Мемуары Дьвола. Часть первая...

Надо учитывать, что примитивные общества — примитивные и понятия. Те же самые понятия, но очень узкое их понимание. В большинстве случаев любая вольность в поведении, любое неподчинение, любая угроза — инстинктивная ответная реакция зверя — мгновенна. Традиции, верования примитивны: узнали что так как-то делается, научились как-то так делать — и делают только так, никак иначе. Потому что знают: так получается. А если не так — не получается. А раз не получается — значит не правильно. И кто во что верит. Вот как как-то объяснили себе, как-то поняли, как-то смогли своё понимание донести до других — если те поверили, приняли, значит для них это так. Кто как научился, кто что понял, кто как учил...

А с чего обучение начинается? С какого-то понимания. С каких-то ориентиров. Но для этого необходимо пробуждения сознания на хоть каком-то слое восприятия. Возникновение хоть какой-то простейшей мысли, получающей хоть какое-то развития. Но что вообще такое мысль? Это энергия. Это энергоформа. Это образ. Мыслеобраз. И от того, какой он — мыслеобраз — и зависит полнота мысли. Но для того, чтобы мысль возникла — нужна хоть какая-то основа, что-то, что придало бы мысли какой-то начальный импульс развития, начальный потенциал, начальную энергию. Нужно какое-то пространство энергии, лёгшей в основу чего-то... Но что легло в основу основ?

Да в принципе и не важно в некотором смысле что лежит в основе основ. Это те знания, которые я уже дал, но эдаким информационным комом.

Хотя, возможно это и интересно и важно знать, но некоторым не то что необязательно, а не нужно, а то и нельзя.

Но рано или поздно всё равно так или иначе по мере своего существования, многие, да все так или иначе, в той или иной мере, начинают интересоваться что откуда почему и как. Почему одни живут хорошо, а другие — плохо. Почему одни в райских условиях живут, а другие будто бы в аду.

И так или иначе кто-то подскажет, что это райское по меркам иных существование построено на жестокости и насилии. Что не смотря на пропагандируемую толерантность, гумманизм и терпение, не смотря на все лозунги: "Свобода, равенство, братство!"; "Каждому по потребностям, каждому по труду"; свобода слова, свобода личности, свобода вероисповедания, свобода мысли... Не смотря на всё это и многое другое, мир построен на жёсткой иерархии вертикалей и горизонталей власти, грабежах, пытках, убийствах, шантажах, подкупах, кровавых интригах, притеснениях и смертях вполне мирных в какой-то мере обывателей.

И кто-то скажет: -"Мир не справедлив. Не мы такие — жизнь такая. Все мы продукты окружающей среды. Как мир наш рос, так в нём росли и мы. И выросли мы в нём такими как нас в нём растили.".

Да. Это так. Но всё-таки не так.

Да, мир не справедлив. Сам по себе мир — это просто пространство. Пространство, которое мы формируем своим разумом и отношением. Сам по себе мир — бездушный механизм, обладающий функцией поднастройки. Как мы идём по миру, относимся к нему, так мир на нас настраивается.

Справедливым или не справедливым делаем мир мы сами. Но у каждого своё какое-то понятие о справедливости, о том что правильно и хорошо, а что не правильно и плохо. И по мере существования — понятия эти расширяются, обрастают новыми смыслами и смысловыми оттенками понимания, меняются. И то, что казалось хорошо, потом, в какой-то ситуации кажется плохо. Потом опять вроде ничего и даже хорошо. Потом возможно опять плохо, а может даже лучше быть чем просто хорошо иль просто плохо.

Я родился как равный среди равных в обществе равных. Мир с равными возможностями для всех. Так меня учили. Один единый мир для всех. И в этом мире множество существ, народов, рас, государств, религий, верований, трактовок того и сего, мнений, но разные существа не едины в своём мнении, различны они и по возможностям, способностям, умениям, навыкам. И в своём различии, в том числе понимания мира, того что правильно и нет и почему... — мы все различны, но всё же в чём-то, быть может даже и во многом — схожи.

Младенчество кроме первобытного каменного века также схоже и с информационным веком. Множество различной информации в округе, целые кладези знаний, но ещё надо понять что к чему, научиться узнавать, распознавать, да хотя бы свободно перемещаться в пространстве, что тоже несёт множество информации. И сознание младенца хаотично, восприятие скачет туда-сюда, заглядывая в прошлое, будущее, через отклики прошлого и будущего, формируя настоящее. Звуки, цвета, запахи, движения, ощущения то громче, насыщенее, мощнее, ярче, то блеклые, глухие, вялые, то порывистые... Это всё языки энергий, множество языков, складывающихся в какое-то понимание и распознавание мира. При этом сознание устроено так, что в первую очередь выхватывает и распознаёт то, что вызывает наибольший отклик в душе, деля всё на условно опасное и условно не опасное. При этом деление происходит на инстинктах и том, как они развивались, развиты. А интересно и любопытно: всё.

И в момент рождения срабатывают скрытые инстинкты. Например: в утробе матери и ползя родовыми путями к рождению: я не дышал телом целиком физически, не говорил в голос, не смотрел глазами, при этом всё это делал иначе. Из пузика мамы я наблюдал за миром, в который собирался войти ещё до рождения. При этом на инстинктах уже много понимал, но не понимал полностью, многое сокрыто. В момент перед рождением прозреваются пути души, духа и тела в мире, мирах, которые привели к этому: ко входу в иной мир. Но прозреваются не только пути прошлого, но и будущего. Это как эдакий каллейдоскоп хаоса бесконечной изменчивости форм и цветов. Где каждая завитушка интуитивно-инстинктивно понятна. И каждый из нас приходит в мир в принципе с целью жить и наслаждаться своей жизнью. Другое дело: как? Да и сопутствующие задачи тоже какие-то имеются, какие-то договорённости, обязательства.

При этом есть специальные психологические программы подготовки по пониманию матери, её инстинктов, отца и его инстинктов, детей и их инстинктов, в чём разумны, а в чём нет. Хотя бы потому, что в момент рождения прозревает путь не только дитя, но и родители, прозреваются и сплетаются, переплетаются нити вероятностей судеб. И сплетение одних условий порождает новые условия, переплетение их с другими — меняет условия и прошлого и будущего и настоящего. Стечения одних условий приводит к отмене, расплетению других и закреплению иных условий... И условия сочетания условий уже приводит к тому, что в момент прозрения-планирования путей будущего, исходя из условий прошлого и переплетения их в настоящем, приводит к тому, что что-то выходит на первый план, что-то отходит, выходит на второй план или в более глубинные слои сознания тела-души.

При этом точка рождения связана путём перехода с точкой появления, соприкосновения миров родителей и дитя, с точкой появления в мире сначала мыслью, частью, кончиком мысли — духовным телом. И путь через переплетения этих условий появления, рождения в мире, связан с точками-путями всех предков души через путь приведший к зарождению души с точкой зарождения души.

С учётом некоторых особенностей моей личной силы, мне сначала пришлось проторить пути для появления предков в моём мире, поглотить их миры своим миром, покинув свой мир для этого и через точку конца двигаясь духом и телом с разных сторон в точку начала отмены конца для образования и воплощения нового начала. А жизнь — это уже путь сквозь все условия от точки входа к точке выхода — она же точка входа, но с иной стороны условий. Причём путь духа, которым я заработал право на бессмертие своего духа, прошёл в теле совершенно иначе, соединив пути тела и духа в один путь, который прошёл совершенно иначе, чем путь духа, телом поглотив дух и прорастя дух сквозь тело, выровняв границы духовного и физического тела, проведя слияние сознания духа и тела в одно единое целое. Оставшийся кусочек пути обретения слияния своего сознания духовного физического тела с ядром своей души через точку начала, сквозь точку зарождения души, врястя и поглотив своим духовным телом я почти прошёл. Если точнее — кончиком сознания стою на этой точке, балансируя на грани миров междумирья между миров своим физическим воплощением внутри миров. Для Разрушителя, про которого слухи ходили, что умеет только разрушать, от поступи духа которого разрушались миры, жить в цельном физическом теле, в физическом материальном мире, тоже цельном (мой мир цельный, на остальные мне пофиг в принципе) — это само по себе уже огромное достижение. Кстати, большинство миров на самом деле были разрушены не мной, а их обитателями всего лишь по подозрению, что я могу туда придти. Так, разрушением миров они пытались убежать от меня и скрыть свои следы... Но это не разумно: для Разрушителя это слишком явный след. К тому же по Древнему Договору Сил, все мёртвые миры — мои. И я как Смерть, врастаю в мёртвые миры, их реставрируя и оживляя, торя пути для роста Жизни и Природы... Расследуя пути души... чужие и свои... А живность, мёртвость мне всё едино...

Может я немного косноязычно и несколько непонятно объясняю, но как могу. Это то, что я чувствую, как ощущаю и понимаю пройденный путь души. Просто мне сначала пришлось провести все миры и души предков через слой разрушения, дорастив их до мира в живых в слое моего личного Времени. Срастив все известные мне на тот момент миры в один единый целый мир, внутри которого поместил остальные миры как-то. Более простыми словами не знаю как объяснить, меня этому не учили, я просто как-то что-то делаю и что-то получается. Тут чувствовать надо. Сами понимать должны.

В любом обществе, чтобы считаться полноценным и полезным членом общества свои критерии и разные уровни посвящения. И то, что объясняется одним — не объясняется другим, одних учат, а других — нет. Бывает потому что не готовы, малы ещё, не развиты достаточно для чего-то, чего-то не хватает. Бывает потому, что как раз переразвиты в чём-то и не подходите для чего-то. Да просто характер может быть не тот. Или не хотят учить, не умеют, не имеют права. Право учить — это то право, которое довольно трудно заработать, заслужить. Но даёт множество прав. Право учиться, тем более у какого-то конкретного учителя — тоже заслужить суметь бывает надо. Право не учиться — тоже.

Чем более полезен обществу, тем больше в том обществе прав и привилегий, но и обязанностей и опасностей.

Где-то до полугода своего младенчества, я могу сравнить с совсем первобытным обществом: слабый на уровень физического развития взрослых, они уже много пожили в этом мире, а я ещё только только первые ползки совершал, учился двигаться, узнавать и говорить.

Кстати, маму с папой учился узнавать и отличать. Не знаю, не помню, какое слово было первым, которое сказал, мама или папа? До этого то, отдельные звуки издавал, односложные сочетания звуков. Но, кажется, совсем в младенчестве, как будто бредил будущим, односложно собщая: -"Ба... бу... бы...". Но тогда ещё мал был для этого, а чуть подрос когда: забыл. А маму с папой вроде и легко было отличить, но сложно. Мама большая, папа по-меньшье. Это у меня в контракте души с мамой было, что в моём мире она станет мне мамой и будет большой и толстой. И хоть, когда носила меня в пузике, пузо выпирало, оказалось, что когда меня родила — быстро сдулась. Но проиграно сражение, но не проиграна война. Мама быстро набирала вес и толстела. Конечно: она же должна была соответствовать эталонам красоты. А в древности толстый — значит богатый и влиятельный, может позволить себе есть, да не просто вдоволь, а даже с избытком, с излишком, причём каждый день и даже несколько раз в день.

Но не это затрудняло распознование мамы и папы. Они ещё яйцами были соеденены врастанием в мой мир и духовным телом были переплетены. А когда разделились и накопили достаточно энергии, чтобы отлететь друг от друга достаточно далеко, чтобы притяжения между ними больше не было и эффект былого притяжения из-за разницы потенциалов стал эффектом отталкивания, отторжения. А когда стали эмбрионами — развивались до рождения на через свою основную силу на антисиле. И мама эмбрионом была не чёрной, а жёлтой, а папа — наоборот. Были то яйцами близнецами. Но эмбрионами они были у разных матерей. И это сказалось в наличии различий их развития сил и обликов. А когда через мир проходишь на антисиле, но не понимая логику антисилы... И покидая тело духом в женском мире, духом папа принимал женский облик... проходя все проверки как ссука. В общем, бабушка Вера — почему-то до рождения, нося в пузе на тот момент моего будущего папу, считала, что у неё дочь и там, во внутреннем мире, ещё с эмбриональной стадии воспитывала его как суку, требуя от меня, от моего духа, чтобы я не вмешивался в воспитание её дочери. А я то знал: яйцо дочери она потеряла, оставила, на инстинктах считая её конкуренткой. А мама то её дочь, потерянная бабушкой, потому что иначе они друг дружку убили бы, и выкакивала яйца легко и свободно... так что бабушка считала, что у неё много внуков и внучек... А в сыне она конкуретку не видела и воспитывала в пузе как дочь... И когда родила: была удивлена и недовольна. Хотела дочь, а получила сына. Но я то их ещё будучи совсем яйцом научился распознавать и отличать. А вот младенцем был когнитивный диссонанс из за смутной памяти пройденных путей, оказавшихся под забвением и тем, что баба Вера говорила, что ей можно и нужно верить. Оказалось: веры Вере нет. Хотя, конечно, младенцы доверчивы, так что пусть и внешне, но доверял бабушке, хотя в глубине души точно знал: Вере верить нельзя, она... в своей вере слепа.

Но младенцем я хорошо отыгрывал свою роль: дарил радость родителям и их предкам своим существованием, меня любили просто за то, что я сын, внук. Хотя, бабушка Вера больше любила мою сеструху надьку, родившуюся первее. Но я хорошо кушал, хорошо какал, ползал, улыбаться быстро научился. Так что и сердце бабы Веры ко мне слегка смягчилось: я был любимым внуком. Хотя, конечно потом всё таки бабки меня поделили: надьку на лето на дачу забирала баба Вера, а меня баба Маня.

Но ещё до годика я научился ходить, говорить, пользоваться вещами и был вполне самостоятелен насколько это возможно.

Однако пусть и не все, но детские страхи и мысли помню.

Помню, годика полтора-два было, был один дома, закипятил чайник на газовой плите. Выключил газ, снял чайник с плиты и поставил на пол. Передвинул табуретку к столу, залез на табуретку, взял чайник и когда начал наливать чай — я тогда был ещё маленьким и неуклюжим, без табуретки до стола не дотянуться — совершил неловкое движение и чайником опрокинул чашку. Чашка упала на пол и разбилась.

Я не облился кипятком и не порезался об осколки. Но поставив чайник на стол — заплакал.

Мне было страшно и обидно: казалось, что меня будут ругать за то, что разбил чашку. Сидел и плакал навзрыд.

Вскоре пришла мама и оказалось, что она не стала меня ругать. Наоборот: она начала меня утешать, гладить по голове, целовать в щёчку и просила успокоиться, уговаривая не плакать, ведь я мужчина, а мужчины не плачут. На самом деле — плачут. А я был маленький мужчинка, так что плакать мне можно было, но я быстро успокоился и перестал плакать.