Привяжи меня!

Стерлинг позволил Кирку поставить себя рядом с обитым кожей крестом, так что член прижался к прохладной поверхности, и почувствовал знакомый прилив возбуждения, когда Кирк застегнул ремень на его левом запястье. Да. Так гораздо лучше. Так может и получиться...

Кирк схватил его за второе запястье и завел вверх, движение оказалось слишком резким. Плечо пронзило болью — предупреждение, к которому Стерлинг привык прислушиваться с тех пор, как повредил сустав. Господи, только не сейчас...

Он поерзал, пытаясь устроиться поудобнее, и Кирк хлопнул его по боку.

— Стой на месте.

— Нет, я просто...

— Замолчи, или мне придется заткнуть тебе рот, — перебил Кирк. — Я не могу позволить, чтобы ты меня отвлекал. Думаешь, это просто? — Он затянул ремень на правом запястье Стерлинга и ткнул ногой его лодыжку. — Раздвинь ноги шире. — Это был уже перебор: давление, неудобная позиция, напряженные вытянутые руки — плечо просто горело.

Пытаясь уменьшить напряжение, Стерлинг сделал полшага назад и наткнулся на Кирка — он не сразу заметил, что тот так близко, но все же то, что сейчас упиралось ему в ягодицу, определенно было членом Кирка.

— Так хочешь этого, да? — Голос того сочился самодовольством.

— Ничего не получится, — решительно сказал Стерлинг. — Не то чтобы я не хотел — просто у меня давняя... — Прежде чем он успел договорить, объяснить, что нужно поменять положение, в рот ему сунули обещанный кляп. Только тогда Стерлинг вспомнил, что они даже не говорили о стоп-слове, хотя едва ли он смог бы сказать что-нибудь с кляпом во рту.

Кирк обхватил ягодицы Стерлинга обеими руками и сжал, раздвигая, поглаживая большими пальцами влажную, скользкую дырочку.

— Просто закрой рот и слушай. Это будет самый лучший секс в твоей жизни — обещаю, тебе понравится. Разве я не говорил расставить ноги шире? — Он снова пнул лодыжку Стерлинга, и его ступня скользнула вправо дюймов на восемь. В панике от острой обжигающей боли, охватившей руку, Стерлинг изо всех сил дернул левое запястье, пытаясь удержать равновесие.

Не сработало, и он почувствовал тошнотворный щелчок, когда правое плечо, которое так толком и не зажило после давней травмы, выпало из сустава. Стерлинг закричал, задыхаясь из-за кляпа. Он не мог пошевелиться, потому что висел на одном запястье, а его гребаная рука горела огнем, и почти все мысли от боли куда-то разбежались.

Он смутно слышал недовольный голос Кирка и встревоженный — Алекса, а потом кто-то подхватил его, придерживая обеими руками, принимая его вес на себя. От этого боль пронзила еще раз, и Стерлинг снова закричал, казалось, крик разрывает горло и легкие.

— Вытащи кляп, — бросил Алекс — Стерлинг с радостью сделал бы это, но его руки были связаны. Как он должен...

Кляп вытащили. Стерлинг знал, что нужно объяснить, что происходит. Говорить из-за боли казалось почти невозможным, поэтому он лишь выдавил:

— Вывих, — сквозь стиснутые зубы, а Алекс выругался и сказал Кирку отстегнуть ремни.

— Я ничего не делал, — оправдывался тот, возясь с ремнями, его движения были нестерпимо неуклюжими и медленными. Стерлинг с трудом дышал, но от крика становилось легче, чем от кислорода, и он никак не мог остановиться, втягивая воздух, чтобы в очередной раз закричать. — Эй, заставь его прекратить, — бросил Кирк. — Кто-нибудь может услышать. — Он посмотрел на Стерлинга. — Боже, тише ты!

— Кирк! — Алекс был расстроен и обеспокоен, но не паниковал, и в его голосе слышались нотки раздражения. — Заткнись уже, хорошо? Просто развяжи его. — Обняв Стерлинга за талию, Алекс потянулся к ремням сбоку, наконец высвободив поврежденную руку. Запястье выскользнуло из кольца, и Алекс подхватил его и медленно опустил. Правда, от боли это не спасло. Рука торчала под странным углом, предплечье неестественно скрутилось.

— Готово, — почти радостно воскликнул Кирк, справившись с последним ремнем. — Вот.

С помощью Алекса Стерлинг встал и пошатнулся. Комната закружилась перед глазами, но он не мог отрубиться. Он не собирался терять сознание в этой комнате, хотя, пожалуй, заблевать Кирка с ног до головы казалось заманчивым. Тяжело дыша, он баюкал вывихнутую руку. Неужели раньше было так же больно?

Кирк сложил руки на груди и задумчиво поджал губы.

— Так, вот что надо сделать. Сначала решим, что будем говорить...

— Сначала отвезем Стерлинга в больницу, — отрезал Алекс, подведя его к стулу у стены. С него тоже свисали ремни, но Стерлингу было все равно. Он тяжело опустился на стул, кожа стала липкой от пота, волны жара и холода накатывали одна за другой. — Боже, Кирк, ну неужели ты такой мудак? Ему плохо, а ты думаешь только о себе. — Алекс собрал их одежду и понес к Стерлингу.

— Только... джинсы, — выдавил Стерлинг. Он старался поддерживать больную руку, но не мог найти положение, в котором было бы не так больно. Ладно, сейчас они поедут в больницу. Врачи дадут ему обезболивающего. Пока он повторял это себе, Алекс оделся и помог ему просунуть ноги в джинсы — никакого белья, да и бог с ним, сейчас Стерлингу было не до него — а затем кроссовки без носков.

Алекс выглядел растерянным, ему явно хотелось помочь Стерлингу встать, но он не знал, можно ли к нему прикасаться и где, если можно. Стерлинг же был лишь благодарен за то, что его никто не трогает; покачиваясь и стискивая зубы, он сам поднялся, чтобы Алекс мог натянуть его джинсы на бедра и застегнуть их.

— Не надо упоминать мое имя, — продолжал говорить Кирк, как будто его кто-то слушал. Он был уже полностью одет, только без обуви, и его ступни в ярко-красных носках, выглядывающие из-под кожаных брюк, смотрелись абсурдно. — Я потеряю работу, я...

— Я никому ничего не скажу, — оборвал его Стерлинг. Боже, сейчас декабрь, а он собирается выйти на улицу без верхней одежды, и это все равно лучше альтернативы, потому что иначе ему пришлось бы надевать рубашку. — Для меня ты не существуешь. — Было приятно говорить это — пожалуй, это единственное, что сейчас вызывало приятные ощущения.

Подъем по ступенькам показался ему бесконечным, а когда он забирался в машину, устраиваясь на сидении и закидывая ноги внутрь, боли стало так много, что он чуть не отключился. Стерлинг не позволил себе этого только потому, что знал, что, когда придет в себя, боли меньше не будет, он был почти уверен, что станет только хуже.

— Все будет хорошо, — заверил Алекс. — Господи. Опустить стекло?

"Тебя не тошнит?" осталось за кадром, и Стерлинг ответил:

— Да, — машина была его, потому что она загораживала выезд Алексу, а ему совсем не хотелось обделать собственный салон.

Они ехали в больницу, и ледяной ветер бил в лицо, так что пот, которым Стерлинг, казалось, покрыт с ног до головы, застывал прямо на коже. Он закрыл глаза, изо всех сил пытаясь сделать так, чтобы боль утянула его глубже, как это происходило, когда все было хорошо, но, похоже, сейчас это не работало, и он не знал почему.

— Мне так жаль, — сказал Алекс через какое-то время.

Слова требовали усилий, на которые Стерлинг сейчас был не способен, но он замычал, надеясь, что Алекс переведет это как "ты не виноват", хотя какая-то часть его и хотела обвинить Алекса в том, что тот познакомил его с этим козлом. А это было несправедливо.

— Обычно он не такой, — продолжил Алекс, пригнувшись к рулю, словно это могло заставить машину ехать быстрее. — Ну, то есть такой, но обычно все в порядке, понимаешь? Мне нравится, и ему тоже, и нас все устраивает, но ты... мне кажется, ты заставил его нервничать.

Это звучало настолько нелепо, что Стерлинг даже на мгновение забыл о боли.

— Что?

Алекс виновато поглядел на него, а потом выругался, заметив, что светофор загорелся красным, и нажал на тормоз.

— Боже, мы никогда туда не доберемся... Кирк крутится во всем этом довольно давно, но недостаточно, и его вроде как еще не считают своим, понимаешь? Не слишком хорошо знают. И ему это не нравится. А ты принадлежишь Оуэну, вот его-то как раз знают хорошо, и он всех знает, и все его уважают. Получить тебя для Кирка было все равно что осуществившейся фантазией, все равно что взять напрокат гребаный Феррари, но он переживал, потому что боялся не оправдать твоих ожиданий.

— Он и не оправдал, — кивнул Стерлинг.

— Знаю. — Остаток пути Алекс молчал, только под конец пробормотав: — Слава богу, — когда они въехали на стоянку перед пунктом первой помощи. — Подожди тут; я сейчас приведу кого-нибудь с каталкой.

Мысль об этом почему-то встревожила Стерлинга, и он ответил:

— Нет. Я могу идти.

— Да, но можно ли тебе идти? — спросил Алекс, но все же обошел машину и, открыв пассажирскую дверь, стал ждать, пока Стерлинг, постанывая, выберется из машины. — Ты, наверное, замерз.

Вообще-то, вовсе нет, но он чувствовал, как на коже снова выступает холодная испарина. Стерлинг крепче сжал предплечье; идти, не двигая плечо, было невозможно, и у него кружилась голова.

— Сейчас отключусь, — выдавил он; перед глазами заплясали черные точки.

"Даже красиво", — подумал он, а потом чьи-то руки заставили его нагнуться и сесть на что-то, похожее на качели. Он двигался. Он что, в парке? А не слишком ли плохая погода для прогулок? И какого хрена у него так болит плечо?

Яркий свет разогнал темноту, и Стерлинг уронил голову на грудь, крепко зажмурив глаза.

— Так, давайте его на каталку, — сказал кто-то, и Стерлинг закричал, потому что плечо стало единственной частью тела, которую он мог чувствовать. — Ладно, ладно. Попробуй расслабиться.

Более идиотского предложения Стерлинг в жизни не слышал. Расслабиться? Черт, да он же орет каждый раз, когда до него дотрагиваются. Он попробовал отмахнуться от врачей — было слишком больно, он не хотел, чтобы к нему прикасались, он хотел только Оуэна. Кто-то попытался прижать его к столу, взявшись за здоровое плечо, и Стерлинг опять вскрикнул и дернулся, боль вспыхнула с новой силой.

— Не трогайте меня, — выдохнул он. — Не надо. — Он позволил кому-то, кроме Оуэна, дотронуться до себя, и вот во что это вылилось. На запястье снова легла чья-то рука, и он опять закричал: — Не трогайте меня! Только Оуэн. Где Оуэн?

Стерлинг откинул голову, чувствуя, как горячие слезы стекают по вискам и застревают в волосах. Где же Оуэн?

Глава Шестнадцать

Оуэн вздохнул и почти с остервенением вычеркнул целых три параграфа из статьи, над которой работал. Он и в нормальном-то настроении был придирчив к себе как к автору — приходилось десятки раз переписывать, чтобы результат начал ему нравиться.

Отбросив листы в сторону, он откинулся на стуле — от долгого сидения в одной позе заныла спина. Надо остановиться, пока он не поддался желанию смять всю статью и выбросить в мусорную корзину.

Он встал и, поскольку делать больше было нечего, поднял полупустую чашку с холодным кофе и отнес на кухню. Не торопясь, он сполоснул ее, тщательно вытер и поставил на полку. Однако это заняло не больше пары минут, вечер тянулся бесконечно.

Стерлинг так и не позвонил. Нет, Оуэн не собирался позволять этому молчанию затягиваться, но он думал, что Стерлинг, этот нетерпеливый, раздражающий, невозможный мальчишка, как обычно сделает первый шаг. Оуэн ждал еще одного полуночного звонка, ждал, что Стерлинг, меча глазами молнии, ворвется прямо в дом, все такой же требовательный, настойчивый и бесконечно желанный. Он дремал на диване, пока наконец в два часа не отправился спать наверх, оставив свет на крыльце — этакое молчаливое приглашение.

Девять тридцать. Да к черту! Он сам позвонит Стерлингу. Еще одна ночь порознь не сулит им обоим ничего хорошего.

Телефон зазвонил, как раз когда Оуэн подходил к столику, и это совпадение заставило его улыбнуться, он был уверен, что это Стерлинг. Мысль о том, что даже переломный момент для них наступил одновременно, была очень приятной.

Все еще улыбаясь, он снял трубку:

— Алло?

— Оуэн? Это Алекс. Друг Стерлинга, помните? Послушайте, я понимаю, что, наверное, есть и более подходящий способ это сделать, но не знаю какой, поэтому я просто... Стерлинг в больнице, у него вывих плеча, он не в себе, кричит не переставая, не позволяет врачам до себя дотрагиваться, зовет вас. Я знаю, что вы вроде как поссорились...

— Алекс, подожди, — перебил Оуэн, доставая из шкафа сапоги и пальто и прижимая телефон к уху плечом. — Что случилось?

— Он сказал, что сходит с ума, попросил меня о ночи с Кирком. Но Кирк не сделал ему ничего плохого, клянусь. Он всего лишь пристегнул его ремнями, а потом рука Стерлинга просто... я не знаю, как это произошло.

— Я знаю, — мрачно отозвался Оуэн. — И когда я доберусь до Кирка... — Нет, об этом он позаботится позже. — Я уже выхожу. Буду через несколько минут. Скажи ему, что я еду. — Оуэн бросил трубку на стол, проверил, в кармане ли ключи, и вышел из дома.

Он всегда быстро реагировал в чрезвычайных ситуациях; на панику просто не было времени, и он никогда не терял самообладания, потому что это едва ли могло помочь. Мысль о том, что Стерлинг зовет его, ничего не меняла; напротив, сейчас для Оуэна все было невероятно просто. Он сидит в машине, едет в больницу, а в конце пути его ждет Стерлинг, которому он очень нужен. Значит, надо ехать быстро, но не слишком, ведь авария задержит его, как, впрочем, и штраф, поэтому приходилось не думать о Стерлинге слишком много — иначе от боли и гнева упорядоченный поток мыслей, подсказывающих ему, где свернуть, когда сменить полосу, когда обогнать тупого урода, который просто ползет, превращался в хаотичный клубок.

Все просто.

Уже на больничной стоянке, захлопывая дверцу машины, он неожиданно понял, что почти не помнит, как сюда добирался.

Алекс ждал прямо у дверей, на лице его застыло что-то среднее между облегчением и страхом.

— Оуэн! Слава богу, вы здесь.

— Где он? — спросил Оуэн, отмахнувшись от сумбурных попыток Алекса шепотом объяснить, что случилось. — Неважно. Где Стерлинг?

— Сюда, — кивнул Алекс и повел его к палате, отгороженной от коридора не дверью, а одной занавеской. Нетерпеливо отдернув ее, Оуэн наконец увидел Стерлинга, тот лежал на каталке в одних джинсах и кроссовках на босу ногу. Сейчас, без рубашки, вывих заметить было нетрудно — его плечо было какой-то неправильной формы, Стерлинг неловко прижимал к груди больную руку.

Его лицо было очень бледным и мокрым от слез, но он уже не кричал. Оуэн направился к нему, разглядывая доктора и медсестру, которые стояли у стены и совершенно точно не помогали Стерлингу, просто говорили ему что-то — Оуэн не мог разобрать.

А потом Стерлинг перехватил его взгляд, и Оуэн заметил, как на его лице отразилось облегчение.

— Ты пришел, — едва слышно пробормотал Стерлинг.

Оуэн кивнул, не доверяя своему голосу. Он подошел к Стерлингу, прижал ладонь к его щеке — кожа была влажной и холодной. Стерлинг не сводил умоляющего взгляда с его лица, голубые глаза затуманились от боли.

— Дай им помочь тебе, — сказал Оуэн, нарочно делая так, чтобы слова прозвучали как приказ, а не как просьба. — Я буду с тобой, а когда они закончат, мы поедем домой.