Видеть его в числе сторонников Амелии было… Неприятно. Хотя предвыборная агитация и была запрещена, а все плакаты и лозунги — убраны, но процедура открытия начала голосования, где кандидаты вместе со своими сторонниками первыми голосовали в специально отведенном зале, тоже влияла на окружающих.
В группе, поддерживающей Боунс, собралось, на самом деле, много громких имен. Дамблдор, Диппет, Гринграсс, несколько глав департаментов, знатные лорды, часть из которых входили в Список двадцать восьми, бывшие ученики Дамблдора, даже Корнелиус Фадж, несмотря на все свои старания, в последний момент добровольно отказался от своих притязаний, призвав своих немногочисленных сторонников голосовать за Амелию. Что делало её позицию еще более устойчивой.
Но и среди сторонников Крауча известных лиц тоже хватало. Помимо большинства представителей благородных семейств и второй части Министерских служащих, поделившихся примерно пополам, среди нашей группы можно было заметить Людо Бэгмэна, который с радостью принял предложение присоединиться к кампании, подкрепленное погашением всех его игорных долгов. Гораций Слизнорт с супругой, его приятель Элдред Уорпл, ну, и главная гроза всех темных магов и сердец домохозяек, которая недавно вернулась из Америки с новой книгой — Гилдерой Локхарт, всё так же собирающий восторженные взгляды женской половины собравшихся и недовольные — мужской.
Сам Гилдерой, что удивительно, не слишком горел желанием участвовать в публичных мероприятиях. После того, как он побывал в Америке и воочию столкнулся с персонажами из своих сюжетов, что-то в нем немного поменялось. Стало меньше самолюбования, что ли. Возможно, что реальность отвесила ему небольшой пинок, и он стал задумываться о том, что на самом деле делал... Не знаю, поговорить с ним по душам мне пока не доводилось, слишком я был занят вообще всем, что хоть как-то отдаленно касалось выборов... Но свою роль, как всегда, он отыгрывал блестяще, улыбаясь и посылая воздушные поцелуи в толпу, заставляя её восторженно ахать.
На самом деле, конечно же, список был бы куда как бо́льшим, чем сейчас, если называть каждую фамилию обеих фракций, но это было уже не важно. Сейчас я был практически полностью расслаблен, наконец пуская ситуацию на самотек. Один день — и станет ясно, оправдались ли наши усилия, деньги, время, кровь и потраченные нервы, или нет.
Теперь от меня ничего не зависело, и это было на редкость здорово, если честно, после бесконечной гонки наперегонки со временем было славно просто отпустить контроль и пару часов плыть по течению.
* * *
Только сейчас, слушая небольшие выступления кандидатов, которые стандартно благодарили всех за поддержку, ну, и ещё обменивались дежурными любезностями, я вдруг понял, в каком напряжении был все это время. В голову даже закралась неприятная мысль: «А нужно ли было мне все это?»
Я ведь действительно мог просто забрать Гарри, и, ну, отправиться куда-нибудь в ту же Африку, магическая часть которой была чуть ли не больше, чем её маггловская составляющая, и потеряться в ней или затеряться — было проще простого. Мог бы просто остаться в особняке, для уверенности навесив на него Фиделиус, как поступали многие волшебники, уставшие от мирской суеты, или накопившие за свою жизнь множество врагов старички.
С другой же стороны, проделав весь этот путь, из Азкабана, из простого беглеца, разыскиваемого законом, к лидеру крупнейшей коалиции в Магической Британии, я кристально ясно понимал, что… Нет, не мог. И дело даже не в том, что в случае возрождения Волдеморта велика была вероятность того, что нас всё-таки найдут даже в Африке.
Не в том, что менять одну тюрьму на другую, более комфортабельную, но все же тюрьму — это мысль, отдающая безумием. Скорее вся причина была в том, что, долгие годы бегая от ответственности как в одной жизни, так и в другой, однако наконец приняв её сейчас, я уже попросту не мог по-другому.
Когда ты один, ты распоряжаешься только своей судьбой. Любое решение, любой риск — это то, что непосредственно влияет только на тебя. В том мире, который я уже начал понемногу забывать — я не был таким, как сейчас. Друзья, родственники, близкие — они, скорее всего, горевали после моей смерти (ну, мне хотелось бы так думать, знаете ли, всегда приятно знать, что по тебе есть кому скорбить), но в целом, моя смерть ни на что не повлияла.
Я не был тем элементом, без которого их жизнь качественно изменилась ни в худшую, ни в лучшую сторону, я был простым парнем, одним из тысячи, одним из миллиона, и это было не оскорблением, это было грустным знанием, констатацией факта. Единственный человек, который явно пострадал из-за моего глупого решения — это тот бедолага-водитель, под колеса которому я вылетел.
Здесь же… Гарри, Меда, Тед, Нимфадора, Винсент, Кричер. Кассиопея, Сигнус, Люпин, Поллукс, да даже Малфой с Краучем и Стамп — их судьбы, на которые я так или иначе оказал влияние, зависели именно от меня, от моих решений. Я просто не мог взять и бросить всё это, сбежав на Амазонку.
Не говоря уже о судьбах тех, для которых именно я стал тем самым взмахом крыла бабочки, случайным взглядом на незамеченную ранее деталь. Ведь в истории про маленького мальчика, который стал героем, все закончилось так, как должно было закончиться, следуя писательской фантазии и воле. Сейчас же…
История, рассказанная в книгах, уже изменилась, как и те истории, что в книгах рассказаны не были, и хотелось бы верить, что в лучшую сторону. Но именно от моих поступков зависел конец, наш общий конец, и я собирался сделать все возможное, чтобы он был хоть немного счастливее…
— Ты какой-то мрачный сегодня, — притянув меня к себе за рукав мантии, прошептала на ухо Лиана, до этого отошедшая поболтать со Слизнортом и его супругой. — Что-то случилось?
— Нет, — улыбнулся я, выныривая из тяжелых раздумий и тут же утопая в глубоких серо-голубых глазах мисс Струглер. — По крайней мере я этого не допущу.
* * *
И всё-таки мы победили. Крауч обогнал Амелию на четыре процента, но нам хватило и этого небольшого перевеса, чтобы начать праздновать победу. Пятьдесят два процента избирателей — практически два миллиона граждан Магической Британии дееспособного возраста отдали свои голоса за Барти.
Черт возьми, как он был рад.
Улыбающийся и счастливый Крауч — это зрелище настолько же редкое, как и снег в пустыне. Даже у себя на свадьбе, Железный Барти, несомненно любивший супругу, позволил себе лишь намек на легкую улыбку, оставившую секундный след в колдографиях и передовицах газет. Впрочем, даже такая незначительная эмоция меняла его суровое лицо, отбирая лишние годы.
На пресс-конференции, состоявшейся после подсчета голосов, он, казалось, помолодел лет на двадцать. Малфой, тоже неприлично счастливый после пережитого стресса, даже предложил подлить ему веселящего зелья, чтобы увидеть, превратится ли Крауч в подростка, если рассмеётся. Окружающие, разумеется, план забраковали, но уже сам факт того, что Ледяной Малфой задумал шутить, здорово показывало, как же сильно на нас всех влияла эта предвыборная гонка.
Но два миллиона магов… Я и не думал, что стараниями Амелии и Барти-старшего эта процедура примет такой масштаб. В целом, из-за понятных причин население Магической Британии поддавалось только примерным подсчётам, и составляло от пяти до семи миллионов магов, магических существ и прочих официально зарегистрированных разумных сущностей, которые, к тому же, имели избирательное право.
Однако, беря в пример предыдущие выборы, на которых победила Миллисент Багнолд — преемница министра Гарольда Минчума, с уверенным отрывом, набрав семьдесят процентов… За неё проголосовали всего около миллиона граждан. В этих выборах число магов и прочих существ буквально удвоилось, создав прецедент.
Видимо, противостояние, а также активная информационная кампания с обеих сторон сделали то, что не могли сделать мирная передача поста от Министра к Министру, а именно — вовлечь существенную часть обывателей Магической Британии в процесс выборов. Теперь, задавая себе вопрос, не зря ли мы всё это устроили, не зря ли столько ресурсов потратили, я мог с уверенностью ответить — не зря.
Даже старички вроде тех что я видел, может, заставшие даже Диппета юнцом, выползли проголосовать из своих берлог. Это действительно ошеломительный результат, подкрепленный действием специального артефакта из Отдела Тайн, который, собственно, и считал все эти голоса, просто во избежание.
Так что наша победа была чистой, как слеза младенца. После необходимых
перестановок, наша коалиция практически полностью будет контролировать все ключевые посты в Министерстве. В Визенгамоте, конечно же, ситуация была другая, но больше выжидать не было смысла. Именно сейчас можно было найти подход к тем, кто полностью поддерживал Гринграсса, теперь наверняка ослабленного проигрышем.
Что же до наших союзов, сложных схем и прошлых обещаний… Я просто спихнул их на Люциуса. Паутина политики — это его стихия, не моя, он варился во всем этом с детства, и мне было гораздо проще отдать всё в его руки, чем пытаться разбираться самому, к славе и креслу Министра я всё равно не стремился. А что касается всего остального... Винсент, поднабрав опыта у кансильери Малфоя, вполне справлялся и сам, успешно удерживая бо́льшую половину Лютного под своим управлением.
Последним пунктом плана оставалось только выцепить Гарри из-под опеки Уизли, и можно было переходить к поиску остальных крестражей. То дело, которое точно нельзя было доверить остальным, даже несмотря на то, насколько сильно я доверял своим близким. Мысли, как именно это сделать, у меня были, но вновь требовалась помощь Малфоя. И тот, в целом, был не против, правда…
* * *
— Я так и знал, что ты так сделаешь, — с кислой миной проворчал Люциус, когда мы отошли из шумного зала в одну из комнат, открытых специально для этих целей. Прием у Крауча был, на удивление, вполне себе праздничным и продуманным.
Впрочем, я подозреваю, что занималась им всё-таки Жаклин, а не сам Барти, следуя тонким и продуманным советам миссис Малфой, явно успевшей несколько заскучать и вцепившейся в возможность организовать прием с недюжей силой. Крауч-старший же в целом никого не любил пускать в свой дом, если это не было крайней необходимостью. Но сейчас он праздновал победу, и, видимо, несколько снизил планку дозволенного.
— Но хорошо, да, я возьмусь за улаживание всех дел. С Барти мы в целом сработались…
— Ну и чудно, — проговорил я, пряча довольную улыбку. Не думал, что
уговорить Малфоя будет настолько просто. С другой стороны, тот всегда был
несколько тщеславен, и возможность занять пост эдакого «серого кардинала», будучи у всех на виду, ему явно польстила.
— Но мне все равно потребуется твоя помощь в некоторых моментах, — тут же
торопливо произнес Люциус, чуть махнув рукой. — Например, с Эйвери желательно разобраться уже сейчас. Я говорил с Гринграссом, он готов пойти на некоторые уступки… и нет, не по твоему вопросу, но Фоссета нужно оставить в покое.
— Так, может быть, наоборот, помочь Эйвери? — недовольно ответил я, услышав Малфоя, сжав в пальцах ножку бокала. Мордредов Гринграсс, даже проиграв, не желал отдавать мне крестника. — Или взяться за других нейтралов, если это поможет ему передумать!
— Не думаю, — с сомнением покачал головой блондин, вздохнув. — По поводу Поттера они до сих пор удивительно единодушны. Как я понимаю, это один из гарантов союза между людьми Альбуса и нейтралами. Возможно, Дамблдор еще пообещал что-то лично Гринграссу, тут не уверен, — Люциус пожал плечами, немного привалившись к стене. — В остальном они готовы договариваться. Если же мы начнем новое противостояние, то… сам понимаешь. Деньги любят тишину, и такая война вредит не только им.
— Да все я понимаю, — выдохнул я, восстанавливая ментальные щиты, бушевать посреди празднества мне не улыбалось. — Делай как будет лучше, доверюсь тебе. Что же до Эйвери, я с ним поговорю… После суда.
— Я слышал, что твой адвокат всё же продавил апелляцию, несмотря на все препятствия, — пригубил шампанского Люциус. — Как тебе это удалось? В смысле, пройти Гринграсса.
— Не то чтобы это заслуга адвоката… — поморщился я, вспоминая письмо Лавгуда, в котором он попросил о встрече в кафе.
* * *
Это произошло на следующий день после объявления результатов, то есть вчера. Утро начиналось как нельзя лучше — «легкий» английский завтрак, приготовленный Кричером, тренировки и курс зелий, уже даже не казавшихся такими противными. К тому же Андромеда и Тед уже собирались обратно, из своего отпуска, и старому дому недолго ещё было оставаться пустынным, даже старик Кричер был весьма доволен таким обстоятельством.
За завтраком я обычно разбирал почту, так что сразу увидел написанное неразборчивым почерком Ксенофилиуса письмо с просьбой о встрече. Никаких намеков, о чем пойдет беседа, в записке не содержалось, но я всё же понадеялся, что Ксенофилиус, а точнее — его жена, решилась наконец присоединиться к нашему альянсу. За прошедшее время я зарекомендовал себя только как меценат и, в целом, человек, поддерживающий реноме джентльмена. Возможно, это побудило их изменить свое решение?
К сожалению, я всё же ошибался.
* * *
— Здравствуй, Ксенофилиус, — протянул ладонь для рукопожатия знакомому магу. Он сидел на том же месте в кафе Фортескью, где мы встретились в прошлый раз. Вид его был, как всегда, отстраненным, отсутствие присутствия, но в этот раз словно бы даже больше обычного, но описать, в чём именно это выражалось, я затруднялся. Тем не менее, Ксено был один, и вдруг я наконец понял, что послужило поводом для нашей встречи.
— Знаете, лорд Блэк, — поднял он отсутствующий взгляд, проигнорировав мою зависшую в воздухе руку. — Жизнь иногда преподносит нам знаки, которые говорят о нашей судьбе. Эти знаки — словно указатели на перекрестках дороги времени. Нужно просто их правильно прочесть… Почти всегда они предстают в нелепой форме, в виде звуков, ощущений, забытых вещей, неожиданных встреч, случайных слов. Но иногда — этот указатель настолько огромен и чёток, что разум отказывается поверить в то, что кажется довольно очевидным, если подумать несколько шире…
— Что-то случилось? — воспользовавшись небольшой паузой, хмуро спросил его напрямую, желая, и в то же время подсознательно не тяготея слышать ответ.
— Вы и сами прекрасно знаете, Лорд Блэк, — грустно улыбнулся мужчина. —
Ведь именно вы стали тем указателем, в слова которого было сложно поверить…
Слов не собралось на кончике языка, и я только выдохнул бессильное:
