— Я могу посмотреть! — шутливо предложил один из бойцов.
Белобрысый, который сидел, сжав зубы, так глянул отчего-то на него, что тот прикусил язык. Я не обратила внимания. Меня занимало другое.
— Ты маму проверила, как меня, на анализ? — спросила я.
— Угу... — кивнула Юля. — Умудрилась взять... Если бы это был папаша, пришлось бы ему на основании этих данных платить алименты...
Я замолчала.
— А дальше ты знаешь... — сказала Юля. — Ты стала в результате ожога немного странной, и поэтому болталась непонятно где, часами застывая в этой чертовой малине-бильярдной. Ты стала играть, Иван полюбил тебя, такую одинокую, как своего ребенка. И втянул тебя, а значит и меня, в самое гадское преступное кубло той ушедшей страны, в самую гущу, верхушку криминального мира, которую и в тюрьмах то не сыщешь...
— Гад! — раздался чудовищный удар, треск и рев голоса. Я резко обернулась — кто-то, может белобрысый, разбил ударом руки вертолетную седушку, хоть это и невозможно. Лицо его было искажено болью, он приподнимался...
— Успокойтесь, девочки! — быстро сказал нам один из его бойцов, бывший рядом. — Это мы поспорили, а на него временами находит...
Я пожала плечами и замолчала.
Я просто молча смотрела в окно. Мне надо было подумать. Или просто постоять вот так. Чтоб сердце перестало биться как бешенное. Я называла это — подумать. Я просто стояла, стояла, и смотрела, смотрела... И молчала, молчала...
— Что больно? — услышала я, как боец белобрысого хлопнул того по спине. Странно, — подумала я. Лицо белобрысого было искажено страданием. Они вели беседу очень тихо, и я не слушала их, пропуская слова мимо сознания.
— Мммм... — тот застонал. — Ты не понимаешь, что это такое... Это же не вернуть никогда. Я не видел...
— Ты никогда не увидишь, как они шли в первый класс, кончали школу... — ухмыльнулся тот.
Белобрысый замахнулся на него. Они мне мешали, дурацкие люди. Мне хотелось побыть одной, просто побыть одной.
Я сама не понимала, что со мной происходит. В сердце была и тоска, и клубок непонятных терпких и невыносимых чувств, к которым я не привыкла.
— Куда мы летим? — спросила Юля. — Нас не собьют? Или мы летим в место, где нас никто не станет искать?
Я медленно глянула вниз в окно. Под нами была Москва.
Я вздрогнула.
— Да, они действительно не подумают, что мы сюда можем прилететь, ибо это значило бы нам самим лечь на гильотину... — я меланхолично стала тыкать пальцем в странный телефончик, что я отобрала из рук убитого человека, что командовал, — и поэтому не собьют нас?
— Что ты хочешь делать? — мрачно спросила Саня, отбирая у меня странную трубку и включая ее.
— Позвонить брату, чтобы он составил за меня завещание... — лениво сказала я.
Белобрысый отобрал аппаратик у Сани.
— Где он?
— В Германии временно... — равнодушно ответила я.
— Вот, бери! — белобрысый, странно глядящий на меня и на Юлю, включил аппаратик, что-то понабирал на нем, и протянул мне, странно пронзительно глядя в мои глаза.
— А говорили, связь не работает... — набрав номер и поднося к уху аппарат, разочаровано сказала я, поняв, что телефон отлично работает.
Напрасно я это сказала. Все мужчины в вертолете словно взорвались, хватаясь за свои телефоны и рации. И уже никого и ничего не видели.
— А я то, глупая, думала, что нас потому не сбили, что они и тут во всех диапазонах радио глушат, даже радиолокаторы... — в одиночестве продолжила я, и совсем расстроилась. Потому что похороны, оказывается, могли состояться в любую минуту, а со мной даже никто не поплакался.
Но меня никто не услышал. Они точно прозрели, что есть связь, будто я их ткнула носом. В то, что они должны были сделать сами. Даже белобрысый. Они выхватывали странные аппаратики, которые не были в продаже никогда и ни в одном магазине, нажимали странные коды, говорили странные цифры.
— 984-396, — кричал в трубку белобрысый, сразу забыв про печаль. Он еще что-то орал про форс-мажорные обстоятельства, рекомендовал посмотреть СNN...
— И двенадцатый канал... — тихо добавил корреспондент.
Я наблюдала за всеми.
— Ты уже перекачал информацию? — спросил корреспондента белобрысый, обернувшись к нему и закрыв трубку. — Как только понял, что вышли?
Корреспондент кивнул.
— Уже показывают... Такие кадры в Америке с такими персонажами пускают в эфир прямо... — он замолк. — А камера сама связывается с базой при разрыве, если не блокировать специальной кнопкой...
Белобрысый отвернулся и что-то быстро тараторил своему собеседнику.
— Посмотри сам, чтоб понять что произошло... — бросил белобрысый зло. — Мы оттуда чудом вылезли живыми, и у меня к тебе еще куча вопросов...
Судя по звукам, которые я слышала вокруг у телефонов, с той стороны трубок кино по телевизору уже смотрели. Или прямо сейчас смотрели.
— Я тебе подтверждаю лицо, которое встречает, он сказал код... — кричал белобрысый в трубку, очевидно, комментируя кино по телевизору. И слыша его звуки экрана даже в трубке.
Судя по тому, как звучала для меня матерно трубка белобрысого, генерал оценил виденное и персонажей.
Из трубки белобрысого донесся дикий крик. Очевидно, он оценил и сюжет.
Юля тихо села рядом со мной.
— Ты уверена, что не нужно пришить их всех? — тихо спросила она меня. — Они странные и опасные, а белобрысый так вообще псих, он так себя вел!
Уловивший это белобрысый так сверкнул на нас глазами, что, почему-то, мы обе послушно уселись рядочком, точно маленькие дочки.
Я уронила голову на руки.
— Что там такое показывают, что они все стали на уши? — спросила Юля. — В трубках сплошная матерщина и приказы...
— А у нас тут в вертолете и телевизор есть... — отозвался один из спокойных бойцов из глубины вертолета. — Плазменная панель, правда, я не знаю, где она включается...
Юля, на правах "хозяйки", подошла и включила его.
— Я тут уже была раз... — сказала она успокаивающе бойцам.
Я же уже сидела так же, только в руке был пистолет с глушителем, направленный на нее.
— Успокойся! — резко сказала она мне. — У меня тут не спрятано оружие... И вообще, когда ты его вынула?!
— И вообще ты вынула что-то из сиденья, когда ударилась об него, вложив в карман, я не заметила какой пистолет... — буркнула равнодушно я, не опустив свой пистолет.
— Ты же не смотрела! — возмущенно сказала Юля. — У тебя что, глаза на затылке!
Пока она возмущалась и оглядывалась на меня, один из бойцов белобрысого с той его зверской реакцией защелкнул у нее на руках наручники, пока другой держал ее на мушке.
— Это что вы меня лапаете? — завопила Юля, не ожидавшая нападения с обеих сторон со стороны бойцов, когда ее пристегнули к трубе.
— Незачем пихать себе куда не надо всякую гадость... — буркнула я. — Саня, обыщи ее, у нее что-то у ноги опять примотано.
— Этого растяпу-генерала, который бросил оружие на сиденье, я б убила... — в сердцах сказала Саня, отнимая у Юли пистолет генерала и зловеще глядя на молодого генерала, ожесточенно беседующего о чем-то по телефону.
— Да, занимательная картинка... — вдруг сказал один из бойцов, глядя на плазменный экран встроенного телевизора.
— Отойдите, я еще этого не видел... — мрачно сказал белобрысый, подойдя с телефоном прямо к экрану.
Но, приблизившись к экрану, он отшатнулся.
— О, Боже!
— Это что, боевик? — ехидно поинтересовалась Юля. А потом вдруг замолкла: — Похоже на документальную запись... Операторы поставили бы поэффектнее... — наконец сказала она. — Как страшно бьет тот пулемет, какая-то дьявольщина.
Я молчала.
А Юля вдруг дернулась, забыв, что прикована.
— Обождите, я уже видела сегодня эти машины и этих людей! — закричала она. — Это же запись убийства! Кто-то адски безжалостно уничтожает их...
Я мельком подняла глаза. Там что-то ухало. Потом крупным планом корреспондент показал людей у самолета, их лица каждого, а потом снова взял бой с максимальным приближением.
— О Боже... — тихо сказала Юля.
Я взглянула на экран.
Крупным планом показали Саню сбоку, с перекошенным лицом непрерывно строчившую по машинам из пулемета.
— Она же не целится с такого расстояния! — удивленно воскликнул белобрысый.
— Спасибо, Саня, — тихо сказала я, ибо было видно, что она просто отвлекает их.
— Это тебе спасибо, — сказал вдруг по-человечески тихо молодой генерал, — мы, честно говоря, собирались уже умереть с достоинством и подбить перед смертью хотя бы две машины, но на это мало кто надеялся, честно сказать, кроме вашего бойца...
— Шестьдесят одна... — сказал один из бойцов белобрысого. — Шестьдесят одна машина уже сбита на экране, я считаю... Непонятно, правда, как они не засекли до сих пор пулеметчика, впрочем, о ее реакции и скорости я молчу... Какое элегантное решение!
— Там солнце било им в глаза, — хладнокровно сказал корреспондент. — И у них не было связи, с нашей стороны стреляли, они были нацелены на самолет и психологически не понимали...
— ...и умирали слишком быстро... — мрачно сказал белобрысый. А потом ахнул. И дернулся к экрану. Там вышел танк.
Я устало отвернулась.
— Ты никуда больше не пойдешь!!! — жестко сказал белобрысый мне, закрыв рукой телефон. — Эти танки...
— Убью Ивана... — сказала Саня. — С этой пукалкой на танки... Я просто померла, когда этот танк вышел... Стою и молюсь, и патроны кончились... — она чуть не зарыдала.
На экране стрельба смолкла, и стало слышно рычание тяжелого мотора.
Я молчала.
— Кто этот стрелок? — заворожено спросила Юля. — Они отослали меня, но я слышала, как они называли его Адское Пламя и говорили, что он поставил абсолютно непроходимый барьер... Теперь я понимаю, о чем речь!
Она внимательно оглядела всех.
Белобрысый подошел и отстегнул Юлю, сняв с нее наручники.
— Иди к сестре... — хмуро буркнул он. — И не делай больше глупых поступков... Тут все профи, державшие тебя под прицелом... Если твоя сестра не всадила тебе в голову пулю с одного выстрела, то это произошло, наверное, просто из-за того, что она еще не освоилась, что у нее есть сестра и она хочет узнать, что ты должна была сделать под ее именем...
Юля все равно взглянула на экран, и вдруг ахнула. Каким-то чудом через увеличение и приближение оператор сумел дать лицо пулеметчика.
— Это же я! — ввизгнула она, и вдруг прикусила язык.
На экране все кончилось очень быстро. Ведь, на самом деле, все занимало считанные минуты.
Юля напряженно вглядывалась в лица на экране, которые были достаточно хорошо узнаваемы, хоть и передние планы были не такими, как при интервью.
Я смотрела на Юлю. Лицо ее странно менялось. Я даже испугалась.
— Говори, кто ты такая!? — вдруг заорала зверски она, и, вцепившись в мою одежду, стала с меня ее срывать, раздевая при всех догола.
Я отчаянно визжала. И сопротивлялась бесстыдному обнажению прямо при всех.
Но, когда она стала срывать штаны, я стала драться...
Белобрысый растащил нас обоих.
— Говори, кто ты такая! — заорала Юля во всю глотку, отчаянно сопротивляясь ему и рвясь ко мне. — Ты же Пуля и по запаху, и по меткам, и метка на ноге с номером у тебя есть! Я выведу тебя на чистую воду!! Кто стрелял и командовал, ты же дура!!! Ну?!?
Я поспешно одевалась, отчаянно ругаясь и покраснев, как рак, в стороне. Бормоча про себя обиженно и непонимающе.
— Ты ненормальная! — наконец, возмущенно заявила я с красным от злости лицом, натягивая штанишки. — Ты извращенная, я про таких читала!
— Конечно, станешь тут извращенной, — завыла Юля, — если мне приходилось знакомиться с каждым, каждым твоим парнем, прежде чем к ним подходил громила и вежливо отшивал их от тебя... Да у меня своей жизни то не было, я должна была повторять тебя!
Я выкрикнула ругательство сквозь слезы.
— Я нормальная, а ты... — заорала Юля. — Ты ненормальная, а мне приходилось из сил лезть, чтоб эти ученые меня поцеловали!
Я взвыла.
— То-то они меня считали сумасшедшей, и смотрели с такой жалостью, когда у меня из памяти выпадали встречи! — рассердилась на нее я. — Я теперь понимаю, почему брат говорил, что я вне дома и дома есть два разных человека и рекомендовал мне видного психиатра в мужья, который как раз бывал у нас дома! И скорей жениться... Подумать только, несколько под одним именем!
Я просто ревела.
А Юля вдруг ахнула.
— Несколько под одним именем!?! — хлопнула она себя по лбу, словно догадавшись. — О Боже, как я не сообразила, что за такое время наблюдение вполне можно было перекупить, к тому же оно ослабло... Так значит, ты наняла некую дуру, сделала ей пластическую операцию, а я повторяла, как дура, за какой-то сумасшедшей... — она угрожающе приблизилась ко мне.
Я очнулась. Это мне очень не понравилось.
— Я еще и оправдываться перед тобой должна, — закричала я, — за то, что ты за мной следила и подменить меня хотела! — я затопала ногами. — Так тебе и надо, паршивка мерзкая!
— Это ты меня втянула в это с детства! — заревела Юля, совершенно не обращая внимания на окружающих. — Кто с мерзкими бандитами связался!?! Из-за тебя я оказалась в центре всякой дряни... — она отчаянно зарыдала. — У меня не было нормальной жизни, я должна была смотреть кинопленки с тобой и запоминать тебя! И слушать, слушать, слушать... Я свихнулась, ты мне везде мерещилась, подумай — остаться нормальной, если мне приходилось постоянно думать о тебе, тебе, только о тебе... Я люблю сестру, а она даже не знает обо мне!
Я замолкла и тоже заревела.
Глава 32.
Мы совсем забыли про окружающих и видели только друг-друга, крича на весь вертолет что попало.
— Успокойтесь, — тихо сказал белобрысый, обнимая и притягивая обоих, оставив на столе свой мобильный. И жестко проговорил, будто отрезал: — Никаких связей с криминальным миром у вас больше вообще не будет!
Мы обе синхронно удивленно подняли на него изумленные глаза.
— Нас что, изолируют? — ехидно спросила Юля, отстраняясь от него синхронно со мной. — Меня так вообще убьют... Кому нужна неудачная игрушка? — она зло и отчаянно разрыдалась. — Теперь я использованный материал, хоть и потратили столько на операции... Пуля возьмет банк, на меня будет охотиться пол России, ибо я слишком много знаю...
Белобрысый почему-то заскрежетал зубами.
Я же, успокоено усевшись, меланхолично вынула свой черный странный аппаратик из кармана.
Юля вдруг внимательно уставилась на аппаратик, как завороженная.
— Ты его любила? — печально спросила я в сторону, вертя в руках свой новый телефон и вспоминая его хозяина.
Она ахнула, разглядев его.
— Он что, его выронил? — недоуменно спросила она. — Ну, так знайте, этот человек не простит вам этого никогда, даже если вам и удалось с такими жертвами прорваться в вертолет. Он подымет всю Россию, но вас жестоко убьют... Вы даже не понимаете, с кем связались... Да и остальные его сподвижники, которых вы разогнали, вам не простят — авторитет не позволит...
