— Предложите президенту Рюти выбор, — сказал Сталин, — или потерять весь север страны, или оставить в покое наши войска. Если он не сумеет сделать правильных выводов, высадите десант в районе Хельсинки. Я думаю, что нашему флоту очень понравится военно-морская база Гельсинфорс.
Генералы заулыбались, такая трактовка вопроса нравилась им намного больше заигрывания с заведомо более слабым противником.
— Товарищ Жуков, а что за инцидент произошёл у вас на фронте? — Вдруг спросил Сталин, повернувшись к бывшему командующему Центральным фронтом.
Жуков, судя по всему, ожидавший этого вопроса с первой минуты, сказал:
— Товарищ Сталин, если вы говорите о событиях в полосе обороны семнадцатой танковой бригады второго танкового корпуса, то должен сообщить, что события развивались не так, как написали эти английские журналисты. Капитан Григорьев действительно приказал расстрелять захваченных в плен немецких солдат, потому что они принадлежали к зондеркоманде, зверски уничтожившей наш госпиталь. Я докладывал об этом случае.
— А английские журналисты знали об этом?
— Так точно, товарищ Сталин, знали. — Ответил Жуков, и с яростью в голосе продолжил. — И присутствовали на месте уничтожения госпиталя. Им было показано всё. Но они не пожелали рассказать об этом.
— Товарищ Молотов. — Сталин повернулся к наркому иностранных дел. — Подготовьте всю информацию об этом инциденте и передайте в английское посольство в виде официальной ноты советского правительства. И потребуйте, чтобы данные материалы были опубликованы в тех газетах, которые написали "о зверствах Красной Армии". Предупредите их, что если этого не произойдёт, то все, без исключения, английские журналисты будут лишены аккредитации на советско-германском фронте и немедленно высланы из страны.
— Я не уверен, что это на них подействует. — С сомнением в голосе возразил ему Молотов. — Как всегда сошлются на свободу печати и проигнорируют наше требование.
— Я тоже не уверен. — Ответил Сталин. — Но у нас будет повод избавиться от этих шпионов. А свобода печати... Знаем мы цену буржуазным свободам. Что хозяин прикажет, то их "свобода" и разрешит прокукарекать.
— Товарищ Сталин, а что с капитаном Григорьевым будем делать? — Решил воспользоваться хорошим настроением вождя Жуков.
— А что вы уже сделали?
— Хотел под трибунал отдать, но увидел, что эти мерзавцы сделали с ранеными и медсёстрами, и не смог. — Ответил Жуков и, немного подумав, добавил. — Если бы мне в тот момент кто-нибудь из немцев попался, пристрелил бы собственноручно, ни секунды не раздумывая.
— Капитана Григорьева разжаловать в лейтенанты и отправить командовать штрафной ротой с формулировкой "За превышение полномочий". За то, что устроил всё это на виду у журналистов. — Сказал Сталин, подумал и добавил. — Военным прокурорам всех армий отдать приказ о том, что подобные преступления фашистов они могут рассматривать сами с приведением приговора к исполнению немедленно. Приготовить приказ об этом, и в виде листовок разбрасывать над немецкими войсками. Пусть знают, что их ожидает.
— Боюсь, что большинство из них до трибунала попросту не доживёт. — Высказал своё мнение Тимошенко.
— Если это не будет происходить при иностранных журналистах, то можно подобные проявления гнева не замечать. Но если у вас будут погибать пленные, не причастные к преступлениям, то командующие фронтами и армиями будут нести за это ответственность вместе с непосредственными виновниками. — Сказал Сталин Тимошенко. — Нам не нужно пугать солдат противника ненужной жестокостью. Это уменьшит и наши потери.
— Товарищ Сталин, что будем делать с Механизированной группой Центрального фронта? — Спросил Жуков.
— Как показал опыт боёв, такие объединения танковых и механизированных корпусов необходимы. — Ответил ему Сталин. — Есть мнение преобразовать её в Первую танковую армию. Командующим назначить генерал-майора Катукова. На переформирование и пополнение армии отвести месяц. После чего перебросить её к границе Силезии. Чем быстрее мы возьмем промышленные районы Силезии и Чехии, тем быстрее сможем сломить противника. Необходимо также подготовить условия для формирования других танковых армий.
Андрей отметил про себя ещё два вывода сделанные вождём из его докладов. Это, во-первых, формирование танковых армий. Но вначале Сталин убедился в эффективности применения Механизированной группы Рокоссовского. Выводы, конечно, налицо. Полное уничтожение Первой танковой группы Клейста за две недели. Конечно, большую роль играет и роль командующего, вряд ли кто-нибудь ещё сумел бы это сделать столь быстро и эффективно.
Вторым очень важным выводом было формирование штрафных батальонов. Вообще-то, Андрей завёл речь о них для того чтобы толкнуть вождя к мысли вытащить из лагерей НКВД военных, отправленных туда по знаменитой 58 статье. При этом он взывал к рационализму вождя, который, как известно, не гнушался использовать теоретические и практические находки своих противников, творчески осмысливая их при этом. Сталин в тот вечер внимательно выслушал его, попросил уточнить принципы формирования. Услышав, что в лагерях брали только добровольцев, он молча кивнул головой, как всегда делал, получив информацию требующую тщательного и всестороннего обдумывания. И вот оказалось, что выводы он сделал. Хотя ещё раньше было пересмотрено много дел военных, и всех, кого он посчитал нужным выпустить, уже отправили в войска. Большую часть с изрядным понижением в звании, некоторых на прежние должности во вновь формируемых частях, а кое-кого даже с повышением. Почему именно так, и именно этих людей, ответить не смог бы, наверное, и сам Сталин. У него всегда была какая-то нерациональная слабость к понравившимся ему людям. Он их выдвигал наверх, не считаясь с их реальными возможностями и мнением окружающих, давал им звания без очереди, а часто и через одно, производя полковников сразу в генерал-лейтенанты. Поручал им большие посты. Но если они не оправдывали, возложенных им надежд, расправа была короткой и жестокой.
Так было во время Андрея с Павловым. Вознесённый выше всяких способностей за потрясающую личную храбрость, выдающийся танкист Павлов, блестяще проявивший себя в Испании, оказался никудышным военачальником. За что и был расстрелян. Под его бесталанным руководством Западный фронт рассыпался как карточный домик, хотя на других направлениях, при таком же соотношении сил, советские войска всё-таки держались. Да и в ЭТО время Павлов проявить себя должным образом не сумел, хотя Сталин и давал ему войск больше чем другим фронтам.
Андрей усмехнулся про себя. Как бы клевали его интеллигенты всех мастей, если бы он сказал им, что поставил себе в заслугу формирование штрафных батальонов. Для них гипотетическая свобода личности намного важнее того — будет ли человек жить или нет. Андрей же штрафбаты воспринимал, как ещё один шанс человеку, вольно или невольно совершившему преступление, начать жизнь заново. Его всегда поражали возмущения ярых апологетов "демократии". А что было бы лучше, если бы человека расстреляли? Без всякой пользы для него и армии. А военные преступления были и будут всегда. Тот, кто считает, что в штрафбате были только "невинные овечки", наивный дурак, опасный для общества.
Судя по реакции присутствующих, о формировании штрафных рот и батальонов генералам уже было известно. И вполне возможно, что где-то их уже применили. И, наверняка, в них уже влилось первое пополнение с фронтов, которое в других условиях попросту бы расстреляли. Законы войны суровы, и не только к врагу, но и к своим собственным солдатам. Кто-то струсил и не поднялся в атаку. Кто-то решил помародёрстовать, считая, что ступил на вражескую территорию — а у врага брать можно, у врага не грабёж. Кто-то украл у своих же. Кто-то просто напился и подрался с офицером. Всякое бывает! И что же прикажете с ними делать? Отправлять в тыл прятаться за спины более порядочных и смелых? Расстреливать всех подряд? Или же всё-таки отправить в бой, уже в качестве штрафника? А там как повезёт!
После Шапошникова докладывал о боевых действиях флота адмирал Кузнецов. На юге советскому Черноморскому флоту удалось полностью парализовать действия румын и немцев. Запертые в румынских портах корабли засыпались бомбами и расстреливались авиацией Южного фронта. Подводные лодки сторожили немногих счастливчиков, сумевших прорваться в болгарские порты. Большая группа крейсеров и эсминцев Черноморского флота сосредоточились на траверзе Босфора, являя собой молчаливое предупреждение Турции. Турецкое правительство поспешило заявить о своём полном нейтралитете, в котором ещё больше окрепло, после того, как русская подводная лодка торпедировала на входе в пролив немецкий эсминец, пытавшийся вырваться из мышеловки Чёрного моря.
На севере слабый, численно и качественно, Северный флот Советского Союза всё же противостоял силам Кригсмарине, сосредоточенным в Норвегии. Кто-то из отчаянных командиров "щук", Андрей прослушал фамилию, в Варангер-фиорде вошел в бухту Петсамо и торпедировал находящийся там немецкий эсминец. Были также потоплены несколько транспортов с войсками и военными материалами. Торпедные катера Северного флота в жестоком бою у полуострова "Рыбачий" сильно потрепали группу эсминцев немцев, заставив тех убраться обратно в Норвегию. Вот, правда, о потерях самих катеров сказано не было. Впрочем, это обычная практика всех военных — докладывать только о своих победах. И молчать, до последнего, о потерях и поражениях.
На Балтике, выставленные вовремя, мины не позволили немцам прорваться в Финский залив. Мемельская бухта была буквально засыпана бомбами и минами авиацией Северо-Западного фронта, подошедшие крейсера блокировали остатки немецкого флота, находившегося там. Подводные лодки открыли неограниченную охоту на корабли в западной части Балтики. Выбрались из "Маркизовой лужи" и линкоры. Ударная группировка из двух линкоров, крейсеров и эсминцев сопровождения обстреляла бухту Данцинга, поймала в открытом море и отправила ко дну войсковой транспорт в составе десяти транспортных судов вместе со всеми кораблями сопровождения. Гитлер в припадке гнева объявил командующего Балтийским флотом вице-адмирала Трибуца личным врагом фюрера номер один. На что адмирал, под смех офицеров флота и присутствовавших при этом военных журналистов, объявил Гитлера личным врагом Балтийского флота номер один и пообещал утопить его в ближайшей луже, при первой же возможности.
Подводные лодки Балтийского флота парализовали перевозки грузов из "нейтральной" Швеции, торпедируя транспорты, невзирая на флаги, сразу после выхода из территориальных вод. На панические вопли Шведского министерства иностранных дел Советское правительство объявило, что "уважает нейтралитет Швеции, но помощь своему врагу воспринимает как участие во вражеской коалиции". По тем же дипломатическим каналам правительству Швеции намекнули, что ожидали благодарности за защиту страны от угрозы немецкой оккупации, а не помощи бывшему врагу. Не так давно спасённая от угрозы немецкой оккупации, благодаря усилиям Советского Союза, Швеция, кажется, вняла голосу разума и отказалась быть транзитной базой для снабжения Германии стратегическим сырьём. Что перевело эти перевозки в пока недоступные Советскому флоту порты Испании, Португалии и Франции.
На Тихоокеанском флоте царило полное затишье. Япония, чуть более месяца назад заключившая с СССР "Пакт о нейтралитете", с изумлением наблюдала как на Западной границе Советской России уничтожают главные ударные силы её основного союзника. Выдвинутые к Владивостоку японские крейсера спешно оттягивались на юг. А после того, как советские истребители за неделю сбили над своей территорией более десяти самолётов-разведчиков японских ВВС, до Генштаба Японии окончательно дошло, что пора искать более слабого противника.
Командующий Авиацией дальнего действия генерал-лейтенант Голованов доложил о результатах налетов на Берлин. Впрочем, громкое название соединения не отражало его реальных возможностей. АДД в составе нескольких дивизий тяжёлых бомбардировщиков ещё могла наносить удары по ближним тылам противника с помощью устаревших ТБ-3, но дальние её действия ограничивались малым количеством современных дальних бомбардировщиков. Тем не менее ночные бомбардировки Берлина, носившие скорее политическое, чем военное значение, наносились дальней авиацией Советских ВВС каждую ночь. Андрей понимал, что подобные действия Советской авиации были оправданы, так как напоминали Гитлеру о существовании неотвратимого возмездия. Тем более, что английская авиация, получив сообщения об успехах Красной Армии на советско-германском фронте, немедленно прекратила активные действия. Такая её реакция вызывала много вопросов к командованию английских ВВС, а ещё больше к премьер-министру Англии Черчиллю.
Но Уинстон Черчилль, громогласно объявивший о поддержке СССР в первые минуты войны, при получении сообщений с Восточного фронта вдруг замолчал. События развивались совсем не так, как планировали в Германском или Английском Генштабе. Вместо панического бегства Красная Армия вдруг перешла в повсеместное наступление и сумела отбросить своего противника далеко на Запад. При таких темпах наступления, вполне возможно, Красная армия скоро окажется на немецкой границе. И неизвестно сумеет ли Вермахт её там остановить. Перед Черчиллем встал вопрос о дальнейшей политике Англии в Европе.
Андрей удовлетворённо кивнул, когда Голованов сообщил о прекращении действий английской авиации. Именно такой реакции англичан он и ожидал. Англичане не церемонились с русскими союзниками даже когда состояли в официальном военном союзе, а уж теперь, находясь в "полупротивном" состоянии, ничего другого от них ожидать и не стоило. И это только начало. Черчилль ещё не оценил всех масштабов происходящего на Восточном фронте. И инцидент с журналистами ещё не вполне оценён англичанами, да и нашими военными тоже. Только Сталин ухватился за возможность избавиться от этих "легальных шпионов". Предлагая формулировки, которые англичане в силу своей великодержавной спеси принять попросту не смогут, он правильно рассчитал последствия этой ноты. Ну что же, это ещё на несколько недель сможет отодвинуть начало решительных действия англичан, которые будут лишены достоверной информации из первых рук. Не высказал никаких замечаний по поводу английской политики и Сталин.
Следующий докладчик генерал-лейтенант Голиков начал свой доклад с положения в Румынии. Из Бухареста, к которому уже подошли передовые батальоны девятнадцатой армии Конева, началось паническое бегство румынской аристократии и буржуазии. Первыми сбежали, как самые информированные, военные штабы во главе с главнокомандующим Антонеску. Группы Осназа НКВД уже сутки пытаются найти его новое местоположение, пока безрезультатно, так как на связь со своими войсками он не выходит. Румынский король Михай мучительно ищёт контакты с нашим руководством, но пока командование Южного фронта, на который и вышли его эмиссары, молчит, не имея указаний из Москвы.
