— Рано еще об этом, — не спешит открывать козыри председатель ВСНХ. — Знаю, что у тебя там, в этой Лиге Наций, своих дел полно. Но и от обязанностей моего заместителя тебя никто не освобождал. Так что подумай там, по возможности, вот над какой проблемой... — товарищ Серго задумался, встал со своего места, подошел к окну, потом снова повернулся ко мне:

— За пятилетку резко подскочило число предприятий общесоюзного подчинения, находящихся в нашем ведении. А число строек, которые мы ведем, по равнению с 1928 годом вообще выросло многократно. Аппарат управления пробуксовывает, то и дело всякие нестыковки получаются, решения запаздывают. Надо с этим что-то делать. Увеличивать аппарат? ЦК, напротив, постоянно дает установку на сокращение численности аппарата, хотя он все равно разбухает. Какое-то другое решение надо искать. Вот ты этим и займись, — подводит он итог.

— Задание понятно. Буду думать.

— Вот-вот, подумай, — кивнул Георгий Константинович. — Ты у нас мастер на всякие выдумки, — и тут он, впервые за весь разговор, чуть усмехнулся в свои пышные усы, протягивая мне руку на прощание.

На этом наша беседа и завершилась.

Прежде, чем возвращаться в Женеву, собираю у себя в ВСНХ необходимые статистические материалы, а заодно пытаюсь обзавестись возможно полными сведениями о состоянии экономики в целом.

В поезде, н обратном пути, стараюсь вчерне представить себе эту общую картину. Что же получается? Оптимальный план первой пятилетки, судя по всему, выполнен не будет — может быть, за исключением объема производства в группе "А" промышленности, как это и было в моей истории. Но вот отвергнутые установки минимального плана по большинству позиций будут достигнуты. Правда, до плановых показателей снижения себестоимости и роста производительности труда все равно не дотянем. Сказывается перерасход капитальных вложений, чрезмерное количество начатых строек, вызванное этим дополнительное привлечение неквалифицированной рабочей силы как на сами стройки, так и на построенные предприятия, что потянуло за собой брак, снижение качества продукции, прогулы, да еще и перерасход фонда зарплаты.

Однако эти перекосы не столь сильны, как в той пятилетке, историю которой я в свое время старательно изучал. Нет такого сильного отставания и по группе "Б", поскольку раньше, чем в прежней истории, удалось простимулировать развертывание импортозамещения по шелку, хлопку и кожам, увеличить внутренние заготовки шерсти. Карточки, "хвосты" в магазинах — все это налицо, но Москва встречает меня иначе, чем на памятных мне фотографиях 1931 года. Там большинство москвичей выглядело весьма обтрепанными, чуть ли не в обносках — новой одежды и обуви было почти что и не достать. Кое-что доставалось только номенклатуре да передовикам производства. Сейчас внешний вид москвичей не так сильно отличается от конца 20-х.

Вот с продовольственным снабжением ситуация тягостная. Неурожай 1931 года сильно подкосил поставки, а ведь надо было еще расплачиваться по долгам, в которые мы влезли, закупая за рубежом оборудование. Правда, и здесь ситуация чуть легче, чем была известна мне по прошлой жизни — немного больше удалось добыть золота, пошли на внешний рынок алмазы, несколько шире стали поставки бензина и керосина. Поэтому и зерновые резервы пока не вычерпали до скудной нормы, которой хватило бы только на весенний сев. Несколько смягчал ситуацию колхозный рынок — цены на нем сильно подскочили вверх, но все же предложение было достаточным, и цены поднялись не настолько, чтобы средняя семья не могла время от времени подкормиться сверх карточек.

Но что будет с урожаем нынешнего, 1932 года? Если такой же провал, как и в прежней истории, голода не избежать. Газетные рапорты о посевной давали пеструю картину — победные реляции перемежались с критическим стрелами по поводу срыва сроков сева и отставания по засеянным площадям.

Формальные решения по сельскому хозяйству шли в общем, в правильном направлении. Но меня терзали опасения, что в условиях скудного урожая на местах вновь возобладает административное рвение и желание взять хлеб любой ценой, подстегиваемое понуканиями сверху...

17.3.

Не успел я вернуться в Женеву, как из Москвы прилетела шифровка с новым вызовом. К счастью, немедленно собираться в дорогу было не нужно. Заседание Центрального военно-промышленного управления Совнаркома СССР с участием Военно-промышленного объединения ВСНХ должно было состояться в конце сентября. Это как раз был давно ожидаемый вызов. После скандала на заседании Военно-технического бюро Комиссии обороны при СНК СССР, где Ежов обвинил меня в обмане партии и правительства для проведения излишних закупок образцов зенитного вооружения, события повернулись весьма оригинальным образом. Когда дело было передано для разбирательства в ЦВПУ СНК СССР, черт меня дернул заявить:

— Ничего у нас с автоматической зенитной артиллерией не выйдет, если будем пытаться решить проблему наскоком. Тут нужна серьезная комплексная программа, рассчитанная по этапам и конкретным исполнителям, и включающая все необходимые для производства меры: начиная от подготовки переобучения и стажировки кадров и заканчивая переоборудованием заводов, вовлеченных в создание зениток.

Ведший заседание Алексей Иванович Рыков среагировал быстро:

— Вот вы, Виктор Валентинович, и займитесь такой программой!

— Извините, но из Женевы мне этим будет несколько трудно заниматься, — не скрывая иронии, парирую я.

— Полноте! — не принимает мои возражения заместитель председателя Совнаркома. — Неужели вы не найдете у себя в Главвоенпроме (так он по привычке именовал Всесоюзное военно-промышленное объединение, уже года три как переставшее быть Главным военно-промышленным управлением) толкового, ответственного работника, которого вы сможете сориентировать в нужном направлении?

— Дело не в том, чтобы кого-то назначить ответственным, — не соглашаюсь я. — Вы же понимаете, что организовать серьезную государственную программу без солидного финансирования невозможно. А для этого она должна быть включена в план. И в самом лучшем случае это произойдет в будущем году...

— Да бросьте вы этот формализм! — машет рукой Алексей Иванович. — У всех заводов и КБ, которые получили соответствующие задания, есть свое финансирование. Ваше дело будет состоять лишь в том, чтобы объединить их разрозненные усилия и строго контролировать исполнение всех необходимых мероприятий по подготовке производства.

И ведь не возразишь. Соображает Рыков! Можно же и подобным образом подойти к реализации программы. Вот так и повис у меня шее этот груз. Формально, конечно, не на мне, а на заместителе начальника артиллерийского отдела Всесоюзного военно-промышленного объединения ВСНХ (которое теперь именовали коротко — Военпром). Кстати, мне удалось отстоять позицию, что военно-промышленное объединение должно быть одно, а не два, как было в моей истории.

Ставший фактическим руководителем программы по созданию скорострельной зенитной артиллерии, бывший генерал-майор царской армии Николай Григорьевич Высочанский, имел большой опыт по части артиллерийской техники, долгое время работая в Брянском арсенале (с 1900 по 1918 год). Конечно, его технические знания вряд ли пригодились бы непосредственно для конструирования автоматических зенитных пушек, но организатором он был крепким, да и в конструкторских решениях способен был разобраться, на что я и рассчитывал, пробивая (с большим, надо сказать, трудом) его назначение моим заместителем по данной программе. Надо сказать, что борьба, начатая мною в свое время против шельмования старых технических кадров, и против карьеристов из ОГПУ, пытавшихся выдвинуться на фабрикации дел против "буржуазных специалистов" и "царских сатрапов" из числа генералов и офицеров императорской армии, позволила многих из них сохранить в деле, и уж точно — спасти жизнь тем, кто действительно не был замешан в явно контрреволюционной деятельности. Многие из них были очень ценными и опытными специалистами (тот же Владимир Николаевич Ипатьев, возглавлявший Химпром), и фактически только на них можно было опереться в формировании новых научных и конструкторских школ.

Впрочем, поскольку формально эти обязанности были возложены на меня, то и с меня никто (и я сам в первую очередь) ответственности не снимал. Однако отсутствие формальных полномочий сильно затрудняло работу с директорами артиллерийских заводов и заводов-поставщиков. Приходилось прибегать к торгу, ведя примерно такие диалоги:

— Вам новые фрезеровальные станки нужны? А чертежный инструмент?

— Конечно, нужны! Вы еще спрашиваете!

— Нужны? Тогда будьте добры оплатить переподготовку своих сотрудников для работы на новом оборудовании. На иных условиях вы его не получите.

По такой ж схеме приходилось разруливать и вопросы со смежниками. Если бы не мои возможности по организации спецзакупок через фирмы ИНО ОГПУ, вряд ли такую манеру управления проектом удалось бы реализовать. Хуже было с заводскими КБ. Торгом и нажимом получить технологичную конструкторскую разработку вряд ли возможно, если у исполнителей изначально нет соответствующих способностей. Впрочем, если такие способности есть, и торг, и нажим, правильно примененные, могут ускорить дело.

Мне было примерно известно состояние дел по этому проекту на настоящий момент, и уж точно оно серьезно не поменяется к моменту совещания. Хотя, конечно, надо будет прибыть в Москву заранее, чтобы ознакомиться в Военпроме с точными данными на последнюю дату. А пока можно заниматься текущими делами. И не только...

Теплые сентябрьские дни как нельзя лучше подходили для прогулок не только по живописным берегам Женевского озера, но и к близлежащим горам. Конечно, и Ленька, пятилетие которого мы справили в июне, и Надюшка, которой только в октябре исполнится четыре года, были еще маловаты для настоящего горного туризма. Поэтому мы заезжали повыше в какую-нибудь горную долину на арендованном автомобиле (и я, и Лида в Швейцарии обзавелись правами), и уже там устраивали небольшие прогулки по горным склонам, затем организовывали небольшой пикничок — и обратно домой.

Ленька в свои пять лет научился читать и стал разбираться во внешней и внутренней политике. Последнее — лишь наполовину шутка. Он очень внимательно прислушивался ко всем нашим с Лидой разговорам, — конечно, кроме тех, которые мы предусмотрительно вели вне достигаемости его ушей, — и частенько донимал нас своими вопросами. А с некоторых пор он и сам начал рассуждать на подобные темы с присущей столь юному возрасту прямолинейностью и бескомпромиссностью.

— Папа, ты говорил, что немецкие коммунисты с фашистами на улицах дерутся, да? И кто кого побил? — интересуется, например, сынишка.

— По-всякому бывает, — отвечаю ему.

— Почему же так? — удивляется Ленька. — За коммунистов же рабочие, а рабочих много. Если они вместе соберутся, то должны всех фашистов разогнать!

— В том-то и дело, что не собираются все рабочие вместе, — объясняю ему. — Кто за коммунистами идет, кто за социал-демократами, а есть и такие, кто фашистов поддерживает.

— Но ведь и коммунисты, и социал-демократы — против фашистов, да?

— Так, — киваю ему.

— Почему же они вместе им по шее не надают? — не без основания интересуется он.

— Очень уж они друг друга не любят, — вздыхаю.

— Почему? — опять удивляется сынишка.

— Хотя бы потому, что во время гражданской войны в Германии они частенько стреляли друг в друга. Или, во всяком случае, приказывали стрелять. Так что теперь подружиться им трудно. Даже для борьбы с общим врагом, — терпеливо объясняю Леньке ситуацию. И такие беседы возникают у нас все чаще.

17.4.

Время командировки в Москву приближалось, и надо было хотя бы вчерне подвести итоги выполнения программы создания автоматической зенитной артиллерии. Но, сидя в Женеве, это сложно было сделать. Поэтому поневоле пришлось сдвинуть сроки отъезда на целую неделю, чтобы успеть ознакомиться с текущими проблемами на родине.

Нет, кое-что, я, конечно, мог прикинуть и до отъезда. Что касается оснащения заводов, участвующих в программе, новым оборудованием, расширением опытных участков, снабжением чертежными принадлежностями и контрольно-измерительным инструментом заводских КБ, организации переподготовки кадров и стажировок специалистов — тут я в основном в курсе состояния дел на настоящий момент. Но в том, что касается реального состояния конструкторских разработок, готовности к выпуску опытных партий, а также подготовки к развертыванию серийного производства — во всем этом можно было разобраться только непосредственно на местах. А для этого надо было немало поездить. Подлипки, Нижний Новгород, Ковров...

Сложность заключалось в том, что если в организации производства я смыслю немало, — и моё собственное образование, и образование Осецкого, и опыт, приобретенный за девять лет после переноса сознания дают в сумме хорошую основу, — то в конструировании автоматической зенитной артиллерии не разбираюсь даже на уровне дилетанта. Если, скажем, по танкам и самоходкам, да чуток и по самолетам, у меня есть какие-то отрывочные знания, почерпнутые из прочитанной некогда литературы и исторических документов, то по зениткам нет и этого.

Поэтому, еще до приезда в Москву, посылаю в Военпром ВСНХ телеграмму с поручением приобрести для меня билеты на поездки в Нижний и Ковров, а также сообщить на тамошние заводы о моем предстоящем визите. В Москве успеваю заскочить к фактическому руководителю проекта, Высочанскому, чтобы наскоро ознакомиться с ситуацией и обсудить наши позиции перед заседанием Центрального военно-промышленного управления СНК. Резюме беседы: хвастать пока нечем. Конструкторские разработки — что в Коврове по 20-мм зенитке, что в Подлипках по 37-мм — близки к завершению (что уже радует), и вот-вот должно начаться изготовление первых опытных образцов. Но, что называется, "в железе", пока предъявить нечего.

Впрочем, конструкторская документация должна быть уже готова: и по самим зенитным автоматам, и по производству стволов для них из качественной стали с повышенной живучестью и достаточной точностью обработки канала, и по приспособлению шасси танка Т-20 для размещения в полуоткрытой башне одной зенитки 37-мм и спаренной 20-мм.

Заодно интересуюсь состоянием дел по танковой тематике. В деталях мой собеседник, разумеется, не осведомлен, но кое-что сообщить может. Новый танк Т-20— гибрид Виккерса МкЕ и Т-19 — уже больше года производится серийно, что мне и самому хорошо известно. Дьявол, как водится, сидит в деталях. Никак не могут изжить массовый брак траковых пальцев (хотя сами траки из стали Гадфилда более или менее освоили) — до сих пор не разберутся с технологией поверхностного упрочнения и закалки. С огромным трудом удалось воспроизвести английский двигатель — вначале пришлось даже небольшую партию купить у англичан, а то на заводе стали скапливаться готовые корпуса без движков. Но последнее время дела пошли получше — военные представители принимают почти 90% двигателей (правда, лишь чуть больше половины — с первого предъявления) и завод даже разрабатывает форсированный вариант — до 120 лошадиных сил вместо 90. И собираются ставить в башню новую 45-мм пушку взамен старой 37-мм морской пушки Гочкиса.