— Пока не знаю, всему населению Града Растиславль выдам по такой же сумме, а там посмотрим. Кстати, в бумагу впрессованы крупинки золота, по миллиграмму на каждый рубль.

— Так что, ты нам дал столько же денег как и всем? — я удивлён и шокирован такой несправедливостью.

— Я говорю ... это пока эксперимент, но в дальнейшем, я надеюсь ... зарплату тебе увеличу, — с невозмутимостью произносит князь Аскольд.

На берегу озера собрался народ, всюду царит радостное оживление, Игнат прибыл как всегда недовольный, я официально назначаю его капитаном. Он демонстративно сплёвывает в мою сторону, но на трап зашёл, а я замечаю, как у этой сволочи, брызнули слёзы как у клоуна, когда он качнулся на палубе.

Команду, Игнат, подобрал лично, загрузились сетями и, под ликующие крики толпы, тут же вышли в море Лады, то есть — в озеро Лады. Я не случайно оговорился про море, это озеро по размерам не уступает знаменитому Байкалу, которое местные называют — священное море Байкал.

Получив деньги, Лада, не в силах сидеть на месте, тащит меня на рынок. На подросших жеребцах выезжаем на улицу. Когда-то давно их поймал в степи, долго выхаживал, затем дрессировал и вот результат, мы в сёдлах, как удобно, можно сказать, началась новая жизнь. Своего жеребца назвал Шпорой, много с ним было мороки, нрав дикий, никого не признаёт, лягается, кусается — настоящий зверь. Видел даже как он жрал сырое мясо, сразу видно — прирождённый вожак. Совсем недавно решил его объездить — это было что-то! Ощущение, словно обуздал дикого быка и хотя мы вроде друзья, он чуть не разорвал мне ногу, пытался скинуть, ржал как взлетающий реактивный лайнер. Но я, все же, сильнее, это он понял после двухчасовой сумасшедшей скачки, остановился — весь в пене, забрызгал одежду, даже седло промокло, но бешенство в раскалённых глазах исчезло. Я спрыгнул, он уткнулся тёплыми губами в ладонь, отвожу его к озеру, напоил, помыл, расчесал спутанную гриву, домой меня вёз как смирная овечка. Я боялся, что невзлюбит меня, но наоборот, Шпора привязался ко мне как к своему родителю. Но для других остался свирепым зверем, только Ладу терпит, да и Ярику разрешает себя чистить и мыть. А у Лады, напротив, коник попался спокойный, но выносливый, назвала его Соколиком.

Пахнет зеленью, дымом и свежестью с озера. Народ идёт с работы домой. Много знакомых лиц, на этой улице в основном мои родственники, друзья, знакомые. Но, проехав не более ста шагов, картина меняется. Всё чаще вижу незнакомцев и даже ощущаю, некоторые меня не знают, это не мудрено, наш город разросся до десяти тысяч. Почти каждый день кто-то да приходит. Очень часто люди идут к нам под защиту, Вилен Жданович совсем распоясался, наводит ужас на многочисленные поселения, разбросанные вдоль береговой полосы. Но есть те, кто устал от ежесекундной борьбы за существование, покидают посёлки-крепости в лесах и примыкают к нам, в основном это сильные, мужественные люди. Они рассказывают невероятные истории стычек с лесными людьми, с первобытным зверьём, говорят, продолжали бы дальше так жить — приспособились, но недавно в лесах стало появляться такое, что трудно описать. Житья от них нет, при встрече спастись трудно, хватают людей и утаскивают в свои подземелья. Эти существа настоящие монстры, отдалённо напоминают людей, но безобразны как прокажённые на последних стадиях, передвигаются как жабы, когти — позавидует

Фредди Крюгер, кровь ядовитая, дыхание обжигает лёгкие — меня это волнует, догадываюсь, откуда ветер дует, до сих пор помню ночь в лесу у Разлома.

Минуем казармы, затем выезжаем к торговым домам. Множество магазинчиков, забегаловки, чтоб поесть на скорую руку, трактирчики в которых есть всё кроме спиртного, на него запрет, вплоть до отрубания пальцев. Везде чистота и порядок — непременное моё условие.

На подходе к рынку краем глаза цепляю Светочку, не по годам повзрослевшую, и Игоря в волчьей шкуре, они уверенно идут в сторону озера. Видя такой беспредел, торможу Светлану Аскольдовну.

— Ну, колись дорогая, куда идёте?

У девочки глазки забегали. Что бы выдумать? Игорь насупился, искоса поглядывает на малолетнюю бандершу.

— На озеро купаться, мне папа разрешает, — выпалила она.

— Допустим тебе можно, хотя я не уверен. А причём твой друг? У него свой папа Семён есть.

— Мне тоже можно, — сверкает белоснежными клыками Игорь.

— Так, всем по домам! — с трудом хмурюсь я.

— Тётя Лада! — пискнула Светочка.

— Ну, ребятки, — разводит она руками, — здесь мои уполномочия не действуют. Выполняйте, что вам дядя Никита сказал, — произнесла она строго, но в глазах искрится веселье.

Дело в том, что озеро не мелкое, пару шагов и ... пропасти. Но хуже всего, в омутах обитают огромные сомы, до четырёх метров. Бывало, заглатывали даже людей, поэтому купальни организовали в строго отведённых местах, но мальчишки на пляжах купаться не любят — вечно с ними проблемы.

Светочка надувает губки, на щёчках обозначаются упрямые складочки. Она вздёргивает носик, оглядывает притихшего Игоря.

— Хорошо, мы пойдём домой! Правда, Игорь? — Светочка щурит ясные глазки, она, хитро улыбаясь, тащит мальчика, вроде бы к дому.

— Смотри, Светлана Аскольдовна, мы скоро приедем, если вас не увижу, будете наказаны, — вдогонку кричу я, но дети делают вид, что не слышат. Паршивцы!

— Мне кажется, у них есть план, — Лада внимательно смотрит на меня, — нас они глубоко имеют в виду. Как бы хлопот с ними не было, Яне и Семёну надо бы за ними приглядывать внимательнее, у них такой возраст, они самые умные, а все мы — старая плесень.

— Угу, особенно ты, — оглядывая жену со всех сторон, и не обнаружив ни каких изъянов, — охотно соглашаюсь я.

— Иногда ты бываешь просто несносным, — возмущается Лада. Если серьёзно, возраст у них не простой, не придержать, натворят бед.

— А мы тут причём? Аскольд ей всё разрешает, Яна считает, чем больше свободы, тем больше приспособится к жизни.

— Она сама ещё ребёнок, — вздёргивает тонкие брови Лада.

— Старушка ты моя тридцативосьмилетняя, — сокрушённо качаю головой.

— Она младше меня на пять лет, — вспыхивает Лада.

— Вот и я говорю, — и получаю сокрушительный удар острым кулачком между лопаток.

— Твоя взяла, — морщусь от чувствительного тычка и иду на мировую.

— Семён Игоря балует, — с возмущением продолжает она.

— Очень хорошо, "детей надо баловать и тогда из них вырастут настоящие разбойники", — усмехаюсь я. — А ты, что, Ярика иначе воспитываешь? Мальчик совсем домашний.

— Я не о том, — отмахивается она, — Игорь крепкий ребёнок, но излишне добрый, сложно будет в жизни. Увидел зайца подранка, заплакал, сейчас выхаживает. У него столько зверей дома, а Семён ему потакает, клетки новые делает — целую лечебницу организовали.

— Разве это плохо? — с недоумением смотрю на жену.

— Нет, конечно, но вдруг он останется один. Пропадёт! Он не сможет охотиться.

— Он не будет одинок. Он один из нас, — мрачнею я. Понимаю, куда клонит Лада. Люди рассказывают, к воротам Титанов часто приходит лесная женщина, вероятно — мать Игоря. Лада боится, что она выкрадет его. — Кстати, твоего отца безумно любят животные и он их, но это не мешает ему быть прекрасным охотником. Помню, когда с тобой только познакомился, он часто ездил на охоту и никогда не приезжал пустым. Я тогда впервые попробовал настоящую дичь, оленину, кабанчика, а какие пирожки с зайчатиной делала твоя мать!

— Скоро у нас будет мука, мама напечёт столько пирожков, — мечтательно закатывает глаза Ладушка.

Мы проехали центральную улицу, домов становится меньше, скоро озеро, я запретил селиться у воды ближе ста метров.

Рынок располагается в некотором отдалении от города, в двухстах метрах от озера, не очень удобно для доставки товаров с судов, но я распорядился провести дорогу до торгового центра. Сейчас на ней катятся повозки, запряжённые приручёнными дикими лошадьми — купцы везут товары.

Чуть дальше виднеется верфь. Ещё один корабль почти закончен, два других напоминают скелеты китов. Доносится стук молотков, визг пил, рёв прирученных степных мамонтов — они перетаскивают брёвна, толкают тяжёлые балки — гиганты видны издалека, сердце замирает от восторга, неужели мы смогли приручить и выдрессировать их?

Рынок гудит как потревоженный улей. Разношерстный народ снуёт между рядами. Продавцы зазывают покупателей, идёт меновая торговля, один обменял подковы на десяток гусей, другой, морс из диких ягод на клубок ниток, но вот замечаю, несмело предлагают деньги. Кто-то открещивается от них, но есть, кто очень в них заинтересован, правдами и неправдами, пытаются завладеть ими как можно в больших количествах. Разнообразного товара у них масса, верно — будущие крупные предприниматели, к ним и решили подойти.

Привязали коней у входа к рынку, кивнул охраннику, чтоб стерёг.

— Здравствуй, добрый человек, — обращаюсь я к очень немолодому, но крепкому с внимательным взглядом старику.

— И тебе того же, — остро глянул из-за кустистых бровей старый дед. — Часом ты не сын Степана, сапожных дел мастера? — не узнав во мне Великого князя, но увидев в моём облике, нечто знакомое, делает предположение.

— Почему так решили? — усмехаюсь я.

— Одежда богатая, жена ладная, никак знатный человек, не меньше, чем сын сапожника.

— Вы мне льстите, — улыбаюсь я, Лада украдкой фыркает в ладошку.

— Что ж, молодые люди, выбирайте товар. Могу предложить девочке бусы из речного жемчуга, а ещё есть отрез тончайшей ткани, выменяли у лесных людей, из паутины — лёгкий, прочный как сталь, а посмотрите какие узоры!

— Сколько? — выдыхает потрясённая Лада.

Продавец моментально замечает лихорадочный румянец на её щеках: — Вещь дорогая, но она того стоит. Никак зарплату в деньгах выдали? Двести пятьдесят рублей, — тоном, не терпящим возражений, молвит старик.

— Ой, — пискнула жена, — у нас только двести на двоих.

Я возвожу глаза к верху, ну разве так торгуются! Дед прячет торжествующую улыбку в густых усах: — Только тебе, красавица, уступлю за двести тридцать.

— У нас нет таких денег, — бледнеет Лада.

— Не кажется вам, с ценой загнули, этак, рублей на сто? — вмешиваюсь я в торговлю.

— Это плата за риск,— усмехается продавец. — Может и дороговата, слегка, но поверьте, достать её было сложнее, чем эти камушки, — он выуживает на свет божий горсточку необработанных изумрудов.

— Ой! — совсем теряется Ладушка.

— Можете взять изумруды за двести, — предлагает он, украдкой посмеиваясь в усы.

У жены в голове происходят титанические подвижки. Наконец она решилась, лицо посуровело.

— За двести, отрез.

Дед разводит руками: — Нет, милая, никак не можно. Возьмите за двести рублей изумруды и ... вот эту нитку жемчуга, очень пойдут к твоим глазам, девочка, пусть это будет моим подарком. А отрез, может, купите в другой раз, материал лёгкий, рисунок нежный, прочный, ни один человек не в состоянии порвать его.

— Так уж нельзя? — не верю я.

— Попробуйте сами, если разорвёте, отдам бесплатно весь рулон, — с ехидцей улыбаясь, он протягивает кусок ткани.

Смотрю на растерянную жену, беру в руки полотно, верчу в руках, ощупываю, вес почти не ощутил, но сила, скрытая в нем, чувствуется необыкновенная. Старик высокомерно улыбается — он уверен в своём товаре. Лада смотрит на меня, в уголках огромных глаз сверкнули как две капли росы слезинки, вот проняло её, с раздражением думаю я. Лучше вон-то седло взять, пилу, гвозди, ведра, какие хорошие, а горшки глиняные. Сколько полезного товара! Отрез! Вот зацепило мою половину, но мои пальцы уже сжимают полоску ткани — она скрипнула как сталь — дед хмыкает. Вокруг собираются люди, зевакам не прочь развлечься, наверное, такое представление было не раз. Меня это заводит, туман ползёт в голове, я сосредоточился, мир меняется, всё замедляется, мышцы каменеют, пальцы ещё сильнее вцепляются в ткань — делаю рывок. Звучит хлопок как выстрел из дальнобойного орудия. Дымок взвивается в воздух, материал лопается, и в руках оказываются две половинки. В толпе ахнули, старик пошатнулся, с шумом садится на плетёные корзины, в глазах проступает отчаянье и удивление. Я в восторге кручу перед собой две полоски материала. Дед прав, это действительно великая драгоценность. Мысли пляшут в голове. Можно изготовить защитную одежду воинам, ткань лёгкая, дышит, движения не сковывает, можно заменить кольчуги, латы и даже щиты.

— Хорошо, отец, мы даём двести рублей и вот этот кинжал, — я вытаскиваю из-за пояса, дорогой моему сердцу, узкий клинок.

Дед затрясся, никак не ожидал такого поворота сюжета, наверное, уже подсчитывает убытки. С поклоном передаёт драгоценный отрез. Затем несколько мешкает, видно в нём идёт борьба торговца и просто порядочного человека. Он сгребает с лотка все украшения из жемчуга и с почтением передаёт Ладе. А я, между тем думаю, Аскольду дам задание срочно заняться приобретением этого материала.

Мы садимся на коней. На Ладу невозможно смотреть. От счастья светится как солнце в зените.

— Всё же я где-то вас видел. Ты точно не сын сапожника? — вдогонку выкрикивает старый торговец.

— Это Великий князь Никита Васильевич и его жена Великая княжна Лада, — говорят из толпы.

Гл. 18.

Слегка отпускаю поводья, Шпора переходит в галоп, следом стучат копыта Соколика. Оглядываюсь через плечо, Лада просто прекрасна на жеребце цвета степи — глаза как бездонные озёра, брови чёрные, осанка безупречна, волосы, завязанные на затылке в смешной хвостик, колышется в такт с шелковистой гривой коня, она игриво показывает язык.

— Фу, как не красиво! Ещё Великой княжной называешься.

— Никто ж не видит, — невозмутимо парирует она и вновь показывает длинный язычок. Придерживаю Шпору и обнимаю жену.

— Спасибо за подарок, — она и тянется ко мне губами. Шпора неожиданно повёл покрасневшими очами, фыркает в раздражении и чуть не вцепился в шею Соколику.

— Ого, — смеётся Лада, — каков ревнивец, никого к тебе не подпускает!

— Он такой, — хлопаю своего любимца по блестящей шее. Жеребец понёсся как ветер. Лада, со смехом, пришпорила коня, но догнать смогла у города, когда я натянул поводья.

В город въезжаем чинно, как полагается знатным особам. А вот и наш дом, он одноэтажный, но комнат много. В прошлой жизни я имел всего две, а здесь целых три и большая кухня. Двор так же немаленький. Есть хозяйственные постройки, сложил баню — она в самом конце сада, рядом небольшой пруд, окружённый со всех сторон вербами. Запустил сазанов, сын приучил подплывать их на звук серебряного колокольчика. Деревянные скамейки у клумб с цветами, дорожки выложил из плоских голышей, обозначил декоративными заборами из срезов брёвен. У дома, массивная дровница, там же, колодец со сводящей зубы ледяной водой. Огород и сад, разделяется от зоны отдыха, плетеной изгородью.

Сад — моя гордость. Засадил его дикими грушами, яблонями, есть вишня и слива, радует глаз лохматые виноградные лозы, ягоды почти созрели, величиной с крупную алычу, клубника заполоняет всё пространство, жена наделала варения из ароматной ягоды, вместо сахара использовала дикий мёд, получилось нечто неземное.