— Да, крылатая дева, позволь нам войти в логово благородных разбойниц! — Подхватила вторая. — Позволь им накормить нас, голодных и на все согласных за вкусную пищу!
— Нам хана. — Больше никак прокомментировать возникшую ситуацию у меня не получилось, воображения не хватило.
— Да ну нахрен, не может быть. — Потрясенно выдохнула Ингрид, рассматривая немую сцену в коридоре. — Вот их накрыло-то с непривычки!
К нам в гости заявились убитые в хлам ботанички, в самом начале вечера приходившие выпросить вина, те самые, которым Бьорк от большого ума зачем-то втюхала набитую дурью самокрутку. Судя по всему, шалость удалась. Хотя, может быть, они еще и колесо какое-нибудь для пущего эффекта употребили, поди теперь узнай. Во всяком случае, они обе находились где-то не здесь, и их реальность пересекалась с нашей под совсем уж загадочными углами.
— Йокояма, хорошо, что ты тут. Коменданта ко мне, быстро. Потом закинешь этих двоих в камеру. Дай им пожрать, что там в столовой осталось, счет за сожранное... Никуда не надо отправлять. Такого даже я еще не видела. — Шираки зажмурилась, отказываясь верить в то, что находится перед ее глазами. — Вы, бесполезные, почему еще здесь? А ну, брысь! Ну и к вам, благородные разбойницы, у меня есть пара вопросов. Я их задам в любом случае, не сегодня, так завтра, так что не стоит выпрыгивать в окно.
Толпа в коридоре моментально рассосалась, что-то невнятно лепечущих обдолбанных малолеток утащили слегка протрезвевшие Анзу с Инной, мы с Ингрид благоразумно отошли к ломящемуся от угощения столу, на котором без всякого прикрытия открыто стояли и вискарь, и водка. Мэйко, вновь зажмурившись, тихонько ударилась пару раз лбом об косяк, простонала сквозь зубы:
— Дурдом. Какой дурдом! Тупые, ничего не понимающие в жизни куры, в край офигевшие пацаны с непонятными до конца планами, бухой дисциплинарный комитет, убитые в говно первогодки, запах оружейной смазки в комнате наемницы и убийцы... Охеренно год начинается. — Она с силой потерла виски, выпрямилась и сделала шаг в комнату. — Я не буду спрашивать, зачем вы накурили этих двоих, о чем вы говорили с Эдой, тоже не спрашиваю. Куда вы по ночам бегаете — ваше дело, пока это не вредит репутации школы. Как и почему вы задружились с Йокоямой, опять же не спрошу, так еще лучше получилось, чем я планировала.
Шираки повела носом, принюхиваясь, тонкие ноздри затрепетали, втягивая запахи.
— Я даже не буду заглядывать под ваши кровати, хотя больше, чем уверена, там есть, на что посмотреть. Просто налейте мне выпить и сыграйте что-нибудь душевное. Сил моих больше нет, год только начался, а я уже устала.
Глава 16. Сюрпризы выходного дня
Утро красит нежным светом... Тьфу. Нихрена оно не красит, глаза не открываются. Утро туманное, утро седое... Мляяя... Опять не то. Хотелось бы сейчас прохладного туманчика, но... Сквозь закрытые веки чувствую, как солнце лупит бешеным прожектором, наверняка на улице дикая жарища стоит. Как же мне нехорошо. Поерзав на упругой, мягкой и очень приятной на ощупь подушке, я попутно удивился непривычной жесткости матраса, но глаза мужественно не открыл.
Когда Мэйко вчера разогнала весь шалман, собравшийся около нашей комнаты, я сначала обрадовался. Думал, посидим, выпьем в меру, споем, да и разойдемся. Вернее, она разойдется, куда там ей нужно, все же дел и обязанностей на ней висит дофига и больше. Засиживаться до полуночи мисс заместителю президента Тайного студсовета явно не с руки, нет у нее времени долго и непродуктивно бухать с двумя мутными первогодками. А мы, как я наивно рассчитывал, останемся вдвоем, прислоним дверь к косяку и ляжем спать пораньше.
Поначалу так оно и получилось. Мэйко присела за стол и, даже не посмотрев в сторону шотландской амброзии, не чинясь намахнула грамм пятьдесят пшеничной, по-простому, пальцами, закинула в рот ролл с лососем, зажевала, тихонько замычав от наслаждения. Ингрид хлопнула остатки нектара из своего стакана, схватила гитару и выдала на ней что-то шведское лирическое, вроде бы из творчества АВВА. Потом еще пару песен, мне лично незнакомых.
Шираки добавила соточку водочки в процессе концерта, расчувствовалась, попросила инструмент и тоже исполнила что-то японское народное, блатное, хороводное. На этом этапе появилась комендант с двумя мужичками рабочей наружности, которые, не задавая лишних вопросов, быстро, а самое главное, привычно и отработанно поставили выбитую дверь на место. Мы пели, они вкалывали, что могло пойти не так, почему у меня сейчас трещит голова и во рту непередаваемая бяка? И, самое главное, почему я ничего не помню, что вчера было-то?
— Аааа... Я щас умру... Кто-нибудь, дайте воды... — А чей это голос страдает? Что-то он мне смутно знаком. Надо бы посмотреть, но открывать глаза, шевелиться, вставать на ноги, не дай все местные боги... Да ну нафиг, сама воду найдет. Не так уж мне интересно, кто это. — Люди... Что ж вы какие нелюди, а? Ну дайте водички попить, я реально сейчас сдохну...
Собрался с силами, мужественно пожевал губами, разгоняя сухость во рту, наконец решительно выдал в пространство:
— Ты кто? — Уй, мля, больно-то как! Такое впечатление, что от звука собственного голоса моя реальность пополам раскололась. Вместе с черепом и мозгом. Но, раз уж начал, не дело бросать все на полпути, надо хоть что-то выяснить. — Какого хрена тут произошло?
— Аааа, Такаяма, это я... Водичка есть? — Вопрос на миллион, при слове "водичка" пустыня во рту последние остатки влаги потеряла. Придется все же разлеплять веки. — А ты где? Ты откуда со мной говоришь?
— Нет, Такаяма — это я. — Решительно пресекаю всякие поползновения на свою фамилию. — А вот кто ты, пока непонятно. Я здесь. А ты где?
— О, вот ты откуда говоришь. Прикольно устроилась, че. Дай бутылку, рядом с тобой стоит, справа. — Шарю рукой, наощупь нахожу прохладную баклажку, привстаю со своей удобной подушечки и присасываюсь к горлышку. Рядом раздаются придушенный вопль. — Эй, мне оставь, поимей совесть! Рэн, ну дай глоточек, вот, давай, давай сюда, ааааа! Кайф! Есть счастье в жизни, есть!
Открываю глаза, когда стало чуть полегче после всасывания живительной влаги, докатившейся, наконец, до желудка и взорвавшейся там ледяной бомбой. Офигеть, какой вокруг бардак, а главное, ничего понятней не стало. Воду у меня выпрашивала помятая, почему-то отсвечивающая свежим фингалом под глазом полуголая Анзу, сидевшая на моей кровати. Рядом с ней в полном отрубе валялась ее напарница, а под кроватью дрых еще кто-то. Шикарно, мля. Я, значит, на полу ночевал. Ингрид... Ага, мелкая пройдоха мирно свернулась клубочком у себя в койке, под собственным одеялом, кто бы сомневался. За ней, у самой стены, спиной ко мне расположился еще кто-то, ну и под кроватью тоже валялось не подающее признаков жизни тельце. И, наконец, из открытой двери санузла торчали чьи-то голые ноги. Как-то многовато народа на единицу площади собралось. Да и пофиг, не хочу сейчас голову ломать, лучше еще немного полежу.
Плюхнулся на удобную подушечку, помял ее с двух сторон, взбивая под голову... Стоп, не понял... Слева донесся возмущенный мявк, и полусонный голос сердито произносит:
— Хватит щупать мою попу! И вообще, слезь с меня, извращенка! — Конец фразы я дослушивал уже в прыжке с переворотом, от неожиданности все похмелье отступило на задний план. — Такаяма! Ты! Ты что здесь делаешь вообще!
— Что делаю, что делаю. Живу я здесь. — С интересом разглядывая слабо одетую и встрепанную со сна Ямадзаки, начинаю судорожно вспоминать, откуда она взялась в моей комнате. Да какого черта я тушуюсь, после того как полночи спал на ее заднице, думаю, можно позволить себе некоторую вольность и отступление от правил. — Капитан, предлагаю временное перемирие. Нет сейчас никаких сил отношения выяснять. Кофе будешь?
— Перемирие? Демоны Дзингоку с тобой, пускай будет перемирие. — Сатико грациозно перевернулась на спину, поморщилась от прострелившей голову боли, потянулась, села, прислонившись спиной к кровати шведки. — Кофе? Конечно буду. Что я здесь делаю?
Понятно, наступило время фонтанирующих оригинальностью вопросов, типа: "Что я здесь делаю? Кто храпит со мной рядом? Где я? Почему в прихожей валяется дорожный знак? Зачем я столько пил?", и многих им подобных. Каждый раз одно и то же, страны разные, национальности разные, даже время разное, а последствия гулянки одинаковые, как в студенческой молодости в девяностых оказался.
— Эй, я тоже буду кофе! — Жизнерадостно вмешалась в беседу воспрявшая Йокояма. — И капельку виски в него добавь, на столе вроде оставалось немного. Да, кстати, Рэн, Сатико, после того как вы вчера ночью на брудершафт пили и целовались, странно, что вы вообще об этом друг друга спрашиваете.
Турка успела три раза вспениться, а молчание в комнате так и не было нарушено. Я исследовал глубины своей памяти, пытаясь угадать, в каком из провалов в воспоминаниях скрывается ситуация с брудершафтом с Ямадзаки. Она, видимо, занималась тем же самым, но не менее безуспешно. Анзу просто сидела на кровати и наслаждалась бодрящим ароматным напитком. Остальные спали и в разговор не лезли.
Ответы на животрепещущие вопросы не находились, хоть ты тресни.
Всему хорошему приходит неизбежный конец, закончился и кофе в наших чашках. Сати, ни слова не говоря, растолкала свою подругу, Нагису, с которой постоянно стояла в паре на тренировках, привела ее и себя в более-менее одетое состояние и отправилась на выход.
— Я не помню, что вчера у нас с тобой было. Но я обязательно вспомню. — Многозначительно указывая на меня пальцем, выдала она, стоя на пороге. — В любом случае, перемирие закончено, Такаяма. Ты знаешь, что нужно сделать, чтобы нам обеим стало хорошо. Судя по всему, ты нормальная, я обещаю, что не обижу тебя, когда ты станешь моей горничной.
— Ну вот, опять. А вчера так хорошо общались. Хотя, все ожидаемо, по-другому и быть не могло. Так! — Пробормотала Анзу, почему-то начиная дергаться и оглядываться по сторонам. — Мля! А где вчерашние арестованные? Две штуки арестованных пропало, Рэн, мне трындец. Меня поимеют и высушат. Я помню, что мы с Инной их сюда притащили, потому что в тюрьме дежурного не было, Мидорикава домой уехала, а сейчас их нет. Пропали. Мля, что делать-то, а? Где их теперь искать!
— Погоди паниковать. Под кроватью посмотри, там какие-то тела валяются. И вон еще ноги торчат из санузла. Кстати, надо бы душ принять, и вообще, до собрания около часа осталось, пора вас всех разгонять. — Подхожу к двери в туалет и наблюдаю поразительную картину: в абсолютной нирване, обняв руками основание унитаза, в коротких пижамных шортиках и легкой футболке дрыхнет наша образцовая староста-тян. — Вот ведь! А эта как здесь оказалась? Но, в любом случае, надо ее отсюда убрать, спать в чужом туалете ее образу идеальной студентки явно на пользу не пойдет.
— Рэнге-тян, будь добра, свари мне еще кофе. — Голос Йокоямы был тих и задумчив. — Я думала, меня уже отпустило, но, похоже, что нет. Представляешь, мне показалось, что у вас тут под каждой кроватью по пулемету стоит. Нет, так пить нельзя, надо себя ограничивать. Я сейчас кофейку еще глотну, Инну разбужу, ты мне достанешь два туловища из-под коек, и мы этих двух залетчиц все же доставим в камеру. Давай-давай, не тормози, вари эликсир, видишь же, совсем здоровье ни к черту.
Минут через пятнадцать мы с Ингрид остались в комнате одни. Разбуженная суетой шведка выглядела на удивление бодро, без дополнительных намеков помогла добраться до родных пенатов слабо соображающей Сакурономии, жизнерадостно помахала ладошкой вслед навьюченным двумя так и не пришедшими в себя телами патрульным, после чего запрыгнула на свой стул и саркастически хмыкая, стала рассматривать мою суету с туркой. Судя по всему, ей очень многое хотелось мне рассказать, но вот так просто, без просьб и уговариваний, она этого делать не собиралась. Со вздохом поставив перед вредной малявкой чашку с кофе и созданные из остатков вчерашней роскоши бутерброды, сел напротив нее и махнул рукой.
— Давай, жги. Судя по всему, ты провалами в памяти не страдаешь, что, между нами говоря, странно. Не стесняйся, руби правду-матку. — С тоской посмотрел на разгромленный стол — это ж сколько тарелок перемыть придется! Но все же нашел в себе силы начать подъедать остатки непонятно откуда взявшегося мяса в кляре и подсохший треугольник пиццы. — Начинай с самого начала, когда дверь на место поставили и коменда ушла. У меня в голове именно с того момента кавардак начинается.
— А я тебе говорила не курить с Шираки? Говорила. Этой оглобле хоть бы хны, дунула, водочкой заполировала, проржалась за десять минут, послушала, как ты поешь, да и свалила. — Бьорк с аппетитом впилась зубами в бутерброд с колбасой, сыром и помидоркой. — А вот ты да... Дала жару. Я даже не предполагала, что ты такая зажигалка, подруга. Просто ураган, неудержимая ты моя. Отжигаешь с энтузиазмом, пылом и фантазией.
Во-первых, выяснилось, что я умею играть на гитаре. Не сказать, чтобы хорошо, но вполне неплохо. Видимо, три блатных аккорда, которыми я поражал слушателей в своем прошлом наложились на треньканье Такаямы в казарме, когда ей нечего было делать после учебы. И я продемонстрировал новоприобретенное умение всему второму этажу — так в нашей компании появилась староста, пришедшая угомонить незапланированный концерт, но в итоге возглавившая хит-парад исполнителей песенных композиций.
Во-вторых, всему виной раздолбайство патрульных. В самый разгар вокальных экзерциций вернулись основательно задолбавшиеся Анзу с Инной, оттащившие две бессознательные тушки в местную тюрягу, никого там не нашедшие и вернувшиеся обратно. С теми же самыми тушками на горбу. Ну не нашли они в тот момент более подходящего решения, чем пойти туда, откуда пришли и продолжить бухать дальше. Ни на что не реагирующих поднадзорных запихали под кровати, чтоб не мешались и никуда не делись, воспрявшие телом и духом таскальщицы бахнули по штрафной и веселье покатилось дальше.
Ну и в-третьих, на огонек принесло Ямадзаки с ее верным хвостиком Нагисой. Их Шираки за какой-то малозначимый косяк отправила в тюрьму в качестве надзирателей и дежурных, но там они не нашли ни задержанных, ни конвоиров, чему несказанно удивились. Вместо того, чтобы остаться на месте или сообщить по инстанции, эти две горе-охранницы решили найти пропавший патруль самостоятельно и, как ни странно, преуспели в своем намерении, войдя в общагу и ориентируясь на доносящиеся со второго этажа звуки песен, радости и веселья.
— Но это еще не все! — Вдохновенно вещала словившая кураж блондинка. — Все еще только начиналось, основное будет дальше!
— Да куда уж дальше. — Я мрачно смотрел в окно, изредка прихлебывая остывший кофе, но не чувствуя его вкуса. — И так уже трэш, угар и содомия вырисовываются. Кстати, все забываю спросить, а кто Йокояме такой шикарный фонарь подвесил? Надеюсь, я не при делах?
— Не поверишь, она самостоятельно справилась. Споткнулась и на дверь налетела, аккурат мордой на ручку. — Хихикнула Ингрид. — Если б я сама своими глазами этого не видела, не поверила бы. Нам с тобой не довелось, но дверка сама за себя отомстила.