Твое... величество!

— Может быть. Но учти, если это ты...

— Нет, эрр. Я молчала, и никому не говорила. Я еще жить хочу, а в такое встречать, себе смерти искать.

— Хорошо, что ты это понимаешь. Вот и дальше будь умницей.

Иррта кивнула. Эрр Виталис положил на стол несколько золотых, и откланялся.

Нет, она не врала. Но кто тогда? Слуги?

Могли. И Лизанда как-то добиралась до этого дома, и похвастаться она могла... нет, не понять. Ладно, начнем со слуг Валента. И надо самому поговорить с этой... как ее там? Розабелла?

Вот, с ней тоже. Может, она что-то знала о подруге?

Виталиса не беспокоили обвинения настоящие. Хочет он власти? Виновен! Копает под Бустона, мечтает, чтобы исчезла королева, и после развода устроит ее смерть — тут виновен по всем пунктам. Но когда его обвиняют в том, чего он не делал, поневоле настораживаешься.

Кто?!

Сейчас король не поверил, но это — сейчас. А что будет потом?

Виталис собирался найти своего неведомого врага. В глаза посмотреть, за горло подержать недолго... такие твари опасны тем, что неизвестны.

Ничего! Он еще вытащит негодяя на свет Божий.

* * *

— Ваше величество, вы не хотите сходить на службу?

Мария скрипнула зубами.

Чуть не попалилась! Вот... нет у нее этой религиозности, когда каждое воскресенье обязательно в храм, а каждый день еще и молитвы почитать. Не-ту!

Неоткуда ей взяться.

Мария воспитывалась, когда религия была опиумом для народа, так она ее и воспринимала.

Бог-то есть, это понятно, и церковь нужна, как инструмент управления государством. Если нет государственной религии, ее место займет какая-нибудь пакость. Это уж не на одной стране проверено.

Идеология должна быть.

Иначе начнется, сатанизм, ЛГБТ и прочая нечисть. И вот не надо о терпимости. Все должно быть очень сильно в меру и до какого-то предела. Сначала заднеприводные, потом педофилы, а потом и каннибалы пойдут? А что, на планете один черт перенаселение, сразу две проблемы и решится!

А сатанизм, если что, вреден для мозгов своей вседозволенностью. О религиях можно сказать много чего, и течения у них разные, но всегда четко расписано, что такое хорошо и что такое плохо.

Плевать — католик ты, протестант, православный, мусульманин, иудей, ты не найдешь ни одну религию, в которой будет одобряться воровство, убийство, предательство, и вот тебе вишенкой история Иуды и его нарицательное имя.

А в сатанизме?

Мария Ивановна в свое время полистала их, и пришла к печальному выводу.

Рановато отменили святую инквизицию. Вот слишком рано. И вообще, что-то неладно и в Ватикане, если Папа Римский разрешает всю эту заднеприводную братию вопреки тому, что написано в Библии. После такого и в храм-то ходить побрезгуешь.

Маша и не ходила, а тут — надо.

— Святой отец, вы правы. Просто я сейчас так устала....

— Я понимаю, ваше величество. Но Предотец и Предмать никогда не устают для нас.

— Они — боги, а наши силы небезграничны, — сходу парировала Мария. — Конечно, я хочу получить утешение от Предотца, Предматери и Многоликого, но не вот сию секунду. Завтра с утра я отправлюсь на службу, это будет правильно.

— Да, ваше величество. И умоляю вас задержаться, как обычно...

Это — то, о чем она думает?!

В любовника Мария не верила, не было у нее таких предпосылок. И в вещах предшественницы ничего такого не нашлось, и не до того было Марии. Один двор чего стоил...

Даже сейчас к ней подходили с какими-то вопросами, но Мария только взмахивала рукой.

Пока не определится ее статус, она ничем заниматься не будет. Не обязана.

Указания? Деньги? Участие в каких-то церемониях?

Она никому и ничего не должна. Не пока ее супруг таскается за юбкой смазливой девки. С кого хотите, с того и спрашивайте.

Мария подозревала, что ее точку зрения и до короля довели, но к чести Иоанна, он решил не связываться. Понимал, что другого ответа не будет, да и огрести от разъяренной женщины второй раз не хотел. Лучше уж правда, побыстрее приставить и к месту и к делу Дианочку. И пусть тянет на себе весь этот воз.

А Мария преспокойно проводила время с дочерью.

Обязанности? Не ее! Все рухнет — рассыплется — развалится — разворуется?

А ей какое до этого дело? Хоть все соприте, хоть что соврите. Мария тут не при чем.

Точка!

— Эрр Роман?

Ответом ей были опущенные длиннющие ресницы святого отца.

Мария выдохнула.

Письмо от брата!

Что ж, посмотрим, что ей может предложить Картен! В Эрланде не заладилось, ну так она в другом месте свою удачу поищет!

— Да, я с удовольствием схожу на службу. И на исповеди я давно не была.

Роман еще раз опустил ресницы.

Все правильно.

Все сделано правильно.

* * *

— Смотри, какая у нас крыса появилась!!!

Бертран и пискнуть не успел, когда его схватили за шиворот, и вытащили на всеобщее обозрение. Только порадовался, что драгоценный мешок закопал поглубже! Что его не заметили!

Но как он так мог!!!

Проспал, как последний идиот! Уж очень сильно его свалило после всех переживаний и побега!!!

— А... э...

— Ты кто такой? А ну отвечай, не то в воду кину!

Бертран представил себе, что его сейчас выкинут, а его мешок останется, и его найдут... и заверещал, словно поросенок.

— Иссы!!! Умоляю о милосердии!!!

Плотогоны переглянулись.

Может, и полетел бы Бертран за борт, но время было уже после обеда, по чарочке они приняли, настроение было благодушное, река спокойная, ну так и чего его?

Выкинуть всегда можно, пусть мальчишка сначала расскажет, как его сюда занесло?

Тот плотогон, который держал Берта за шкирку, встряхнул его, как терьер — крысу.

— Ну?!

— Иссы... я из храмовых, — Бертран решил сильно не врать.

— Ишь ты. Молиться учишься?

— Учусь... — Берт обвисал в сильной руке, как нашкодивший кот.

— А чего сбежал?

Бертран хлюпнул носом. Никаких усилий для этого и прикладывать не пришлось, поди, поспи в мокрых штанах-то?

— Да я... это... у нас там монах был... брат Винс! — имя одного из тех двоих выскочило, словно само собой, мальчишку аж передернуло от воспоминаний.

Вот как, и ничего особенного те двое не сказали, а все равно... жутко. И страшно. И противно до ужаса...

— И чего тот брат?

Бертрану и изобретать особенно не надо было, случалось такое. Не с ним, он тогда вовсе мелкий был и невзрачный, а с одним из служек.

— Брат Винс... он мальчиков очень любит. А женщин не любит. Вот и начал... — Бертран попробовал прикрыть задницу.

— А ты, значит, не захотел зады повторять.

— Я что — извращенец?

Плотогоны переглянулись.

Так-то... слышали они о таком. Кому и морду чистили, бывало.

— И пустился в бега?

— А чего — ждать было? Или задницу подставлять? Батька у меня пьет, пока поймет, в чем дело... еще и не поверит. Мамке не до меня, у нее мал мала меньше... еще и порадуются, что одним ртом меньше стало.

— А чего к нам прицепился?

— Уйти подальше надо было, да так, чтобы не поняли, не заметили... как еще? Только водой.

Плотогоны переглянулись.

Звучало вполне здраво.

— У нас бездельников нет.

— Я кашеварить могу, миски мыть. Помогать могу... я постараюсь не быть обузой! — Берт даже руки перед собой сложил, отчего мужики рассмеялись. — Историй много знаю разных...

Может, требуй доброе дело от них побольше затрат, и выкинули бы они мальчишку за борт. Но... почему бы нет?

Денег от них не требуют, ложку каши не так уж жалко, плоты все равно идут вниз по течению, а любителей молодых мальчиков сильно не любили уже сами плотогоны. Кто ж их, извращенцев поганых, любит? Разве что такие же...

Поэтому через три часа Бертран вовсю крутился по плотам, помогал и тут, и там, и тихо радовался. Его пожитки так и были спрятаны между веток и сучьев, и никому до них дела не было. Надо будет потом просто исхитриться вечером, да и показать всем. Только свитки и камешки вытащить, а остальное пусть смотрят. Авось, не заберут? Кого его драные штаны интересуют?

* * *

Служба в храме оставила у Марии двоякое впечатление.

Красиво, конечно. Певчие поют, ладаном пахнет, свет цветной через витражные стекла, опять же, в местных храмах принято сидеть со всеми удобствами, лавочки даже бархатом обиты. Для королевы кресло, для принцессы кресло, что ж не посидеть, не послушать, как поют?

Может, и богам местным приятно. Они точно есть, Мария знает. Теперь знает.

С другой стороны...

Змея в ее душе поднимала голову и шипела. Мария уже начала различать немного себя и своего внутреннего зверя. Понятно, что они — одно и то же. Но кое-что диктует и гюрза. Например, любовь к полусырому, непрожаренному мясу. Или рыбе. А вот овощи змее почему-то не нравятся.

Еще неподвижность. Мария с удовольствием провалялась бы на солнышке несколько часов, просто не двигаясь. И смотреть на солнце она могла теперь спокойно.

А вот скопления народа змее не нравятся. Раздражают они ее. Здесь слишком тесно, слишком... опасно?

А пожалуй, что и да. Люди близко, змея успеет уйти от атаки, а вот человек — вряд ли. И змея беспокоится.

Впрочем, вот прямо сейчас убивать Марию не будут. Пока это невыгодно... не пропустить бы ей тот момент, когда минусы перевесят плюсы.

После службы Мария послушно отправилась в исповедальню. Это ей тоже понравилось. Исповедь в православии какая-то... там не расслабишься. А вот тут — вполне. Закрытое помещение, двое человек... впрочем, помещение не такое уж и закрытое. Вот, открылась стена, которая разъединяла две кабинки, и отец Роман шагнул внутрь.

— Простите, ваше величество. Здесь нас точно не подслушают.

— Все в порядке, — Мария подняла руку. — Что написал мне брат?

— Ваше величество, потом я должен буду уничтожить письмо. При вас.

— Читать здесь, — кивнула Мария. Что ж, это разумно.

И с хрустом сломала печать на небольшом свитке. Что ж, Саймон, оказывается, неглуп...

Дорогая сестра!

Я рад, что ты решила блюсти свои интересы вместо супружеских. Если Иоанн тебя предал — это его вина. Ты хочешь жизнь для себя и престол для племянницы, я согласен с тобой.

Уехать в Картен — невозможно. Вас достанут в любой стране, ты королева, Анна — принцесса.

Вижу лишь один выход.

Если Иоанн случайно умирает, а Анна выйдет замуж за подходящего Эрланду и Картену человека, ты сможешь попробовать удержаться. Если тебе это подходит, поговори с эрром Нейманом. Ему я доверяю, как себе. И отпиши мне, если согласна.

Любящий тебя Саймон.

Мария прочитала еще раз, и посмотрела на священника.

— Огниво есть?

— да, ваше величество. Вот, жаровня...

Мария сунула туда пергамент, и подождала, пока он прогорит.

Ругаться не хотелось, но... твою бухгалтерию! Три раза об кодекс и налоговой сверху!!!

Саймон вконец оборзел? Вот не было у Марии другого слова! Это не безобидные пописушки Анны Австрйской, в которых та на Ришелье покушалась, за такое голову снимут к едрене вше! Это ж прямое предложение устранить мужа и править!

— Мой брат не понимал, что случится с вами, попади это письмо к Иоанну?

— Понимал, ваше величество. Но ваш брат полагает, что у него не так много времени, поэтому он решил слегка пренебречь безопасностью.

— Вот как? Почему у него нет времени?

— Ваше величество, все зависит от вашего... гхм... развода.

— А-а, — сообразила Мария.

Ну да, пока делу не дан ход, все еще можно переиграть. Сказать, что милые бранятся, только тешатся, что Диана это так, легкое увлечение, и вообще... бывает!

Мало ли, кто там и кого там... вот она королева, вполне легитимная и коронованная, вот принцесса, вот ее супруг... что вас не устраивает?

Ох, чтоб тебе налоговая каждую ночь снилась!

Выдавать своего ребенка замуж абы за кого Мария не собиралась. Вообще.

Что за наглость?! Мало ли, кто там и кому выгоден, это ЕЁ дочь! Почти ее! И для начала Мария будет учитывать ее интересы! А то ж...

Клод Французскую вспомним? Так, к примеру?

Шикарная жизнь была у девчонки! В пятнадцать лет замуж, в шестнадцать лет передает все свои владения в вечное пользование мужу, в двадцать пять умирает. Семь детей! Нормально пожили только двое. Убиться счастьем!

И таких примеров по истории можно вагон накопать, а потом прицеп добавить! Мария почувствовала, как сами собой из пазух появляются клыки.

Пришлось спешно затолкать раздражение поглубже, и улыбнуться.

— Пишите ответ, святой отец. Я сейчас запечатаю, и вы его отправите. У вас все есть при себе?

— да, ваше величество, — отец Роман достал из складок рясы такой же свиток пергамента, но Мария отмахнулась.

— Сможете отправить письмо голубиной почтой?

— да, ваше величество. Но...

Мария благочестиво сложила руки.

— Тогда напишите буквально пять слов.

— Ваше величество?

— Мой брат умен и благороден, а я буду молиться, чтобы Предотец смилостивился надо мной. Напишите так. 'Все в воле Божьей. Мария.'

Несколько секунд святоша хлопал глазами, а потом дошло. И отец Роман поклонился.

— Я напишу, ваше величество.

— А когда приедет эрр Нейман, найдите способ представить его мне... я подумаю, что делать дальше.

— Эрр Нейман уже в пути. Ваше величество, вы...

Мария опустила ресницы.

Она. А что — она должна тут расписывать все и подставлять и себя, и дочь? Не-не-не, так мы не договаривались! Она будет молиться! Много! А что там боги решат — не ее забота!

И никакого компромата!

Вон, убийство Павла Первого или Петра третьего прекрасно обошлось без письменного приказа, и это правильно! Нечего тут компромат раскидывать!

Если Анне еще сидеть на троне...

Мария прислушалась к себе, и никакого внутреннего протеста не ощутила. Сможет она прибить Иоанна, чтобы самой остаться в живых? Вполне! И ради Анны тоже. Но свидетелей и признаний все равно лучше не оставлять. Политика...

* * *

Самый обычный рыбацкий кораблик.

С такими сторожевые корабли Картена разбирались легко и просто. Сигналили, заставляли лечь в дрейф, потом обыскивали корабль и забирали все, что найдут. Давали экипажу время пересесть в лодки, и забирали кораблик.

А как еще?

Лезут и лезут эти шагренцы, простых слов не понимают! Это воды Кар-те-на!!!

Не Шагрена!

Ловите рыбку у себя, а нам своих людей кормить надо! Жестоко? А два века назад, когда вы на материке пытались высадиться, убивая всех, включая младенцев — это было не жестоко?! Нет?!

Вам можно!

А потом вы начинаете спрашивать — за что?! А вот за то!

За Алую резню, за налеты, за несколько десятков тысяч погибших тогда, за обезлюдевший город, который тогдашний король приказал не восстанавливать. Посыпать землю пеплом и солью, и оставить. Для напоминания!

Человеческая память несовершенна, пройдут века — и забудется. А вот когда так... и стоит над морем черный обелиск.

Шагренцы тогда никого не пощадили, два человека из всего города уцелели чудом, про деревни и поселки вообще молчим. С тех пор Картен их не принимает. И идут на дно лодки, и кораблики, и... всякое бывает, и с одной, и с другой стороны. Но если кто-то из Шагрена уходит в тот же Картен... вот в Картен как раз и не уходят. Не принимают их там. В других странах еще может быть, а в Картене любой шагренец — мишень на стене. И язык не поворачивается спорить. Слишком много между этими народами крови, горя и боли. И постоянно удлиняется список погибших — с обеих сторон.