Зонар с Везей продолжали медленно двигаться вперед, а сзади приближался дробный стук копыт сорвавшейся в галоп конной массы. Конечно не тот, что порождает летящая по бранному полю регулярная кавалерия, пожиже и в разнобой, но все же внушающий уверенность.
Встречный отряд приближался, а голыш, в кулаке иерарха стал таким горячим, что возникло побуждение переложить его в другую руку. Он этого не сделал, но в груди кольнуло неприятным предчувствием. Ну как ошибся, и он, и мертвый ныне отец Играм, и тот раненый на дороге, от которого узнал Играм о том, что проклятых четверо. Вдруг спешит навстречу банда десятка в два кровопийцев, прикрытых от смертельных для них солнечных лучей, сильным колдовством Старых. Если так, то никому не избежать сегодня смерти.
Когда поравнялся с ним Полдак, вырвавшийся немного вперед, и осадил коня, жаждущего продолжить бег, отец Зонар вздохнул с облегчением. Мысленно конечно. Нельзя, чтобы люди видели его неуверенность, а если, по чести сказать — страх.
Сзади наперли мужики, стало тесно. Кто-то уже выдернул из-за пояса топор, кто помахивал игриво кистенем. У Полдака, направленная меж конских ушей пика, грозно блестела солнечным бликом на остром наконечнике. Вот сейчас кинутся рубить и колоть, не зная кого.
Нет, не кинулись. Остановили бег коней, позвякивая оружием и сбруей. Принялись переговариваться, с прищуром поглядывая вперед, сплевывая в пыль, под конские ноги. И хорошо, что не кинулись. Те, впереди, тоже не будь дураками, выслали вперед дозор. И дозорных можно было разглядеть уже вполне ясно. На одном из них, отец Зонар, с облегчением рассмотрел черную мантию "академика".
-Стойте на месте,— велел он Полдаку, и выехал вперед, чтоб те тоже увидели его, и серую хламиду иерарха.
Поднял вверх руку. Его заметили. "Академик" взмахнул рукой в ответ, и кажется, что-то прокричал. Один из стражников ехавший рядом, остановился, развернул коня, и помчал назад, упредить своих, что встретили местное ополчение, а кровососов нет как нет. Там тоже, наверное, волнуются, по поводу пыли впереди.
Оставшиеся вдвоем дозорные умерили прыть своих коней, и приблизились легкой рысью, почти шагом. Высокий и худой "академик", известно, не растолстеешь, если обедать в академической трапезной, со смешной бороденкой, которая должна была придавать мужественности наивному улыбчивому лицу, и плечистый коротконогий Гуленский стражник, глаза которого почти спрятались под низким лбом.
-Приветствую, старший брат,— улыбаясь, выкрикнул "академик",— я Пирц, из Малшевской академии высшего смысла.
-Зонар,— представился иерарх, и подумал, что отроку должно быть все это нравится. Вон как горят глаза. Погоня, проклятые, оружие, кони, дорога, все это ему интересно. Куда лучше, чем глотать книжную пыль в библиотеке, и засыпать на исторических штудиях. Опять же будет что рассказать приятелям и подружкам, когда придет осень и начнется семестр.
-На дороге мы проклятых не встретили,— сказал Пирц,— а камни отозвались совсем недавно. Зажглись быстро и ровно.
-Мы тоже не встретили,— сказал Зонар.— И мой камень горяч как свеча.
Мальчишка поспешно сунул руку под мантию, нащупал там "куриный глаз", покраснел и смутился. Забыл, небось, об амулете, как увидел что впереди иерарх, теперь боится, как бы старший брат не наябедничал о его оплошности куратору. Оценка за полевую практику войдет в годовую аттестацию.
-Что же получается, старший брат Зонар,— сказал он,— проклятые прямо здесь?
Он встревожено заозирался, даже в лица телячинских и ковицынских мужиков вглядывался, не среди них ли притаился кровосос.
-Так и получается, брат иерарх,— польстил ему Зонар.— Подтянуться твои, начнем прочесывать лес. Больше им укрыться негде.
"Академик" гордо выпрямил узкие плечи, еще бы, назвали полноценным иерархом, не сопляком зеленым. Старший брат назвал. Он оглянулся через плечо, на подходящие шеренги гуленского отряда. Зонар забыв об отроке, двинулся им навстречу. Увидел, как там красуется на белом в яблоках коне, старый друг и однокашник Болев.
Тот тоже заметил приятеля, расплылся широкой улыбкой на немного обрюзгшем с академических лет лице, махнул рукой. Крикнул что-то своим, и гуленские стражи, завернули коней, растянулись цепью в сторону леса. Белый в яблоках пританцовывая, приблизился к Зонару. Иерарх заметил, что конь нисколько не запыхался, словно не провел в пути ночь и половину дня. И где они там, в Гулене берут таких замечательных зверей.
-Здравствуй, старый ворюга!— крикнул Болев. Он то знал, как Зонар попал в иерархию.— А ты, брат растолстел, эге, да и полысел, я гляжу. Это о чьи же подушки ты так макушку протер?
Зонара неожиданно растрогала неподдельная радость в голосе Болева. Он поймал себя на том, что довольно глупо улыбается, а Болев уже склонился с седла, облапил за плечи, сдавил, затряс.
-Жив значит. А я и не слышал о тебе ничего, как ты из Салеры уехал. Думал пропал.
-Жив, что мне сделается,— ответил Зонар,— ты то, как тут оказался? Давно в Гулене? Я и не знал, что ты в наших краях.
-Я брат, в ваших краях три дня. Отослали меня из столицы, помочь братьям разобраться со странными местными проклятыми. Ну я тебе уже говорил, о побоище в городе. Такие брат дела. А я еще ехать не хотел, дурак, отказывался. Куда, говорю, меня в захолустье? Своей работы воз, за год не разгрести. Знал бы, что тебя, старина, тут встречу, сам бы напросился.
-Так уж и напросился бы, — Зонар сделал вид, что не поверил, хотя улыбка предательски так и лезла на лицо.— Сколь лет прошло. Кабы не надобность, оставил бы ты столицу. Цыпочки поди слезы проливают.
-Старая дружба не ржавеет, а как вино, с годами только крепче становится,— сказал Болев, отпуская Зонаровы плечи,— на том стоит мир и высокая иерархия. А у цыпочек судьба такая — слезы лить, что в столице, что в деревне. Ни на миг не поверю, что твои селянки не вздыхают сейчас, глядя на тракт. Уж я знаю тебя. Ты мне всегда в делах касаемых женского полу фору дать мог. Погоди-ка, я сейчас вспомню, как звали ту аристократочку... Марцылией? Нет. Мальтонией, верно?
Зонар, вот так с налету не смог вспомнить, что за аристократочку имеет в виду Болев, и чем именно эта девица ему запомнилась, да и не жаждал вспоминать.
-Я брат нынче изменился,— сказал он,— другого теперь от жизни ищу.
-И я другого ищу,— тут же согласился с ним Болев.— Сейчас, например, ищу четверых кровососов, и мельника из Сохрыни, если жив еще.
-Может и жив. Трупа мы дорогой не находили,— сказал Зонар.— Могли и прикопать, хотя не в их положении время терять. Скорее кинули бы в болотину. Но зачем его вообще с собой везли, понять не могу.
-И я не могу, но пойму обязательно, когда хоть одного из этих паскудников поставлю к столбу в допросной,— сказал Болев.— Для этого давай тряхнем стариной, и хоть одного возьмем живьем. А лучше всех.
-Одного бы взять,— Зонар с сомнением покачал головой,— на большее замахиваться — самим тут остаться можно. Маловато нас. Троих удержали бы, четверых шиш. "Академики" твои, уж прости, вдвоем лишь за пол иерарха сойдут.
-Ну не скажи.
-Жидковаты.
-Все равно, попытаться надо. Не выйдет, и ладно. Но одного, слышишь, одного надо оставить обязательно.
-Одного осилим, пожалуй. Ты как думаешь дальше поступить?
Болев отстранился, привстал в стременах, оглядывая место, поверх голов смешавшихся отрядов. Он махнул рукой, и на краю, наглухо перекрывшей дорогу конной толпы, возникло движение. Расталкивая ополченцев, к ним двинулись всадники в сером. Оба "академика" тоже заметили жест старшего, и направили коней к старшим братьям, рассудив, что и они здесь не последние люди.
-Моя вина, братья,— сказал Болев, когда иерархи сгрудились вокруг тесной группой,— меня извиняет то, что мы в поле. Спешу исправить упущение, и представить вам брата Зонара, из гуленской периферийной ветви. Нам повезло, что среди нас почтенный Зонар. У него огромный опыт именно полевой работы.
Зонар немного смутился, как никак, а полевой работы он не касался больше лет, чем присутствующие "академики" насчитывали на своем веку.
— А тебе, брат Зонар, представлю брата Пину,— Худощавый иерарх с льдистыми глазами, поклонился Зонару,— зауряд-дознавателя гуленской иерархии,— Зонар приложив руку к сердцу, поклонился в ответ.— Брата Ибола, занимающего ответственный пост отца-наставника, в той же гуленской иерархии,— взаимный поклон,— и брата Мосса, моего друга и спутника в сем приключении, куратора фискальной коллегии, в Столичной иерархии,— томный взгляд молодого куратора из-под длинный пушистых ресниц, вежливый кивок, и ответный поклон Зонара.— И, наконец, наше будущее и наша надежда, господа слушатели Малшевской Академии Высшего Смысла, Пирц и Энон. "Академики" согнулись в поясницах.
— В настоящий момент, братья, положение таково. Проклятые, предположительно четверо, свернули с тракта где-то в этом месте, возможно чуть дальше к Сохрыни. Брат Зонар полагает, что они остановились на дневку в лесу. Если это так, то мы можем надеяться, что среди них нет Старых. Молодые люди, как вы считаете, на каком основании мы делаем этот вывод?
Пирц склонил голову, и нахмурил брови, изображая глубокую работу мысли. Энон же оглянувшись на товарища, и выждав несколько вздохов, ради приличия — вдруг тот родит здравую мысль — ответил:
— Старые, или же Старшие, имеют способность черным колдовством ограждать некоторое число своих вассалов, от действия солнечных лучей, губительных для низших классов проклятых.
— Какое же число проклятых может оградить один высший?— хитро прищурился на него Болев.
— От пяти до двух десятков, как утверждает в своем трактате отец Геневэ. Практика его выводы подтверждает,— ответил Энон, не моргнув глазом.
— Блестяще,— сказал Болев.— Итак.
— Прочешем цепью лес у тракта,— сказал Ибол.— Братья встанут равномерно по всей цепи меж стражи и добрых поселян. Ориентируясь по камням, найдем их лежку, окружим и захватим.
Болев, благосклонно ему кивнул.
— Следует договориться о сигналах,— решился встрять Зонар.— например крик зяблика — горячее, кукушка — холодно. У кого камни горячее, пусть задержится, у кого холодные — поторопится. Главное не разорвать цепь.
— Прекрасно,— сказал Болев,— так и решим.
— Только не кукушка,— сказал Пину.— Лучше водянка, или перелест.
— Хорошо. Водянка.
Людей решили перемешать. По мысли иерархов, более опытные в полицейских облавах стражники, и привычные к тайным браконьерским экспедициям селяне, должны были дополнить друг друга, подойти к врагу по браконьерски скрытно, и среагировать со свойственным страже проворством. Зонару идея показалась ни хорошей, ни плохой. Могло быть так, а могло случиться иначе.
Людей поставили в цепь, лицом к лесу. Брат Болев, встал на левом крыле, через десяток от него, Брат Пину с "академиком" Пирцем, Мосс с Эноном в центре, ближе к правому крылу, Зонар на правом фланге. Поразмыслив, Болев решил поставить "академиков" рядом со старшими братьями. Зонар мысленно его одобрил. Молодежь следовало беречь. Неизвестно, как они покажут себя самостоятельно, а в паре с опытным братом, всяко будут полезны.
Людям строго наказали двигаться по лесу так, чтобы видеть соседей с обоих сторон. Особо густые заросли не обходить, а напротив, осматривать со всем вниманием. То же с ямами и выворотнями. Проклятые в лес не по грибы пошли, а прятаться от солнца. Потому ясно, что искать их нужно не на поляне, а в зарослях, ямах, овражках. Словом в местах темных и труднодоступных.
Лошадей, в лесу бесполезных, стреножили и оставили под присмотром молодого парня, из Телячьего Лога.
Болев махнул рукой, цепь изогнулась, как проколотый гвоздем червяк, зашуршала по траве подошвами, затрещала ветками кустов на опушке, и канула под сень деревьев.
Справа от отца Зонара продирался сквозь кусты, чревастый стражник, помогая себе топором на длинной рукояти, слева Полдак, решивший, видимо, до конца держаться с Зонаром. Пику он оставил у дороги, в лесу с ней было не повернуться. Раздвигал ветки обнаженным палашом. Еще левее мелькали средь листвы рыжие вихры кого-то из ковицынских.
Проверещала неподалеку водянка. Ей откликнулась еще одна, подальше. Отец Зонар, сам, не выпускавший из ладони "куриный глаз", тоже отметил, что камень вроде начал остывать. Еще через два десятка шагов, это стало очевидным. Он приложил ко рту ладонь, и издал птичий крик, боясь, что оплошает. В академии есть специальный курс, подражания звериным и птичьим голосам, но любое умение забывается без практики. Он напрасно боялся. Получилось хорошо. Ни дать, ни взять, водяная курочка отвлекает от кладки разбойника хорька.
Рыжий поселянин слева, ускорил шаг, едва не припустив трусцой. Короткие вилы он воздел над головой, чтобы не цеплялись за ветки кустов. Полдак тоже заторопился, вломившись в заросли ежевики. Зонар и сам наддал, но скоро вынужден был сбавить, потому что чревастый, с печальным взглядом, стражник, стал заметно отставать. Чтобы не потерять этого раскормленного воина из виду, Зонару пришлось самому немного приотстать.
Спереди открылись заросли береды. Густые, плотные и многообещающие. Полдак и рыжий, посунулись было к ним, помня наказ отцов иерархов, но Зонар махнул им рукой. Пустое мол, он и так знал, что в береде проклятых нет. "Куриный глаз" остывал в кулаке.
Шли дальше. Полдак оступился, и чуть не упал, издав тихое богохульство. Рыжий ухмыльнулся конопатой рожей, глядя, как стражник выпутывается из силков, поставленных кем-то на лисицу. Слева опять заголосили водянки. Одна, вторая, третья... Зонар тоже откликнулся птичьим криком. Молчала только последняя слева пташка — волоокий брат Мосс, кажется. Зонар немного обеспокоился, не случилось ли чего со столичным братом. По верному спутнику Болева, не скажешь, что он привык к прогулкам в диком лесу. Может и выезжал поохотится, в столичных парках, но скорей всего, наиболее почитаемая им твердь под ногами, это ковер в гостиной.
Тревожного сигнала по цепи не пришло, но Мосс, мог и свалиться в ловчую яму, или распороть ногу о корягу. Очень было бы не кстати.
Он весь обратился в слух, вдруг столичная пташка опомнится, и запоет зябликом, или водянкой. Мосс молчал, а солнце купавшееся в кружеве листвы, постепенно перемещалось от левого плеча, и норовило встать над головой. Цепь загонщиков заворачивала влево.
Зонар подавил грязное ругательство, чуть не пробравшееся в мысли. Оказался бы на левом фланге, не пришлось бы зайцем бегать по лесу.
Потом идти стало легче, вступили в сырую низину. Зонара и его спутников тут же облепили тучей комары. Злые и голодные, вот ирония, кровопийцы. Мелкие крылатые твари насели так плотно, что захотелось пуститься бегом, или обрушить на звенящую тучу "сонное склонение", несмотря на то, что сих примитивных тварей сонное заклятие верней всего не утихомирит. Полдаку тоже приходилось не сладко. Страж наместника едва не отмахивался от комаров палашом. Чревастый ругался сквозь зубы, посекундно омахиваясь сорванной веткой, а рыжему, похоже, было на комаров наплевать. Может, не нравился он им, а скорее привык.
