— Я никогда не видел ничего похожего на него, — сказал Кильон.
— Его должны были разрезать много лет назад, — сказала Куртэйна. — Он слишком большой, слишком старый. Замедляет весь строй и держит наши лучшие корабли на привязи, кормясь на них и требуя от них защиты, как большой толстый хнычущий младенец.
— Наша Куртэйна никогда не была склонна к сантиментам, — размышлял Рикассо.
— Если бы Рою не приходилось тратить половину своих ресурсов на защиту изношенных, раздутых реликвий вроде "Пурпурного императора", мы действительно могли бы что-то сделать. Сразиться с черепашками в их собственной игре, вместо того чтобы прятаться от них. Стать более мобильными, более напористыми.
— Другими словами, больше похожими на мальчиков-черепов, — сказал Рикассо.
— Я этого не говорила.
— Одна вещь, в отношении которой я все еще не совсем уверен, — сказал Кильон. — А чем именно занимается Рой?
— Все, что делает Копье, и даже больше, — величественно произнес Рикассо. — Иными словами, Рой существует; он обеспечивает кров и комфорт своим гражданам, он одевает, кормит и обучает их, а также дает им работу, когда они достаточно подрастут. Если бы это было все, этого все равно было бы достаточно: никто не требует, чтобы Копье было чем-то иным, кроме города, не так ли? Это вещь сама по себе, достаточная в этом отношении. Так и с Роем. Но мы гораздо больше, чем просто город в воздухе, и именно этим мы отличаемся от Богоскреба. Цивилизующее влияние Копья, если это можно так назвать, простирается не более чем на несколько лиг от его основания. Мы не такие. Влияние Роя охватывает всю планету — нет места, куда бы мы не могли пойти, куда бы мы не могли расширить свой охват. Наша тень коснулась каждого квадратного спана земной поверхности.
— Даже Проклятия? — спросил Кильон, вспомнив пустое место на карте Мироки.
— Туда никто не ходит, там даже никто не живет, так что это не считается, — ответил Рикассо. — Важно другое — вот что важно. Половина сообществ на этой планете считает, что Копье — это миф. Но все они слышали о Рое, и большинство из них знают, за что мы выступаем.
— Что именно?
— Инстинкт самосохранения, — вставила Куртэйна, прежде чем Рикассо успел заговорить. — Вот и все. Мы рыщем по округе в поисках последней капли горючего или запугиваем каких-нибудь незадачливых грязных крыс, чтобы они выковали новые двигатели или пули для наших кораблей. Забавно, насколько убедительными могут быть четыреста заряженных ротационных пушек, нацеленных на тебя с неба.
— Мы выступаем за нечто большее, чем просто остаться в живых, — сказал Рикассо. — Мы — последний маяк просвещения в мире, где огни гаснут один за другим.
Куртэйна выглядела так, словно слышала это раньше. — О, пожалуйста. Мы просто еще один полуорганизованный сброд. Разница в том, что у нас есть звания, воздушные корабли и заблуждение, что мы делаем что-то благородное и возвышающее.
— Если бы твой отец слышал, как ты говоришь...
— Он бы согласился со мной. Как и тот Рикассо, которого он когда-то знал. Когда-то у нас была цель, я с этим не спорю.
— До того, как Копье повернулось к нам спиной.
— Я говорю не об этом. Я имею в виду потом, много позже. На самом деле, до недавнего времени. Мы пытались сделать мир чем-то лучшим, действуя как — да, я признаю это — цивилизующая сила там, где ее не существовало. Помогая наземным сообществам стать лучше. Налаживая линии связи и торговли, предоставляя рекомендации и поддержку городам и сообществам, которые осмелились противостоять мальчикам-черепам. Доказывая, что это не обязательно должно быть Копьем или чем-то еще, что есть альтернатива.
Рикассо сказал: — Наверное, нам не следует препираться в присутствии нашего гостя.
— У него есть глаза, уши и мозг, — ответила Куртэйна. — Он, должно быть, сам во многом разобрался. Он ведь задал этот вопрос, не так ли?
Кильон неловко улыбнулся. — Я не хотел бередить старые раны.
— Вы этого не делали, — сказал Рикассо, наклоняясь вперед, чтобы ободряюще похлопать Кильона по колену. — У нас с Куртэйной могут быть разногласия, но не фундаментальные... Послушай, вы знаете, что говорят о ваших самых яростных критиках, о том, что вы должны держать их под рукой? Что ж, нет никого свирепее Куртэйны. Ее единственное спасение в том, что она думает, что я все еще открыт для аргументированного убеждения, а не для того, чтобы меня выбросили за борт.
— Да, — сказала Куртэйна. — Я достаточно глупа, чтобы думать, что он, возможно, не совсем безнадежное дело.
— И каким бы глупым это ни казалось, я горжусь тем, что она моя крестница, — ответил Рикассо.
Они пристыковались без церемоний, и Кильон испытал дезориентирующее ощущение приземления на твердую почву, когда маленькое суденышко столкнулось с устойчивым, как скала, "Пурпурным императором". Посадочная дверь снова опустилась, и почти сразу же в открытый люк высунулся человек в форме. У него было молодое, красивое лицо, бледное и веснушчатое, легкая, пушистая бородка, сверкающие зеленые глаза и копна рыжеватых волос, неопрятно длинных. Он кивнул Рикассо, но это явно было просто формальностью в интересах других наблюдателей. Куртэйна поднялась со своего места и молча обняла мужчину. Они поцеловались и спустились по ступенькам, все еще держа друг друга в объятиях. Охранник жестом пригласил Кильона следовать за ними на платформу. Они причалили рядом с одной из гондол поменьше, по правому борту корабля. Кильон сразу же был поражен тем, насколько более роскошной была обстановка по сравнению с деловой строгостью "Раскрашенной леди". Хотя там были пришвартованы и другие корабли, не было слышно шумной деятельности сервисного центра. Палуба была устлана коврами, и обслуживающие ее летчики вели себя скорее как консьержи отелей, их униформа была такой же сдержанной, как и их манеры. Даже гул двигателя звучал приглушенно и почтительно.
Его провели внутрь, а затем по длинному соединительному мосту, который привел их к центральной гондоле. Внутреннее пространство гондолы было галерейным и на удивление просторным, несмотря на то, что над ней нависала огромная оболочка. Она гудела с гражданской целеустремленностью. Персонал — государственные служащие разного рода, предположил он, — казалось, носились повсюду по поручениям, сжимая в руках сумки и бумаги, ведя срочные приглушенные разговоры друг с другом, шагая по длинным коридорам. Кильон слышал стрекот пишущих машинок через открытые двери. Он услышал свист пневматических трубок для сообщений, скользящих по верхним служебным трубам. Если не считать отсутствия электричества, это не так уж сильно отличалось от оживленного административного отдела в Неоновых Высях. Просто он был в воздухе, в нескольких лигах над землей...
Спустившись на один из нижних уровней гондолы, они, наконец, оказались в роскошной каюте, окруженной множеством небольших кабинетов и гостиных. Каюта была наполовину гостиной, наполовину деловым помещением, с длинным столом в одном конце и скоплением диванов, кресел, журнальных столиков и шкафчиков для напитков в другом. Вдоль одной стороны располагалось наклонное окно высотой до потолка, из которого открывался захватывающий вид на окружающие корабли, и лишь скользящие, украдкой, проблески неба и земли между ними. Остальные стены были уставлены книжными шкафами и картами в рамках, часть которых явно были древними. Гул двигателя был слышен не больше, чем шум городского движения в офисе с кондиционером.
Рикассо приготовил напитки для своих гостей, затем отпустил охранника. Он подвел компанию к креслам и предложил им сесть перед низким столиком. Судя по разложенной на столе доске с сеткой и множеству черных маркеров, расставленных в различных формациях на сетке, шло что-то вроде игры в шашки.
— Я не задержу тебя надолго, Куртэйна, — сказал Рикассо. — Знаю, что сейчас у вас с Эграффом есть гораздо более неотложные дела.
Рыжеволосый мужчина покраснел. — Думаю, я рассказал вам все полезное.
— Вы были на разведывательной миссии? — спросил Кильон.
— К северу от Проклятия, — сказал Эграфф, прислонившись к Куртэйне на одном из диванов. — Пытаемся восстановить контакт со старой заправочной станцией, которой мы не пользовались много лет. — Он замолчал и на мгновение забеспокоился. — Эм, это ведь не государственная тайна, не так ли?
— В присутствии доктора Кильона ты можешь говорить свободно, — сказал Рикассо. — Если он узнает что-то, чего мы не хотели бы, чтобы он знал, у нас всегда есть возможность выбросить его за борт.
— Топливо — постоянная проблема, — сказала Куртэйна. — Живица, как говорится, растет на деревьях, но деревьев уже не так много, как раньше. Вы, вероятно, заметили это в Копье. Огромные участки леса отмирают. Мы думаем, что это из-за изменения климата. Мир остывает. Никто не знает почему.
— Наша атмосфера нестабильна, — сказал Рикассо тоном человека, собирающегося отказаться от одной из своих любимых теорий. — Я произвел расчеты. Это как ведро, в котором течет вода. Давным-давно кто-то наполнил его до краев, и теперь оно вытекает. Земная гравитация просто недостаточно сильна, чтобы сохранять теплую, пригодную для дыхания атмосферу в течение тысяч лет. Атмосфера разрежается, и, как следствие, она не может так эффективно улавливать тепло.
— Не думаю, что кто-то в Копье верит, что период похолодания продлится, — сказал Кильон.
— Даже несмотря на то, что их цепочки поставок древесины простираются все дальше и дальше от города? Даже когда гаснет свет? Да, у нас есть свой интеллект, доктор. Возможно, нам не нравится Копье, но мы знаем, что это такое.
— Мы полагаемся на наземные станции в производстве топлива, — сказал Эграфф. — И не только из-за топлива. А также солнечного газа, который мы используем в наших подъемных камерах, и взрывчатки, которую мы используем в нашем оружии, и пищи, которую мы едим. Существует предел тому, что вы можете производить и перерабатывать в воздухе, поэтому нам всегда приходилось поддерживать хорошие отношения с наземными предприятиями.
— Грязными крысами, — сказал Кильон.
— Даже от грязных крыс есть польза, — ответила Куртэйна.
— За последние несколько лет ситуация становилась все хуже, — продолжал Эграфф. — Станций, на которые мы раньше полагались, больше нет. Отчасти это происходит из-за вымирания лесов, а это означает, что сырье просто не так легко достать. Но это не единственная причина. Холод бьет и по черепашкам, поэтому они были вынуждены стать более агрессивными. Раньше мы придерживались своих территорий, а они — своих. Но теперь мы вступаем в конфликт почти каждый раз, когда отправляем корабль. Ряд наших старых наземных объектов перешел под контроль мальчиков-черепов. Теперь они начали переносить борьбу в воздух. У них нет нашего опыта, но что у них есть, так это численная сила и готовность умереть.
— Отчаянные времена, — сказал Рикассо. — И это было до того, как разразился шторм, который еще больше взбудоражил обстановку, как будто нам и так было не с чем справляться. Все это на грани благоприятного, вам не кажется?
— Если бы я была суеверной, — ответила Куртэйна.
— Мы и раньше переживали кризисы, — сказал Эграфф. — Нет никаких причин, по которым мы не могли бы справиться с этим.
— Безграничный оптимизм молодежи, — сказал Рикассо, нежно улыбаясь. — Я завидую тебе в этом, правда завидую. Но это не просто какое-то временное узкое место, через которое мы пройдем и выйдем с другой стороны более стройными и сильными. Мир меняется. Такого раньше никогда не случалось, по крайней мере, за всю историю Роя.
— Что вы собираетесь делать? — спросил Кильон.
— Пока семафорные линии не работают, нам приходится полагаться на разведчиков для ведения дальней разведки. К северу от Проклятия есть склад для пополнения запасов горючего — это то, что Эграфф проверял для нас. Он был законсервирован, но, по словам Эграффа, все еще пригоден для эксплуатации. Что еще более важно, здесь есть запас полезного топлива, так что мы можем приземлиться и пополнить его очень быстро. Два-три дня, если насосы будут работать, и если горючее все еще в порядке. Не менее важно и то, что мальчики-черепа об этом не знают.
— Это не долгосрочное решение, — сказал Эграфф, — но оно должно избавить нас от забот еще на двенадцать месяцев — год, в зависимости от объема и качества топлива в бункерах-хранилищах. У нас не было времени провести больше нескольких простых тестов.
— Мы ждем прибытия еще одного разведчика, — сказал Рикассо. — "Бримстоун" опаздывает, но мы дадим ему еще один день. Затем мы двинемся, направляясь к складу Эграффа с запасами топлива. Мы пойдем другим маршрутом, чтобы не столкнуться с теми же отрядами мародеров, которые доставили Эграффу столько трудностей по возвращении. Если "Бримстоун" все еще работоспособен, ему придется поддерживать независимые действия до тех пор, пока линии семафора снова не заработают. Тогда он сможет восстановить контакт с основным флотом. Мы не относимся к этому легкомысленно — Рой никогда не бросает кого-то из своих, если нет альтернативы. В данном случае ее нет. Наши баки опасно на исходе. Это топливо должно быть у нас.
— Я не сомневаюсь в серьезности ситуации, — сказал Кильон.
— Полагаю, вас будет беспокоить, если вас уведут еще дальше от Копья? — спросил Рикассо.
— Мои отношения с Копьем не так просты, как вы могли бы подумать. — Кильон протянул руку и дотронулся до очков, взглянув на Куртэйну в поисках подтверждения. — Можно мне?
— Давай, — сказала она. — Рано или поздно он все равно узнает, что бы ты ни делал.
Он снял защитные очки, подождал, пока его глаза привыкнут к яркости каюты, и по очереди посмотрел на Рикассо и Эграффа. — Это довольно долгая история, — сказал он. — И глаза — это еще не все. Я... анатомически отличаюсь.
— Какой-то гибрид, — сказал Рикассо, останавливаясь только для того, чтобы наполнить свой бокал, как будто ему требовалось подкрепиться, чтобы справиться с сидящим перед ним призраком.
— Да. Но я постепенно возвращаюсь к полноценной ангельской физиологии. Очень скоро этих простых маскировок будет недостаточно. Я и так выгляжу... странно. Я только буду выглядеть еще более странно.
Эграфф сказал: — Я могу понять, почему вы испытываете некоторую двойственность по поводу возвращения в Копье.
— Это мой дом. Но они также пытались убить меня. Вы оцените, что я немного... противоречив.
— Люди? Обычные человеческие существа? — спросил Рикассо.
— Ангелы. Не то чтобы обычные люди не попробовали бы, если бы знали, кто я такой.
Куртэйна ощетинилась. — Не все мы.
— Нет, вы были очень гостеприимны, учитывая альтернативы. Я благодарен.
— Нам удалось сохранить его в секрете от большей части команды, — сказала Куртэйна Рикассо. — По большей части они хорошие летчики — иначе не работали бы под моим началом, — но это не значит, что они были бы готовы принять Кильона. Они суеверны и... что ж. — Она посмотрела на свои колени. — Ангелы никому особо не нравятся.
— Я могу понять, почему ангелов не любят в Неоновых Высях или где-либо еще в Копье, что не является частью Небесных уровней, — сказал Кильон. — Но почему граждан Роя должно что-то волновать в любом случае? Разве ангелы не являются просто еще одним видом жителей Копья?
