! — вздохнул домовой, залезший на спину хозяина стянуть рубаху с плечей. — Пока Проводник держит дверь открытой, из всегда будет шестеро.

— То есть, если я убью всех шестерых, придет еще шестеро? — медленно спросил Лехин. — Значит, и правда дело только в Проводнике? А почему шестеро? Не больше?

— Как ее... Ах, да, компенсация. Дверь чуть приоткрыта и может пропустить в наш мир строго дозированное количество чужой силы. И когда здесь ее убывает... В общем, Лексей Григорьич, сам понимаешь.

— Угу, понимаю... Елисей, вы у Профи узнавали, Соболев женат?

Елисей не стал спрашивать, кто такой Профи. Шишки, небось, уже рассказали, как Лехин их обозвал.

— Был женат. Жена умерла. Детишки воспитываются в семье жениных родителей. А женщина в квартире — сестра Проводника, за хозяйством его приглядывает. Хорошая женщина. Шишик профессорский так говорит. В дому уютно.

В голосе домового ехидных ноток не слышалось. Может, не понял, что Лехин заинтересовался сестрой профессора, так сказать, в личном плане. А может, понял, да насмешничать не стал, поскольку уважает хозяина. И вообще. С чего Лехин взял, что Елисей начнет насмехаться?

К опасности, которая подстерегает из-за каждого угла, Лехин как-то попривык. Смирился с мыслью, что в любой момент может свалиться неприятная неожиданность. Расслабился среди постоянных тревог. И даже уютно себя чувствовал: в удобных тапках и в любимом халате расхаживал среди снарядных взрывов — елки-палки!

Но звонок в дверь его пронял.

Обычно мелодичная, звоночная трель резанула по телу ледяной пилой и отдалась в ступнях множеством морозных уколов.

Никодим, стоявший у двери в прихожую, осторожно сунулся в темноту — как назло, Лехин выключил свет в прихожей, а утреннего света из кухни хватало лишь на сумрачное отражение в старом трюмо.

Осторожное движение Никодима заставило Лехина пошевелиться. Но сосредоточенность на темной прихожей и на неизвестном на лестничной площадке была такой полной, что Лехин не мог понять, почему пальцы шарят по поверхности дивана.

Дошло. В миг опасности он потянулся к испытанному домашнему оружию — гардинке. Гардинка же стояла в углу, сразу за диванным валиком. Видимо, Лехин мельком видел ее, садясь на диван, вот и зашарил машинально.

— Кто там? — шепотом спросил он у застывшего Елисея.

Елисей мгновение прислушивался, затем съехал с дивана и на цыпочках добежал до Никодима.

Больше не звонили, но даже сквозь расстояние двух комнат Лехин обострившимся, почти звериным чутьем учуял присутствие за входной дверью. Один или даже двое. Сканировать, переходя на другой уровень зрения, не пытался. Слишком устал. Прихватив гардинку, он тоже на цыпочках вышел в прихожую.

Только начал приникать к "глазку" — и шарахнулся от вспоровшей позвоночник новой трели.

Волна холода по телу быстро преобразилась в жар бешенства. Не глядя в "глазок", Лехин быстро открыл замок и распахнул дверь...

Мокрая от пота ладонь уже начала движение гардинкой — Лехин растерянно охнул и попытался спрятать оружие.

В двух шагах от двери стояли двое пьяниц в обнимку. Один — бугай, спонсор, угощавший дворовую компанию самогонкой ("Веча! — вспомнил Лехин. — Славка, Вячеслав!"); второй — длинный тощий Вован из второго подъезда, тот самый "замаскированный", отдыхавший на клумбе бабки Петровны. Последний все пытался спеть басом "Ой, мороз, мороз", а потом визгливо хихикал и вообще был вертляв несообразно росту. Первый смотрел степенно, песню не подхватывал и старался придержать прыткого приятеля.

Елисей вдруг символически плюнул и удалился с заулыбавшимся Никодимом, пробормотав лишь: "Черти полосатые!"

— Что вам угодно? — холодно спросил Лехин.

Вован тоненько заржал и чуть не свалился. Веча поддержал его и мягким интеллигентным голосом пояснил:

— Алексей Григорьевич, извините за неловкость. Перед вами не алкоголики. Это мы — агент без имени и Линь Тай. Мы посоветовались и решили идти с вами в тот дом. К сожалению, ничего лучше этих тел мы не нашли.

Некоторое время Лехин оторопело смотрел на них, затем мрачно ответил:

— Надеюсь, вы меня поймете правильно. Пускать в квартиру два тела с непередаваемо вонючим ароматом я категорически не желаю. Оставьте их где-нибудь, а вечером посмотрим, что да как.

— Алексей Григорьевич, вы должны понять, что эти алкоголики не личная автомашина, которую, где поставил — там и нашел, — возразил "Веча". Кажется, пьяница безымянного агента на ночь здорово нализался, потому как разило от него невыносимо. Лехин с трудом держался, чтобы не отвернуться. — Нам и самим неприятно, но что поделать?

— Что хотите, а в квартиру не пущу! — отрезал Лехин и хотел закрыть дверь, да вдруг сообразил; — А попробуете их привести в порядок и...

Линь Тай в Воване все-таки рухнул от смеха.

— Не вижу ничего смешного, — сухо сказал безымянный агент.

— Я тоже, — сухо согласился Лехин и закрыл дверь.

"С меня хватит. Пусть на все звонки отвечает кто угодно, только не я... — Лехин потянул на себя тонкое шерстяное одеяло. Верткие мысли и буйные образы распсиховавшимся стадом накинулись, едва он закрыл глаза. Но заснул он, подцепив за хвост лишь удивление: — Они же боятся зверюг. Как же они собираются идти за мной в подвал?"

44.

Лехин спал.

Домовые в ванной перетряхивали одежду хозяина, сброшенную им после ночной прогулки, и нашли в кармане джинсов румяное яблочко. Прыгать от радости не стали, сообразили, что подарок Лешего-палисадничего. Подарок от чистого сердца, а значит — и яблоко чистое. К делу использования чистого предмета и подошли по-деловому: разыскали бутылку с остатками святой воды и превратили яблоко в предмет силы. И спрятали до поры.

Стирка заняла немного времени. Успели до пробуждения Олега. Аккурат развесили все на веревках в ванной и услышали, как ворочается дружок хозяина. А потом к ним влетел Касьянушка и объявил, что его колыбельные песенки больше не действуют. Выспался человек... И помчались домовые на кухню завтрак готовить. Хоть и не спрашивался у них человек погостевать, но ведь не чужой, хозяин привел. Потому уважить и обиходить просто необходимо.