-Ладно, возможно, я бы и согласился. Понятно Пушак, понятно мальчик, а почему ты?— явно напрашиваясь на очередной высунутый язык, съязвил старик. Он явно смеялся в душе.

-А потому что я дочь Инти,— нахально заявила я,— и меня в год Звезды сюда боги, тоже не зря засунули. Сами говорили, может у них на меня свои планы.

-А Руми?— обижено сказал Чаупи-тута.-Пусть он тоже пойдёт с нами. Мы друзья, он поможет нам.

-Мальчик, даже воины нашего племени никогда не допускались в Храм, а этот парень, он уари, совсем чужой. Почему ты так уверен в нём?— старый шаман ждал ответа с большим интересом. Как учёный, который запустил какую-то опытную реакцию и надеется на неожиданный результат.

Чаупи-тута почувствовал головокружение. Ему показалось, что он перестал дышать. Мальчик пробирался сквозь перламутровый туман. Как он оказался между времён? Может умер? Один раз он видел такое. В своей деревне. Сосед ссорился с женой. Вдруг кожа у него стала синюшно-серой, он упал. И через минуту был мёртв.

Что он ищет здесь и куда идёт? Ему нужно было понять что-то, нужно вспомнить, учитель говорил, что здесь можно забыть обо всём, потерять путь назад. В прошлый раз он был тут не один, учитель держал его.

-Нужно вспомнить...учитель...Верховный...Руми...-Чаупи-тута обрадовался. Он хотел узнать у богов о Руми. Старый шаман спросил почему он так верит ему, и мальчик вспомнил их недавний разговор.

Когда они встретились впервые у гостевого дома, парень сказал, что он сирота и Чаупи-тута хотел узнать, что стало с его родителями. Он болезнено воспринимал потерю родственных связей. И Руми рассказал, что знал сам. Он был захвачен во время воинского рейда уари, совсем малышом. Воином, жена которого не могла родить ребёнка. А он очень любил её и не хотел брать другую. Они растили его до десяти лет. Потом приёмный отец погиб в военной вылазке. А мать умерла от болезни, которая мучила её долгие годы и не давала возмоности выносить собственное дитя. Воины уари забрали его , как умели, пытались сделать из малыша солдата. Но у того не лежала душа к убийству. Как сказал колдун-уари, у него скорее была душа шамана.

Чаупи-тута подумал, он хотел пройти назад по линии времён, увидеть откуда был взят Руми. Что так подкупает его в нём. А, если ему чего-то очень хочется... Вот как он оказался здесь. Он идёт в прошлое. Ищет след Руми. Только как потом вернуться назад? Его тотем здесь не поможет. Птицы не живут между времён. Тогда кто? Тот кто ещё не пришёл в мир?

-Тамитами,-позвал он,— помоги мне.

Девочка так легко двигалась в тумане. Её резвые ножки оставляли дорожку из светящихся искр. Она как-будто только и ждала, когда он позовёт её, так быстро возникла рядом с ним.

-Идём со мной братик,— она взяла его за руку, и он ясно почувствовал её тёплую ладошку.-Ты не должен долго быть здесь. Я знаю что ты ищешь.

Чаупи-тута удивился. Потом подумал, что он совсем не знает законов этого места и пошёл за маленькой сестрой. Двигаться с ней стало намного легче.

Тамитами подвела его к месту, где туман вертелся воронкой, как небольшой смерчик и наклонила его голову внутрь.

Горели кровли домов. Воины уари, с нанесёнными углём на лица неровными полосами, в ночной тишине напали на деревню. Чаупи-тута с ужасом смотрел, как разбуженые внезапным нападением, из домов выскакивают люди и погибают поодиночке, сражаясь за свои семьи. Темноволосый мужчина, головой вниз на лестнице у входа. Женщина с разрубленым лицом и воин, отрывающий от её груди кричащего малыша. Ночной ветер шевелит волосы на её голове. Белокурые волосы. И дома...округлые, на платформах с зигзагом родового рисунка.

Рука сестры выдернула его обратно. Она дёрнула резко и нетерпеливо.

-Бежим, тебе нельзя больше.

В этот раз, он и сам шёл гораздо легче и отчётливо видел свой след. Но дойдя до места, где встретил сестру, увидел, что след начинает таять. Он побежал, сестра смотрела ему вслед с тревогой. И тогда он потянулся к знакомой энергии учителя. Он уже знал этот жёлто золотистый ореол со вспышками цвета индиго. Чаупи-тута всем сердцем потянулся к нему. И вдохнул судорожно и глубоко.

12декабря.

Низкий каменный свод подземного коридора давил на затылок и на плечи. Иногда холодная капля срывалась сверху и попадала на открытую кожу. Ледяная, она колола, как остриё кинжала. Я вздрагивала. Меня и так пробирал холод. Мы спали едва пару часов. Пришлось собираться быстро. Быстрее, чем мы предполагали. Наскоро прощались с ребятами. А ведь встретились всего пару дней назад и даже не успели пообщаться как следует.

Вчера, когда, после вопроса Верховного, Чаупи-тута вдруг окаменел, как статуя и практически перестал дышать, испугались все. Даже провокатор Верховный побледнел. Пушак бросился было к ученику, но старый шаман жестом остановил его.

-Не трогай,— сказал он быстро,— ты только помешаешь ему. Лучше иди навстречу.

-Ты думаешь он ушёл между времён? Один, без помощи? Но я не смогу без снадобья даже дойти до границы.

-Тут есть всё, что нужно,— старик поднял свою суму,— я всё ещё Прорицатель.

Пушак, дрожащими руками, перебрал снадобья и быстро отмерил нужную дозу. Верховный, тем временем, разжигал огонь в жаровне, приготовленой на вечер, в его комнате. Он растёр в порошок между ладоней несколько сухих листьев и бросил в огонь. Амаута осторожно взял в свои руки ледяные ручонки мальчика. Его глаза уже приобретали отрешённый остекленевший взгляд. Теперь оба стали похожи на застывшие фигуры.

-Надеюсь это не надолго,— прошептал старик, иначе обоим сил не хватит.

Но Чаупи-тута вдруг глубоко вздохнул и, если бы Верховный не подхватил Пушака, а я мальчика, оба свалились бы на пол. Потому, что ноги у них подогнулись от слабости.

Почти час шаман отходил от снадобья, а Чаупи-тута сидел у стены полусонный. Меня Верховный отослал достать побольше еды и горячего питья. Он сказал, что это поможет восстановить силы.

Под кухонным навесом как раз наблюдалась предобеденная суета. Горячий суп — это было как раз то, что надо. Верховный предупредил, что у меня есть ещё как минимум полчаса и я, относительно спокойно, дождалась, когда обед полностью сварился. Руми, что маялся в ожидании друга, переминался нетерпеливо, но без меня бежать в комнату Верховного не решался. Когда в его руках оказалась корзинка с едой, мы оба облегчённо вздохнули.

Руми ухаживал за Чаупи-тута, как за собственным ребёнком. Даже странно было, какая близкая связь образовалась между ними. Шаман, мило смущаясь перед старым учителем, принимал мои заботы. Тот, очевидно был из тех людей, которые, в момент волнения, должны что-то съесть. И, с очевидным удовольствием, тоже хлебал из своей миски.

Рассказ Чаупи-тута вызвал изумление у всех и слёзы у Руми.

-Я помню это нападение уари,— заявил старик.— Это случилось совсем недалеко от приграничной крепости. Часовые увидели пожар в деревне, отряд подняли по тревоге, была ночь всё таки, и дорога заняла время, но, когда солдаты ворвались в поселение, уже было поздно. Уари налетели неожиданно и нагло. Молодые солдаты просмотрели засаду. Враги подошли вечером, когда стемнело, а днём прятались в горах. Они забрали всё ценное, что попалось под руки и ушли очень быстро на свою территорию. В темноте идти за ними с неопытными мальчишками, было неоправданым риском. Это был маленький посёлок и не осталось никого из живых, кто мог бы обнаружить исчезновение ребёнка.

Верховный посидел в задумчивости.

-Мальчик хорошо описал родовой орнамент на доме. Я сверю кипу. Мать была светловолосой, а значит это была женщина Дома,— старик взял Руми за плечи и крепко сжал.-Я узнаю кто были твои родители.

Он присел возле нас с Пушаком.

-Он может пойти с вами. Скорее всего он сын ньюсты и, возле Храма, вы это поймёте. Если он примет его, значит в нём есть кровь богов. А даст ли ему что-то Храм, не нам решать. Когда вы вернётесь, многое определится само собой. Ещё пара-тройка человек в вашей группе, не решит ничего в плане силы, а маленький отряд привлечёт меньше внимания. Собирайтесь. Все остальные вопросы: с ждущими и с чиму, я беру на себя.

Выход из подземного хода выводил в пещерку, из которой выползать нужно было на четвереньках. Причём в довольно густые заросли. Мы старались не ломать без нужды веток, чтоб сохранить естественную маскировку этого места. Факел погасили и оставили ещё внутри пещеры, чтоб запах гари отпугивал животных. Совсем не к месту там был бы какой-то постоялец.

Мы начали путь из рощи на склоне горы. Несколько часов дороги, и отдельные кучки деревьев стали смыкаться в настоящий большой лес. Уже давно не видно было следов пребывания жилья. Не радовали глаз цветущие поля вдали. Да и дали уже не стало. Деревья сомкнулись вокруг. Звуки стали резче и насыщеней. Под ногами слежавшаяся листва, а не осыпи камней. Ещё не навалилась вязкая духота сельвы. Горы ещё дышали нам вслед. Но уже на высоких стволах, как яркие птицы расселись цветки бромелий. Движение замедлилось. Солнце можно было увидеть только по лучам, пробивающимся сквозь кроны. Подрост начинал создавать глухие стены. Пушак уже давно не выпускал из рук некоторое подобие мачете, которым прорубал нам тропинку в зарослях.

Шаман помог нам выкраситься обещаной краской от насекомых и сейчас видок у нас был тот ещё. Кожа охристо-красного цвета, тонкие дорожные туники под кожаной сбруей все в таких же красных разводах. Кожа потела и краска переносилась на полотно. Обещаный состав я начала принимать ещё вечером, перед походом. Мерзость, конечно, но он даже пот заставляет изменить запах так, что насекомые намного меньше интересовались нашей группой крови. Это примиряло меня с необходимостью каждый вечер глотать горько-едкий напиток.

Я жутко боялась змей. Но впереди шли либо Пушак, либо Руми. Нам с Чаупи-тута не под силу было бы махать мачете. Мы и так оказались приличным тормозом. А самая трудная часть пути ещё не начиналась.

В течение дня, даже на отдыхе, костра мы не разводили. А к вечеру, ещё задолго до темноты, мы остановились оборудовать стоянку на ночь. Нужно было найти сухое, хотя бы относительно, топливо. Я настояла, чтобы мы ещё в Куэлап сделали палатки для нас. Это было гораздо удобнее, чем всякий раз сооружать какое-то укрытие. А сейчас пригодилось вдвойне, так как позволяло оставлять меньше следов. Костёр развели в металлическом щите, который Руми нёс на спине, как черепаха панцирь. Такими щитами пользовались в ближнем бою, прикрываясь от ударов палиц с каменными набалдашниками. Утром угли сбросили в ручей и следов кострища не осталось.

А ночь в лесу это отдельное состояние. Девственный лес охватывает тебя как младенца амнеотический мешок. Чувствуешь себя нерождённой. У Чаупи-тута, очевидно, родилась совершенно такая же ассоциация, а может почувствовал мои мысли. Я уже не знаю каких чудес от него ждать, потому, что он сказал: "Как в животе у мамы Альпы". Причём сказал это шёпотом.

Теперь мы должны были дежурить у костра. Я настояла, чтобы мы с малышом взяли на себя вечерние и предутрение часы, чтобы дать мужчинам, которые и так намахались за день, побольше отдыха. Их сила нам понадобится в течение всего пути и загонять их худшая из идей.

Из меня, к сожалению, наблюдатель был самый плохой, зато я жаворонок и люблю просыпаться на рассвете. В это время я наиболее энергична, да и хищники к этому моменту уже переваривают пойманое в начале ночи. А их появление заметить мне было бы тяжелее всего. Туземцы, даже появись они поблизости, в такие часы тоже предпочитают находится у огня, а не бродить в темноте, рискуя наступить на змею или попасть на зуб пуме или ягуару.

Мужчины улеглись сразу после ужина. А я ещё посидела с Чаупи-тута до темноты, а потом улеглась тоже. Всё таки первый день такой тяжёлой нагрузки давал о себе знать.

Чаупи-тута остался один в вязкой темноте. Она сжималась вокруг слабого пламени костра, пульсируя от его вспышек, когда он подбрасывал топлива в костёр. Его чувства обострились. Но глаза гарпии бесполезны ночью. Если бы шаман мог иметь два тотема, он бы хотел иметь ягуара для ночи, как гарпию для дня. Чачапойя называют его унга. А ещё — убивающий одним прыжком. Интересно, смогли бы птица и зверь подружиться в нём?

Тот красивый и сильный самец, которого он видел во сне, сильно испугал его. Но не напал. Может быть, когда-нибудь, ягуар станет его собратом. Не хруснула ни одна веточка, ни зашелестела листва, только среди тонких ветвей кустов блеснули, отразив пламя ГЛАЗА. Чаупи-тута не вскрикнул, скорее всхлипнул от страха. Присутствие поблизости огромной мощной кошки вызывает у человека не просто страх, а первобытный ужас...

В сельве ходит легенда, что когда-то люди-ягуары были самым слабым племенем. Их гнали с мест, где они жили столетиями, новые сильные племена и, когда их осталось всего несколько десятков, они пришли к шаману. Тот жил в сельве отшельником, и жилище его охранял ягуар. Вождь племени просил шамана о защите его людей. И покровительства его зверя. Шаман сказал вождю: "В джунглях есть только одна тварь, что не боится ягуара. Ядовитая лягушка сапо. Когда она видит его, то раздувается, как шар и покрывается каплями яда. Я возьму угли из своего костра и выжгу на твоей коже пятна зверя, потом сорву ожог и внесу яд, и ягуар прийдёт к тебе. Победищь страх от этой встречи, и он станет твоим братом и покровителем. И шаман, поглаживая скалящуююся кошку, показал на своих плечах чёрные раны.

Вождь был настоящим мужчиной и отцом своему народу. Так появились люди-ягуары.

Чаупи-тута взял из костра ветку и осветил густые заросли. Ни силуэта, ни тени.. Неужели ему привиделось? Да, страх рождает фантазии. Ирина думает, что ягуар охотится только в начале ночи. Но, иногда, в утренних сумерках он так же ищет добычу. Надо рассказать ей об этом. Только не пугая понапрасну. Унга не любит огня, нужно только поддерживать пламя в костре.

Хуже, если зарядят дожди. Декабрь. Самое время. Ещё неделя— другая и реки начнут разливаться. Не зря он видел плот во сне. От крепости, до города Мёртвых неделя хода. Если не случится ничего непредвиденного. Оттуда, насколько можно судить по сну, дня четыре до Истока. Но они идут напрямик. Значит весь путь дней восемь-десять. Здесь нет налаженых переправ и торных путей. Но, если часть дороги им поможет река.. Трудно гадать. На реке есть свои опасности. Кайманы, анаконды. Правда отсюда до большой реки ещё очень далеко. Зато здесь сотни других болот, рек и речушек. Сельва принимает тающий снег с вершин гор и дожди, льющиеся со штормовых небес. Им ещё повезло. Впрочем, не накликать бы.

Время летело незаметно. Но он почувствовал, что его начало клонить ко сну. Он решил разбудить Руми, не хватало заснуть на страже в первый же день похода. Он встал и услышал вдалеке зовущий крик самца "А-а, а-а, а-а", тоскливо разносилось со стороны ручья. Не показалось...

13декабря.

Меня разбудили обезьны. Их крики раздавались совсем близко. Кроме того гремело. Чёрная туча наползала от края неба. Пушак, увидев, что я проснулась, махнул мне, чтоб помогла. Он сворачивал лагерь. Мальчишки, после моего лёгкого пинка, тоже зашевелились. Мы успели увязать всё в тюки и подвесить на сучья дерева с густой раскидистой кроной. Предварительно посбрасывав с себя всё до последней тряпочки. Вымокнуть и чесать целый день в мокром, верный способ стереть тело до крови. А так ещё и водные процедуры. Обнажённое тело у чачапойя не вызывает непристойных ассоциаций. Во всех ритуальных поединках, сражающиеся обнажены. У меня тоже не было в крови тупого пуританства. Обнажённость, иногда красива, иногда не очень, но всегда естественна.