Кружево судеб. Плаут

— Барон, я приказывал найти для этого дела двух людей. Второй — это он? — кивок в сторону Сянзяна был лишним, но Плаут скупыми движениями показывал подчинённому всю глубину своей ярости.

— Нет, ваше величество. Вторым был Шерх Бойе.

— Фарт? И где он?

— Он погиб...

От сухого, надтреснутого голоса женщины Плаут покрылся неприятными мурашками. Крохотное сомнение зародилось в его душе. А может, эта женщина не врёт? Какой бы гениальной не была актриса, так натурально сыграть горе не могла ни одна из них.

— Человек, прозванный Фартом за своё невероятное везение, погиб? — Женщина болезненно поморщилась, но отвечать не стала. — Почему? — настаивал Плаут.

— Эсделик... — ответил вместо неё Сянзян. — Нельзя трогать... Смерть.

Плаут непроизвольно отшатнулся, хоть стоял довольно далеко от Питты, всё ещё держащей в руках злополучный артефакт.

— Но она... жива, — император внимательно разглядывал женщину. Теперь её странный взгляд показался ему зловещим. И он понял, наконец, что волосы у мадам Тиссар не светлые, а абсолютно седые. Что же ей пришлось пережить там, в Ситау, что она стала похожа на оживший труп?

Вторя его мыслям, Питта произнесла своим деревянным голосом:

— Я хуже, чем мертва...

— И что мне со всем этим теперь делать? — император уставился на монаха. Если уж выдаёт себя за благословенного Ки, пусть до конца отыгрывает свою роль. — Как он работает?

— Не работать, — теперь Сянзян улыбался печально. — Селовек не знать... не мозет вклюсять...

— А кто мозе... тьфу, может? — глаза Плаута налились кровью. Мечта всё исправить рушилась на глазах. Он даже не принимал в расчёт то, что с самого начала не поверил в подлинность артефакта. Разумеется, подделка не может работать! Но, так нагло обманывать императора?

— Архей, — спокойно ответил монах, словно гнев Плаута его не касался.

— !!! ??? ...

Если бы он мог, испепелил бы эту парочку на месте. Да и хранителя, заодно!

Мерзавцы! Подлецы! Твари!!

— Ваше величество! — голос барона Глазенапа звучал как из густого тумана. Пелена, застилавшая глаза, развеялась. Плаут вдруг осознал, что в кабинете находится только Девон. Женщина и монах исчезли, как по мановению руки колдуна. Только злополучный артефакт стоял на столе секретаря, как подтверждение того, что всё произошедшее ему не привиделось.

— Ну...

— Прошу, ваше величество, не спешите наказывать и казнить! Дождитесь завтрашнего дня!

— Дождусь... И что? — Гнев и злость схлынули, оставив в душе императора гнетущую пустоту. Там, где недавно цвела надежда, пылились горькие развалины. Он испытывал это чувство прежде... Когда умерла Сиггрид. Потом, когда уехала Дамаска. Эта чернота всегда влекла за собой нервный срыв и душевное помутнение. Он не хотел повторения этого кошмара. Но его снова подвели к опасной черте...

— Завтра в столицу прибудет граф Саубер. Покажите ему артефакт, — 'он меня убьёт...'

Император с недоумением уставился на хранителя трона. Он ещё ни о чём не начал догадываться. Просто бывший статс-советник был человеком не только умным, но и сообразительным. На то и была надежда.

— Хорошо... Но, только да завтра!

Кормилица Таната сложила руки на груди и требовательно повторила:

— Скажи правду! Только ты знаешь, что тогда произошло! Ну?!

Викар очень не хотел отвечать. Но упрямая женщина заперла дверь из кухни на ключ, подсунула его под дверь, и для пущей надёжности, сама перегородила проход. Драться с ней, что ли? Возраст уже не тот, а то...

— Что ты ко мне прицепилась, как репей к собачьему хвосту? Я ничего не знаю!

— Слепой — глухой — недогадливый! — язвительно пропела Таната. — Да всем видно, что Й'ола — родная мать Эйнара!

— Кому всем? — прикинулся дурачком старый слуга, — Мне не видно!

— Тогда я у самого графа спрошу! — смело пообещала женщина.

Договорить ей помешал звук открываемой двери.

— Спрашивай теперь... — буркнул Викар, виновато глядя на хозяина.

— Викар, Таната, соберите всех слуг в большом зале. Мне надо вам кое-что сказать.

— Слушаюсь, ваше сиятельство! — Мужчина шлёпнул Танату пониже поясницы на правах старшего, понукая ту быстрее выполнять приказ хозяина. — А то... расфазанилась тута, раскудахталась... курица-несушка!

Женщина недовольно содрогнулась всем своим упитанным телом. Дёрнул же её кто за язык именно сейчас пытать старика Викара. Хозяин ещё подумает, что она не просто из любопытства, а с какой корыстью выспрашивала. Вот дурёха-то!

Гедеон посмотрел на всех слуг, собравшихся в большом зале. Их было не так много. Две горничные, кухарка, экономка, она же кормилица Таната, её старший сын, старый Викар, два конюха, несколько дворовых работников, кузнец, прачка. Всего человек пятнадцать. Тех, кто прожил с ним бок о бок эти долгие десять лет. Они помогли ему выжить в этом мире, стали его семьёй. Ни о чём не спрашивали... Но последние события заставили их задуматься. Недаром Таната так упорно выпытывала правду у Викара. А старый слуга, когда-то принёсший клятву верности, как мог, спасал ситуацию.

Но этому надо было положить конец. А там: что будет, то будет.

Гедеон ни секунды не раздумывал, как обратиться к своим людям.

— Друзья! Не смотрите на меня так удивлённо. Я действительно считаю вас всех своими друзьями, потому что вы не раз доказывали свою преданность и верность! Я вам за это благодарен. Прошу прощения за то, что скрывал от вас правду, — Таната одарила Викара победоносным взглядом, но мужчина лишь скептически ухмыльнулся, наверняка зная, как далека кормилица от настоящей правды. — Но я дал клятву... очень хорошему человеку, что буду вам добрым хозяином, — слуги одобрительно загудели. Им действительно не на что было жаловаться. Разве что последняя женитьба графа доставила немного неприятностей. Но, всё, слава богам, разрешилось! — Так получилось, что ваш прежний хозяин, граф Саубер, погиб.

— Так мы знаем, — сказал за всех конюх, самый старший из слуг после Викара.

— Гедеон Саубер, — поправился граф, — погиб десять лет назад на тракте, защищая свою беременную жену от разбойников.

Люди притихли. Такой правды услышать не ожидал ни кто. Они думали, что будет раскрыта тайна рождения Эйнара. Ведь всем было очевидно, что несколько дней назад в замке появилась его родная мать, на которую он был так похож. И эта женщина слугам очень понравилась. Спокойная, приветливая, такая же доброжелательная, как и сын. И почему её граф так долго скрывал? Из-за того, что мальчик тогда считался бы незаконнорожденным?

Но то, что в той давней поездке погиб сам граф?.. Тогда, кто этот мужчина, похожий на хозяина, как двуединый? Вроде не было у старого графа второго сына.

— Жена графа тогда на самом деле умерла от родов, а через несколько дней погиб ребёнок... — Эйрлу было тяжело вспоминать те события. Он снова переживал тот ужас, который испытывал десять лет назад. Страх за сына. Боль расставания с женой. Чувство собственного бессилия перед смертью.

Ему на выручку неожиданно пришёл Викар. Старый слуга встал рядом с ним и продолжил рассказ.

— Мы похоронили хозяйку и дитя. А потом отправились искать сына господина... — мужчина запнулся, но потом уверенно произнёс: — графа! По воле бо... случая заехали в обитель Скорбящих душ. Там и нашёлся наш Эйнар. А потом... старец Некий, что гостит в замке, уговорил графа стать нашим новым хозяином.

Пожилой конюх Кмол, тот самый, кто осмелился прервать речь господина, вышел вперёд, долго думал, как правильно выразить свою мысль, и, наконец, решился.

— Неки'й, так его все зовут. Или, правильно Не'кий? То бишь — безымянный?

— Ты очень догадлив, Кмол, — грустно улыбнулся граф.

— Выходит, гостит у нас сам... — конюх замолчал, лукаво поглядывая на Викара. — И ты, старый пройдоха, даже ни разу не намекнул!

— Слово дал, — развёл руками старик. — Вот и молчал.

— Так кто у нас гостит-то? — Таната ничего не поняла, и стала пихать Кмола в спину, чтобы он сказал уже всё без утайки.

Но конюх лишь усмехнулся в усы.

— Я, конечно, тогда слова не давал... Но, кумекаю, сейчас, самое время! Извиняй, Танатушка, но сказать тебе, кто такой наш старец Некий, не могу!

— А ты его сама поспрошай, — посоветовал вредный Викар. — Чего тебе стоит? Ты же смелая!

— Тьфу, на вас! — обиделась Таната.

— Так, стало быть, оформили бумагами, что господин граф стал нашим новым хозяином, — продолжил рассказ Викар. — Законным.

— А раз, законным, какой тогда разговор? Да мы и не в обиде! -радостно огласил общее мнение Кмол. — На такого хозяина грех жаловаться! И жена ваша тоже...

— Как понял, что жена? — удивился Гедеон.

Кмол нахмурился, но быстро сообразил, о чём спрашивает хозяин.

— Что жена, а не полюбовница? Ну, сперва, так и подумал. Уж простите, хозяин. Потом вижу, законная она, богами венчанная. Не то, что Раска!

Гедеон поморщился, но пенять конюху не стал.

— Ты прав, Кмол. Й'ола моя жена, мать моего сына. Она лишь недавно пришла в наш... наши края. И это должно остаться тайной. Я очень надеюсь на вашу верность!

Люди загалдели, вразнобой обещая хозяину хранить его тайну, так же, как хранил её Викар. Только любопытная Таната всё никак не могла успокоиться.

— Господин граф, — женщина вздохнула глубоко, набираясь смелости, и всё-таки спросила: — так откуда пришла ваша жена?

Гедеон посмотрел на неё с сожалением. Вот чего ей так хочется доковыряться до самых дальних уголков их тайны. И так уже сказали с лишком.

— Много будешь знать, быстро состаришься! — назидательно произнёс Викар.

— Земля большая, стран много, — поддержал его Кмол. — Может, она из Джахи пришла. Какая разница?

Мужчины попытались выпроводить Танату из зала. Граф им всё сказал, пора и за дела снова приниматься. Но в этот день в женщину вселился любопытный дух, который не собирался так просто сдаваться.

— Большая! — в голосе кормилицы слышалась обида. — Я думала, что она спустилась к нам из Элави!

Все, кто ещё оставались в зале, замерли после такого бредового заявления Танаты. Ну, дура — баба! Совсем с глузду двинулась!

— Почему ты так решила? — осторожно поинтересовался граф. Он-то как раз кормилицу сумасшедшей не посчитал.

— Красивая она... воздушная... необыкновенная! Как с той картины, что висела в вашем кабинете.

Гедеон понял, чем выдал себя. Он написал эту картину через год, после бегства из родного мира, вложив в портрет женщины всю свою любовь. Но все думали, что хозяин купил её у столичного мастера. Через полгода он перевёз картину в особняк в Тронберге, где её почти никто не видел. Удивительно, что Таната запомнила лицо, изображённое на портрете. Ведь не видела его больше восьми лет.

— Ты не забыла?..

— Как забыть? — удивилась Таната. — Посланница же!

Посланница.

Именно так он назвал картину.

— Таната, теперь я вынужден взять с вас ещё одну клятву, — задумчиво произнёс Гедеон.

— Сколько угодно! — расцвела радостной улыбкой кормилица. — Я для вас жизни... — и громко бухнулась на колени.

Остальные слуги тут же последовали её примеру. Даже старый Викар, кряхтя, опустился на пол и отбил земной поклон.

— Вот и поговорили... — пробормотал граф. — Теперь они на нас ещё и молиться станут.

После откровений, прозвучавших в большом зале, обитатели замка стали ощущать себя заговорщиками. Слуги, при встрече друг с другом перемигивались и многозначительно улыбались. А как видели хозяина или его гостей, то кланялись в пояс, и преданно заглядывали в глаза. Все терпели, кроме Фанагора.

— Чего они кланяются? — бухтел колдун. — Что я им, царь-ампиратор? Граф, прикажи своим слугам относиться ко мне, как к человеку! Очень тебя прошу!

— Сам и прикажи, — отмахивался от него Гедеон. Тут в Тронберг к Плауту надо идти, но никто не хочет составлять ему компанию. Им, видите ли, тут замечательно. — Некогда мне!

Он натянул парадные сапоги, начищенные до зеркального блеска, одёрнул камзол и стал прилаживать перевязь с палашом.

— Один в столицу пойдёшь? — тут же сменил тему Фанагор. — Уже не боишься разгневать нашего монарха магическими фокусами?

— Раз позвал, значит смирился. А время на дорогу тратить мне не недосуг.

— Ещё бы, — усмехнулся колдун. — Я бы на твоём месте тоже не тратил, — граф кинул на него осуждающий взгляд. — Не зыркай... завидно просто. Ты там... узнай, если сможешь...

— Про тебя, что ли? — догадался Гедеон.

— Да.

— Хорошо, узнаю. А вы тут смотрите...

Попрощавшись с Фанагором, граф отправился в комнату сына, где Эйнар и Й'ола о чём-то оживлённо спорили. Но, едва он вошёл, оба вскочили с диванчика и бросились к нему.

— Уже?

— Папа, возвращайся быстрее!

— Конечно! Я быстро. Й'ола, попробуй ещё раз поговорить с Некием. Нужен он сыну!

— Попробую... — она поцеловала его в висок. — Возвращайся, Эйрл.

— Уже возвращаюсь!

— Ваше величество, разрешите?

Как же давно он не слышал этот спокойный, уверенный голос. Плаут даже не подозревал, что его может успокоить просто голос графа. Дать почувствовать надёжное плечо, поддержку, защиту. Сколько их, верных ему людей, преданных до конца? Барон. Сигизмунд. Граф...

— Входите, Гедеон!

Мужчина вошёл в кабинет уверенным, чётким шагом, но на полпути сбился, остановившись у стола секретаря. Лицо его резко побледнело, он пошатнулся, рванул ворот камзола, словно ему нечем стало дышать. Плауту показалось, что статс-советник сейчас умрёт прямо у него в кабинете.

— Стража! — Император с неожиданной прытью подскочил к графу, схватил его в охапку и усадил в кресло секретаря. — Лекаря!

Гедеон потёр ладонью лицо.

— Не надо лекаря... Всё хорошо.

— Что, хорошо?! Ты только что чуть не отправился к праотцам, и говоришь, что обойдёшься без лекаря! Эх, рано я тебя вызвал! Думал, уже оправился от ранения, да вижу, поторопился!

— Нет, ваше величество, от ранений я излечился полностью.

— Что случилось?! — Вопль лекаря опередил его самого на несколько секунд. Запыхавшийся господин Шаурман ввалился в кабинет в таком состоянии, что ему самому не помешала бы помощь собрата по профессии. — Ваше... величество... кому плохо?..

— Кажется, хуже всех сейчас именно вам, — Плаут с сомнением посмотрел на своего лекаря. Вид у него был ничем не лучше, чем у графа. Кроме того, Гедеон и в самом деле, вроде оправился. — Идите-ка, дружище, полежите. Отвар какой успокоительный примите. Зачем же так бегать? В вашем-то возрасте... — Шаурман тяжко вздохнул и, шаркая, отправился выполнять предписания императора. — Так что с тобой случилось, граф?

Гедеон решал для себя непростую задачу: признаваться или нет? Второй путь простой, и очень обидный. Упустить из-под носа то, что разыскивает уже не одно поколение его рода, было малодушным. А признаться...

Не слишком ли много признаний за последнее время? Но зато, какова цена за правду! Это же просто дар небес!

'Не знаю, поучаствовала ли ты и в этом, Пряха, но, упускать такую возможность я не буду!'