| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Сможешь его по голосу опознать? — Иван Иваныч смотрел Нине прямо в глаза.
— Смогу! — прозвучал уверенный ответ.
В тот же день генерал познакомил ее с группой, с которой предстояло завтра с утра вылететь в Варшаву. Когда Иван Иваныч вошел в комнату, где была собрана вся команда, крепкие, жилистые парни, за плечами которых — немалый боевой опыт, встали и невольно подтянулись. Но вот на вошедшую вместе с генералом молоденькую девчонку в скромном платьице бойцы взирали с некоторой снисходительностью.
— Вот, ребята, про нее я и толковал, — с ходу пояснил начальник. — Именно ее вам надо будет уберечь любой ценой.
"Ну кто бы сомневался, — читалось в направленных на девушку взорах. — Такую только и беречь".
— Да, Нина, — генерал сунул руку в карман кителя, — вот твой ствол. — С этими словами он протянул ей знакомый никелированный "Лилипут" с перламутровыми щечками рукоятки и снаряженный запасной магазин. Бойцы при виде такой игрушки и вовсе заулыбались. — Прочее оружие и снаряжение ждет всех уже там, на месте. Ну, что, капитан, вливайся в команду.
— Капитан? — рослый парень лет двадцати пяти, который, видимо, был командиром группы, не смог скрыть своего удивления. — И кто тогда командует отрядом?
— Да, у нее на одну звездочку больше. Но отрядом командуешь ты, — твердо ответил Иван Иваныч. — У нее задача другая, по своему профилю — не бандитов гонять. Хотя и это она тоже умеет, будь уверен! Не в кабинетах звездочки зарабатывала.
Командир недоверчиво покачал головой, но насмешливость из его взгляда исчезла.
Перелет до Варшавы, получение оружия, боеприпасов, сухого пайка, снаряжения, затем переброска грузовиком в гмину Пёнки. Там к ним присоединилось подкрепление из местных бойцов. И началась гонка по лесам. Специальная группа шла по пятам боевиков, то и дело вцепляясь им в хвост — тогда гремели выстрелы и проливалась кровь. В этих стычках боевики прикрывали человека, которого им поручили любой ценой вывести на Запад, а группа спецназначения берегла Нину.
Когда отряд в первый раз сцепился с преследуемыми и застучали автоматные очереди, плечистый парень, державшийся до того за спиной девушки, просто швырнул ее на землю, а сам навалился сверху. Когда она попыталась возмущенно пискнуть, боец зашипел:
— Не рыпайся! У меня приказ.
— Раздавишь, дурак! Ты же вдвое тяжелее меня, — зашипела в ответ Нина. — Ляг хотя бы так, чтобы в два ствола могли работать! — после некоторого раздумья парень немного подвинулся, уже не наваливаясь на нее всем телом.
И теперь при малейших признаках опасности ее просто-напросто укладывали носом в землю и кто-нибудь с автоматом прикрывал ее собственным телом, головой отвечая за ее жизнь.
Девушка шла налегке — ей не давали нести ни свой ППШ, ни рюкзак, в то время как сопровождавшие ее ребята несли автоматы, пистолеты, снайперские винтовки, радиостанцию, сухой паек и кучу боеприпасов. Оба отряда — и преследуемый, и преследующий — шли на пределе своих физических возможностей, и такую гонку мог выдержать не каждый здоровый тренированный мужик, не то что небольшая девушка, только что вышедшая из больницы. Тем не менее Нина держалась неплохо, и единственным, что на некоторое время сильно осложнило для нее пешие переходы, была начавшаяся менструация — из-за нее девушка чувствительно натерла бедра.
Боевиков, перекрыв им дорогу на запад и на юг, сумели, в конце концов, оттеснить от чехословацкой границы. В результате оба отряда прошли сквозь Польшу на юго-восток, в каждой стычке теряя людей. Однако и те и другие получали пополнение и двигались дальше. Группе спецназначения приходилось тяжелее — они непременно должны были взять живьем хотя бы основную часть банды, чтобы профильтровать ее и обнаружить искомого человека. Боевики, уходившие в отрыв, не были связаны такой необходимостью и могли, не раздумывая, стрелять на поражение.
Выйдя к юго-восточной границе Польши, оба отряда углубились в Карпаты. Там группе спецназначения представилась редкая возможность остановиться на ночлег под крышей, в одном из попавшихся по пути хуторов. Выставив у дома непременную охрану, бойцы поочередно помылись в бане, а затем предоставили ее в полное распоряжение Нины как единственной женщины в отряде. Сами же они уселись за стол, накрытый гостеприимными хозяевами, украшением которого служила четверть самогона, и по дневному времени ограничились одним наблюдателем, понадеявшись на то, что задворки охраняются здоровенным хозяйским псом.
Едва Нина успела намылиться, как дверь распахнулась и в баньку ввалились трое или четверо мужиков с автоматами. Почему не залаял хозяйский пес? Надо полагать, это были местные, хорошо ему знакомые люди. Не раздумывая, девушка воспользовалась единственным оставшимся выходом — маленьким подслеповатым окошечком, рыбкой нырнула в него, выбив головой стекло и высадив телом раму, которая, вместе с осколками стекла, засела у нее на бедрах, и выкатилась, как была, голой и в мыльной пене, на улицу. Подняв истошный визг, она скатилась под горку и очутилась в маленьком студеном озерце, над которым стояла баня. Оказавшись в воде по пояс, она, почти ничего не видя из-за попавшей в глаза мыльной пены, остановилась, чтобы смыть эту пену, протереть глаза, доломать застрявшую на ней раму (позже она никак не могла понять, как же ей удалось протиснуться в столь маленькое окошечко) и промыть многочисленные порезы и ссадины, образовавшиеся от осколков стекла, а потом вылезла в прибрежные кусты.
Всполошившиеся от ее визга бойцы отряда бросились к бане, успев скрутить на выходе из нее вооруженных мужиков, а затем кинулись вслед за громко залаявшим псом к озеру. Тут Нине снова пришлось нырять чуть ли не в ледяную воду.
— Ты чего там сидишь? Вода же холодная? — удивились ребята.
— Конечно! Очень! — подтвердила Нина, и прикрикнула на них: — А ну отвернитесь и дайте же во что-нибудь одеться!
Самый рослый из парней пожертвовал свою гимнастерку, которая на Нине, по нынешним временам, вполне могла сойти за мини-платье.
После краткого отдыха на хуторе изнуряющая кровавая гонка по лесам продолжалась. Боевики отчаянно отрывались, не считаясь ни с потерями, ни с государственными границами. Извилистый путь погони, едва выйдя на Украину, затем снова свернул в Польшу, из Польши — в Белоруссию, а оттуда — в Литву. В группе спецназначения погибло около тридцати человек, а из ее первоначального состава в живых не осталось почти никого, кроме Нины.
В Литве боевики двинулись к Балтике, довольно долго шли лесами вдоль побережья, возможно, рассчитывая на эвакуацию морем, потом свернули на юго-восток, путали следы, петляя в холмах вокруг Вильнюса, а потом достигли самого города и попытались раствориться в нем. Там отряд спецназначения перевооружили новенькими, ранее невиданными автоматами Калашникова (АК, принятый на вооружение в сентябре 1949 года, все еще был большой редкостью и считался секретным). Освоившись, особо не мешкая, с незнакомым оружием, предстояло последовать за уходящими боевиками в какие-то подземелья в старом центре литовской столицы.
Это был древний тоннель с осыпающимися стенками, имевший большой уклон, а под ногами хлюпала скользкая мокрая глина. Идти приходилось в кромешной темноте, потому что любая попытка включить фонарик оборачивалась выстрелами на свет. Где свои, где чужие — совсем непонятно, и трудно было оставаться уверенным в том, кто именно хлюпает по глине рядом с тобой. Наконец уклон еще увеличился, послышался шум текущей воды и Нина благополучно съехала по глине в эту воду, окунувшись в нее с головой и начав захлебываться. К счастью, кто-то схватил ее за шиворот и рывком поставил на ноги:
— Ты что, утопиться в этом ручейке собралась? — произнес знакомый голос.
Хорошо, что приказ командира беречь девушку неукоснительно выполнялся. А то бы и захлебнулась — попадая с головой в воду, Нина полностью теряла ориентацию в пространстве. Оказавшись на ногах, она убедилась, что уровень воды в подземном потоке лишь немного выше колена...
После беспорядочной перестрелки в подземельях боевиков все же выдавили наружу, прижали к берегу Немана на открытом месте и большую часть захватили во время попытки переправиться через реку, отсекая от воды пулеметным огнем. Взятых в этом бою быстро пропустили через допрос, и Нина наконец-то опознала голос человека, чей разговор слышала три года назад в Министерстве национальной обороны в Варшаве.
Потом, как водится, была Москва, изнурительные отчеты, устные и письменные, а после них — вечерние посиделки в служебных кабинетах, под крепкий чаек (и не только) и под гитару. Невысокий мужчина в элегантном костюме, которому вряд ли можно было дать много больше тридцати лет, если бы не залысины и густо припорошившая волосы седина, перебирал струны:
Быстро-быстро донельзя,
Дни пройдут, как часы.
Лягут синие рельсы,
От Москвы до Шаньси.
Нина тогда не знала, что это песенная переделка старого, еще 1914 года, стихотворения Веры Инбер, которая во многих вариациях начала гулять по стране. Но вот следующего куплета ни в одной из этих вариаций не было:
А под рельсами мы
Ляжем шпалами узкими, Чтобы дети страны
Спать спокойно могли.
Седовласый продолжал под гитарный перебор:
И мелькнет над перроном
Белокрылый платок,
Поезд вихрем зеленым
Улетит на восток,
Закричат переклички Паровозовых встреч. Обожжет без привычки Иностранная речь.
И границу в ночи я
Перечувствую вновь,
За которой Россия,
За которой любовь...
Закончилась песня, умолкла гитара, и небольшая компания, теснившаяся в кабинете, продолжала сидеть в тишине. Видно, песня эта оказалась созвучна тому, что лежало в душе у каждого.
Успешное выполнение задания принесло Нине два просвета на погоны и одну звездочку, покрупнее прежних. Но задание это было последним. По окончании тяжелейшего рейда девушка была отправлена на медкомиссию, после прохождения которой по состоянию здоровья была уволена в отставку в звании майора, с правом ношения оружия и с белым билетом. Ей было тогда, в 1952 году, всего двадцать лет. Однако еще долгое время после отставки, когда с ней пытался познакомиться какой-нибудь неизвестный ей человек, самой первой ее реакцией была попытка просчитать: а зачем он хочет выйти со мной на контакт? Что ему нужно?.. И это была не просто инерция службы и не пустячная предосторожность. В первой половине пятидесятых по меньшей мере один раз она получила из своей прежней конторы предупреждение, что в Москве возможно появление людей, которым поручена ее ликвидация...
9. Университет
Еще до лечения в психиатрической клинике выяснилось, что по состоянию здоровья Нина не может продолжать учебу в 1-м медицинском. Однако один из профессоров Первого меда, работавший еще и в МГУ, положил глаз на талантливую студентку и собирался стать ее научным руководителем. Василий Васильевич организовал перевод девушки в университет, причем каким-то образом сумел зачислить ее сразу на третий курс. Осенью 1952 года, после того, как закончились все отчеты, допросы и прочие формальности, связанные с прошедшим рейдом, Нина начала учебу на биолого-почвенном факультете МГУ имени М.В. Ломоносова.
Стипендия, при генеральской зарплате отца, ей была не положена, а заработать ее за хорошую учебу можно было на новом месте только после первой сессии. Обращаться к отцу за помощью не хотелось — Нина до щепетильности ценила свою самостоятельность. Но на что тогда жить? Недолго думая, девушка продала свою шикарную толстенную косу почти до колен. Хорошо, что вскоре генерал Речницкий сам сообразил перевести ей деньги, и не надо было думать, на что жить, когда средства от продажи волос иссякнут.
Чтобы наверстать знания за пропущенный курс, новая студентка университета экстерном досдавала недостающие дисциплины. Помимо учебы, она занималась и научной работой в сфере микробиологии, в том числе участвовала в секретных разработках, связанных с бактериологическим оружием, которыми занимался ее научный руководитель.
Василий Васильевич привлекал ее также к патологоанатомическим экспертизам, используя выявившиеся еще во время учебы в 1-м медицинском ее способности к хирургии и отсутствие реакции отторжения на работу с трупами. Несколько раз она выезжала с ним на эксгумации, которые обычно проводились ночью.
Во время одной из таких ночных эксгумаций на кладбище группа экспертов и работников прокуратуры подсвечивала карманными фонариками захоронение, раскапываемое могильщиками, недовольными ночной работой в стылую и мокрую ноябрьскую погоду. Вдруг по этой группе зашарил луч света, устремившийся к ним из темноты:
— Руки в гору! — крикнул чей-то хриплый голос. — Бросай стволы! — и, видимо, для придания этим словам убедительности, грохнул пистолетный выстрел.
Рука Нины уже выдергивала из кармана пальто "Лилипут", и его негромкий хлопок, сопровождавшийся слабенькой вспышкой, отозвался вскриком, показавшим, что пуля, пущенная на слух, нашла свою цель. А хлопки игрушечного пистолетика уже отвечали на грохот стволов значительно более внушительного калибра. Перестрелка длилась всего несколько секунд, и над кладбищем установилась тишина, нарушаемая лишь шумом ветра и тихим, почти шепотом, матерком могильщиков, один из которых подвернулся под бандитский выстрел и сейчас зажимал рану в простреленной руке.
Хотя оба сотрудника прокуратуры, надзиравших за эксгумацией, были вооружены, отпор нападавшим дала одна лишь Нина, не расстававшаяся со своим наградным оружием. Стреляла она явно лучше бандитов, и когда с теми было покончено, первое, что заинтересовало прокурорских работников:
— А откуда это у вас оружие?
Девушку, даже независимо от имевшегося у нее разрешения на пистолет, было трудно смутить подобным вопросом.
— Для начала давайте разберемся, почему вы не воспользовались своим? — язвительно ответила она вопросом на вопрос. — Ждали, когда нас всех перестреляют? И почему-то ни одного из вас бандиты не тронули. Может быть, вы с ними заодно, а?
— Да что ты себе позволяешь, девчонка! — возмутился один из прокурорских. — Отвечай: где взяла пистолет?
Нина не выдержала и продемонстрировала чиновникам от прокуратуры свое владение богатствами русской ненормативной лексики, после чего сунула под нос малость опешившим чинушам свои документы. Это проняло их еще глубже. Те ведомства, что находились под патронажем члена Политбюро ЦК товарища Берии, умели внушить к себе уважение.
К концу 1952 года на Ленинградском шоссе, среди малоэтажных деревянных домиков, напротив нового здания МАДИ, был сдан жилой дом, который окрестные жители именовали МИДовским. В этом доме Нина Коновалова получила в собственное безраздельное пользование редкое по тем временам отдельное жилье — однокомнатную квартиру с большим подсобным помещением, где устроила себе библиотеку. Ее квартира сделалась регулярным пристанищем для всех ее друзей и подруг, которых она заодно и подкармливала.
Принявший участие в судьбе талантливой студентки Василий Васильевич, ставший ее научным руководителем, отличался и другими достоинствами. Проучившись на биолого-почвенном факультете МГУ несколько недель, Нина заметила, что профессор старается не пропускать ни одной юбки, методично беря в осаду одну студентку за другой. До нее же очередь дошла ближе к концу семестра, видимо, потому, что ее внешность не вписывалась в тогдашние каноны красоты, да и сама девушка отнюдь не стремилась к тому, чтобы обращать на себя внимание, блистать и покорять мужские сердца.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
